Августин, блж. Об обучении оглашаемых (2)

13 (1) Если мы больше стремимся почитать или послушать уже готовое и лучше сказанное и нам поэтому скучно приноравливать свои слова к данному случаю, причем без уверенности в успехе, то пусть только душа твоя не отходит от истины. Не беда, если слушателя твоего заденет что-то в словах твоих: он тут же поймет, что если суть усвоена, то совершенно безразлично, была ли твоя речь менее чистой, и звучала ли менее выразительно — звучала она ведь затем, чтобы он понял суть. (2) Если же, по человеческой слабости, ты отойдешь от самой истины — при обучении невежд, когда надо держаться самой избитой дороги, это, правда, случается очень редко — если же все-таки случится, и как раз это заденет слушателя, то мы должны считать, что случилось так только потому, что Бог хочет испытать нас: спокойно ли сознаемся мы в своей ошибке: да не впадем, защищая свое заблуждение, в заблуждение еще большее. Если никто нам этой ошибки не укажет, и ни мы, ни слушатели наши ее не заметили, то печалиться нечего — только бы не повторить ее. (3) Чаще всего мы сами, переделывая свою прежнюю речь, что-то в ней охуждаем, даже не зная, как она была воспринята; но особенно огорчаемся, если горим любовью и видим, что наша лож- 35 ная мысль воспринята была с удовольствием. Поэтому, улучив удобный случай, постараемся (мы ведь в тишине сами себя охуждали) постепенно исправить и тех, кого не Божии слова, а наши собственные натолкнули на ложные мысли. (4) Если же нашему заблуждению радуются ослепнувшие в безумном злорадстве сплетники, хулители, люди ненавистные Богу, то да послужат они нам к воспитанию терпения и милосердия: ведь и Господь терпением Своим доводит их до раскаяния. Что отвратительнее, что больше собирает гнев на день гнева и праведного суда Божия, как не радость чужой беде, которой, на беду себе, подражаем мы дьяволу и уподобляемся ему? (5) Иногда всё сказано верно и правильно, но что-то непонятно, или же мысль, несогласная с мнением слушателя и его привычным, застарелым заблуждением, резнула его самой своей новизной, — он задет и смущен. Если это обнаружилось, и он поддается лечению, то его надо лечить без промедления, приведя ему множество авторитетных соображений. (6) Если он молчит, затаив обиду, помочь Своим лекарством может Господь. Если же он кинется прочь и откажется от врачевания, утешимся примером Господа: когда люди, задетые Его словами, будто бы жестокими, отошли от Него, он сказал оставшимся: «не хотите ли и вы уйти?» (7) Следует крепко-накрепко запомнить и никогда не забывать, что Иерусалим, плененный Вавилоном века сего, по истечении времени освобожден будет и никто оттуда не погибнет; кто погиб, тот был не оттуда. «Твердо стоит основание Божие, и запечатлено на нем: знает Господь своих, и да отступит от неправды всякий, призывающий Имя Господне». (8) Думая об этом и призывая Бога в сердце наше, мы будем меньше беспокоиться о том, что нам неизвестно впечатление от нашей речи, ибо неизвестны и чувства слушателей; нам будет радостно, творя дело милосердия, терпеть тяготы (если мы не ищем в этом своей славы). Тогда только дело будет хорошим, когда работника гонит на него любовь, и он, сделав его, отдыхает в этой любви, словно вернувшись к себе домой. (9) Мы говорим лениво и скучно, потому что есть книга, доставляющая нам удовольствие, или же нам скорее хотелось бы слушать прекрасную проповедь, а не произносить свою, но ведь всё это встретит нас — и мы будем веселее, и всё после работы покажется приятнее. С большей уверенностью будем мы просить Бога возвещать нам то, что мы хотим, если радостно возьмем на себя возвещать слова Его так, как можем; вот и оказывается, что для любящих Бога всё ведет к добру. 14 (1) Если нам опротивело всё время повторять слова привычные, приноровленные к детскому пониманию, то приноровимся сами к этим детям, полюбив их братской, отцовской, материнской любовью; соединим сердца наши, и эти слова даже нам покажутся новыми. Такова сила сочувствующей души: когда их трогают наши слова, мы, пока они учатся, вселяемся в них, а они в нас; слушатели словно говорят в нас, и сами мы как-то в них учимся тому, чему учим. (2) Разве обычно не случается так: часто видя в городе и в деревне места обширные и прекрасные, мы проходим мимо, не испытывая уже никакого удовольствия; когда же мы показываем их тем, кто их раньше не видел, то, от их восхищения новым, оживает и наше восхищение? чем ближе нам эти люди, тем это чувство сильнее: поскольку, любя их, мы в них живем, постольку и для нас старое становится новым. (3) Но если созерцание предметов способствовало нашему преуспеянию, то мы не захотим радовать и приводить в изумление тех, кого любим, предлагая им вглядываться в дела рук человеческих; мы захотим поднять их: показать искусство и замысел самого Устроителя, а затем вознести их к вос- 36 хищенному восхвалению Бога, Творца всего — это полное завершение любви. (4) Насколько сильнее должны мы радоваться, когда люди приходят, чтобы узнать Бога, ради Которого надо знать всё, что стоит знать, когда можно освежиться свежестью их восприятия настолько, что наше обычное холодное изложение согревается от их необычного внимания. (5) И еще прибавит нам радости мысль о том, что человек от мертвящих заблуждений перешел к животворящей вере. И если мы весело шагаем по самым знакомым улицам, потому что случилось помочь человеку и показать усталому и заблудившемуся дорогу, то насколько бодрее и радостнее должны мы пройти из конца в конец по этому спасительному учению, хотя нам и не нужно объяснять его вновь? жалкую, усталую от мирских заблуждений душу мы выводим на пути мира — и по велению Того, Кто поручил ее нам. 15 (1) Бывает, действительно, очень трудно довести речь до назначенного себе конца, когда мы видим, что слушатель остается бесчувственным — потому ли, что не осмеливается ни словом, ни жестом выразить свое одобрение из религиозного страха, или сдерживает себя по человеческой застенчивости; может быть, он не понимает наших слов, может быть, относится к ним с пренебрежением. В чем дело, нам неизвестно; душу его мы не видим и должны в своей речи испробовать всё, что сможет его разбудить и словно вытащить из норы. (2) Чрезмерный страх, мешающий обнаружить свое суждение, надо прогнать ласковым уговором; умерить застенчивость, твердя о братском общении; задавая вопросы, поискать, что ему непонятно, и внушить уверенность, что он может свободно возражать, если ему это покажется необходимым. (3) Надо выспросить, не слышал ли он уже когда-то то же самое, — и, может быть, слова наши, как нечто общеизвестное и знакомое, его и не трогают. Поступать надо в соответствии с его ответом: говорить проще и яснее; опровергать мнения противоположные; на том, что известно, долго не задерживаться, а пересказать это кратко и сжато. Выберем из Священного Писания — особенно для рассказа — что-нибудь, что имеет таинственный смысл; объясняя и раскрывая его, мы можем сделать свою речь такой приятной. (4) Если же наш слушатель очень туп и невосприимчив к наслаждению такого рода, то надо милосердно потерпеть его; кратко пробежать остальное и вбивать, пугая будущим судом, самое необходимое: о единстве Православия, об искушениях, о христианском образе жизни. Надо больше говорить о нем Богу, чем ему о Боге. 16 (1) Часто бывает, что вначале человек слушал охотно, а затем, устав слушать или стоять, раскрывает рот не для хвалебных слов, а для зевка, невольно тем обнаруживая, что хочет уйти. (2) Заметив это, дадим отдохнуть его душе: приправим наши слова веселой шуткой, пристойной и подходящей для нашей темы, расскажем о чем-нибудь удивительном и потрясающем или печальном и горестном, а главное — поговорим о нем самом, чтобы он встрепенулся, смущенный заботой лично о нем — нельзя при этом задеть его самолюбие какой-нибудь резкостью, а надо расположить к себе дружеским обхождением и помочь, принеся сидение. Несомненно, лучше сделать так, — где сделать это благопристойно, — чтобы слушатель с самого начала сидел. В некоторых заморских церквах существует очень разумный обычай: священники не только говорят, сидя, но и сами предлагают народу сиденья: нельзя, чтобы человек слабый, устав от стояния, отвратился от своего самого здравого намерения или был даже вынужден уйти. (3) И очень важно различать, выбирается ли из толпы, чтобы передохнуть, человек уже связанный с ней общностью таинств, или уходит 37 тот, кого надо впервые к таинствам приобщить: чаще всего он уходит потому, что вынужден уйти, — иначе он свалится от недомогания; сказать, почему он идет, ему стыдно, а стоять не позволяет слабость. Говорю это по опыту: один крестьянин ушел в то время, как я наставлял его в вере. Для меня это был урок большой внимательности. (4) Можно ли в самом деле терпеть наше чванство: взрослым людям, братьям нашим, и тем, кого сделать себе братьями должно быть главной нашей заботой, мы не позволяем перед нами сидеть, а ведь Самого Господа нашего, которому прислуживают ангелы, женщина слушала, сидя. (5) Если, конечно, проповедь будет краткой, или место не приспособлено для сидения, тогда пусть слушают стоя, но только в том случае, если слушают много людей, и это не новоначальные. Если же пришли стать христианами один, двое или несколько человек, то говорить с ними, оставив их стоять, опасно. (6) Если, однако, мы уже так начали, то, заметив, что слушатель томится, предложим ему сейчас же сидение, больше того, заставим его сесть и расскажем что-нибудь, что его освежит и даже прогонит заботу, если она вдруг ворвалась в его душу и отвлекла от слушанья. (7) Так как нам неизвестно, почему он молчит и не слушает, то, когда он уже сел, расскажи ему весело или с печалью что-нибудь в осуждение мирских, внезапно возникающих помыслов. Если как раз они занимали его ум, то они уйдут, словно обвиненные поименно; если дело не в них, и он просто устал слушать, и мы скажем о них, будто дело именно в них, что-нибудь неожиданное, из ряда вон выходящее, то внимание оживится. Только говори коротко — особенно если вставляешь что-то вне общего плана,— чтобы болезнь скуки, которую мы хотим излечить, не усилилась от самого лекарства. И с остальным следует поспешить; надо пообещать и показать, что скоро конец. 17 (1) Если же ты сокрушаешься потому, что тебе пришлось оставить другое дело, которому, как более необходимому, ты отдавался всей душой, и ты, помрачнев, обучаешь вере так, что тебя противно слушать, то подумай вот о чем: не будем говорить об известном нам правиле: в чем бы ни выражалась наша деятельность среди людей, она должна быть проникнута состраданием и самой искренней любовью — не будем говорить об этом правиле, но ведь неизвестно, что нам полезнее делать и где уместнее приостановиться, а то и вовсе остановиться. (2) Мы ведь не знаем, каковы перед Богом заслуги тех людей, для которых мы работаем; о том, что им сейчас полезно, мы вовсе не догадываемся или строим очень шаткие и неверные предположения. Поэтому порядок наших дел мы должны устанавливать, памятуя о мере нашего разумения; если мы смогли выполнить всё, как наметили, то порадуемся, что по Божией воле (не по нашей) всё в таком порядке и делалось. Если же, по какой-то необходимости, этот порядок наш будет спутан, давай легко согнемся, чтобы нам не сломаться; пусть своим станет для нас порядок, который Бог предпочел нашему. Правильнее ведь, чтобы мы повиновались Его воле, а не Он нашей. И порядок, в котором мы располагали наши дела и которого хотели по своей воле придерживаться, заслуживает, конечно, одобрения только в том случае, если более важное поставлено впереди. (3) Мы, следовательно, печалимся, что Господь Бог в Его могуществе стоит впереди людей, и по любви к своему порядку стремимся утратить всякий порядок в жизни? Лучше всего располагает свои дела человек, который с готовностью отказывается от дела, запрещаемого Божественной властью, а не тот, кто жадно хватается за дело, измышленное человеческим умом. «Ибо много мыслей в сердце человека, совет же Господень остается на века». 38 18 (1) Если душа твоя в смятении от каких-то неурядиц в Церкви и поэтому речь твоя не может быть спокойной и приятной, то всё же надлежит иметь такую любовь к тем, за кого умер Христос, пожелавший своей кровью искупить их от смерти, следствия мирских заблуждений, что самая весть нам, сидящим в печали: «тут вот какой-то человек желает стать христианином» должна утешить нас и разогнать нашу печаль: ведь радость от прибытка смягчает печаль от убытка. (2) Мы огорчаемся, что кто-то преткнулся, только в том случае, если думаем или видим, что он погибает сам или через него погибает другой, слабый человек. (3) И человек, пришедший вступить в Церковь и подающий надежду на преуспеяние, да сотрет печаль об ушедшем. И если в нас затаился страх, как бы прозелит не оказался сыном геенны — много таких толчется у нас перед глазами; от них-то и идут все жгучие неурядицы, — то это должно нас не приостанавливать, а скорее ободрять и подстрекать. (4) Будем убеждать наставляемого, да остерегается он подражать тем, кто христиане только по имени, а не по существу; смущенный их множеством, да не захочет идти за ними и откажется ради них идти за Христом; да не откажется остаться в Церкви Божией, где есть и они, да не захочет быть в ней таким, как они. (5) Не знаю, каким образом, но эта, увещательная, речь наша становится горячѐй; наша боль разжигает этот огонь; мы не медлительны; слова наши пламенны и сильны; будь мы в спокойном состоянии, мы говорили бы более холодно и вяло. Порадуемся же, что нам дан случай пережить душевную тревогу, принесшую плоды. 19 (1) Если же охватывает нас печаль: в чем-то ошиблись, в чем-то согрешили, то вспомним не только: «жертва Богу дух сокрушен», а также и другие слова: «как огонь водой, так грех погашается милостыней». И еще: «милости хочу, а не жертвы». (2) Если у нас пожар, мы кинемся, конечно, за водой, чтобы его залить, и будем благодарны человеку, который покажет ее по соседству; если из нашего сена пробилось греховное пламя, и мы в смятении — и вдруг представляется случай совершить дело милосердия, — возрадуемся, словно показан источник, черпая откуда потушим огонь. Не будем, однако, глупцами: не подумаем, что надо кинуться скорее с хлебом, чтобы насытить желудок голодного, а не со Словом Божиим, чтобы наставить душу вкушающего это слово. (3) Добавим к этому: не думай, будто поступить так — на пользу, а не поступить — не ко вреду; на горе себе отвергнем мы предложенное лекарство: в опасности ведь спасение — даже не ближнего, а наше собственное. (4) Как грозно звучат слова Господа: «раб негодный и ленивый, ты мог отдать деньги мои менялам!» Не безумие ли, чувствуя, как грех нас душит, снова хотеть грешить и не отдать денег Господних желающему и просящему? (5) Разогнав такими мыслями и соображениями туман скуки, настроимся на преподавание, дабы с удовольствием впитывались слова, неутомимо и радостно рвущиеся от преизбытка любви. (6) Это не столько говорю я тебе, сколько всем нам говорит сама любовь, влитая в сердца наши Духом Святым, нам данным. 20 (1) Теперь я сделаю и то, чего не должен был делать, не дай раньше обещания. Ты, может быть, и требуешь это с меня, как долг: развернуть перед тобой и дать тебе для изучения образчик проповеди, с которой я бы обратился к новоначальному. (2) Прежде чем я начну, подумай, пожалуйста, о том, что у автора, 39 диктующего свое произведение для будущего читателя, намерения одни, а у проповедника, обращающегося к стоящему перед ним слушателю, другие; и у него они разные в зависимости от того, увещевает ли он кого-то с глазу на глаз, когда судить о его словах некому, или учит чему-то в окружении инакомыслящих слушателей; поучает ли одного, а прочие только слушают уже знакомое им, обсуждают и подтверждают его слова; или все сообща ожидают речи, обращенной к ним ко всем; усаживается ли он и завязывает своего рода частную беседу или будет говорить с возвышения, а весь народ в молчании внимательно станет глядеть на него одного, ожидая, что он скажет. В этом случае очень важно, много присутствующих или мало, образованные это люди или невежды, или в смешении одни с другими; горожане это или сельские жители или и те и другие; не очень ли разнообразен и состав всего народа. (3) Не может быть, чтобы все они действовали одинаково на собравшегося говорить; как на речь накладывает свой отпечаток чувство говорящего, и она действует на слушателей по-разному в зависимости от разницы между ними, так и сами они взаимно по-разному действуют друг на друга одним своим присутствием. (4) Так как у нас сейчас идет речь о том, как учить новоначальных, то я сам скажу о себе: я испытываю совершенно разные чувства, смотря по тому, вижу ли я перед собой в качестве ученика ученого или невежду, гражданина или чужеземца, богача или бедняка, человека частного или магистрата, занимающего некий пост; человека того или другого народа, того или другого возраста и пола, пришедшего из той или другой секты, от тех или других обычных заблуждений. И от разницы в моих чувствах зависит и начало, и продолжение, и конец моей речи. (5) И хотя с одинаковой любовью должно относиться ко всем, но одинаковое лечение ко всем применять нельзя; сама любовь рождает в муках одних, болеет с другими; одних старается поставить на ноги; трепещет обидеть других; к одним склоняется, к другим непреклонна; к одним ласковая, к другим суровая, никому не враждебная, она всем мать. (6) Человек, не испытавший той любви, о которой я говорю, считает нас счастливыми, ибо видит, что имя наше на устах толпы, восхваляющей нас (я доставляю ей удовольствие благодаря кое-каким данным мне способностям); Господь же, к Которому поднимаются вздохи окованных, да видит смирение наше и труд наш и да отпустит все грехи наши. (7) И если тебе что- то у нас нравится и ты хочешь наших замечаний на твою проповедь, то ты лучше усвоишь всё, видя за этим делом и слушая меня, а не читая написанное под мою диктовку. 21 (1) Предположим, что к нам пришел человек, который хочет стать христианином, человек простой, но не из деревенских, а горожанин, — с такими ты в Карфагене чаще всего и вынужден иметь дело. На вопрос, хочет ли он стать христианином ради каких-то выгод в здешней жизни или ради покоя, на который надеются после этой жизни, он ответил, что ради будущего покоя. Тогда мы наставим его, пожалуй, таким словом: (2) Возблагодарим Бога, брат; поздравляю тебя и радуюсь, что среди множества таких опасных бурь этого мира ты подумал о настоящей и верной безопасности. (3) И в этой жизни люди много трудятся, ища покоя и безопасности, и не находят, ибо извращены желания их. Они хотят найти покой в беспокойном и преходящем; оно уходит, похищаемое временем, тревожит страхом и печалью и не дает успокоиться. (4) Человек ищет покоя в богатстве: оно придаст ему гордости, но не отнимет забот. Разве мы не видим, сколько людей его внезапно потеряли, а сколько из-за него даже погибли, или в жадной погоне за ним, или, под бременем его, от руки людей более жадных? а если бы оно ос- 40 тавалось с человеком на всю его жизнь и не покинуло своего любителя, он сам покинул бы его, умирая. Долга ли у человека жизнь, если даже он доживет до старости? и желая себе старости, чего желают люди, как не длительной дряхлости? а что такое мирские почести? — чванство, пустота и угроза крушения. Поэтому в Священном Писанин и сказано: «всякая плоть — сено, и людская слава, как цветок из сена. Сено высыхает, опадает цветок; слово же Господне пребывает во веки». (6) Поэтому тот, кто хочет настоящего покоя и настоящего счастья, должен надеяться не на смертное и преходящее, а возложить надежды свои на Слово Божие: прилепившись к тому, что пребывает во веки, да пребудет и сам во веки. (7) Есть и такие люди, которые не ищут стать богатыми и не выпрашивают пустой пышности почетных должностей; они хотят отдыхать и веселиться в харчевнях и непотребных домах, наслаждаются жалкими театральными представлениями и зрелищами, которые в больших городах предлагаются даром. (8) Так они и проматывают свое скромное состояние и, гонимые нищетой, устремляются воровать, грабить, а иногда даже становятся разбойниками. И вот великий страх охватывает их душу: тем, кто недавно распевал в харчевне, начинает сниться тюрьма и рыдающие узники. (9) Люди, увлекающиеся зрелищами, становятся похожи на демонов: своими криками они стравливают людей: пусть, злобно состязаясь, убивают друг друга. Если бойцы, желая угодить обезумевшему народу, друг друга все-таки не задевают, и люди заподозривают их в сговоре, то они преисполняются к ним ненависти, гонят их, кричат, чтобы их избили палками, как обманщиков, и заставляют совершить эту несправедливость даже судью, наказывающего за несправедливости. Если же толпа видит, что те охвачены страшной взаимной ненавистью — будь то так называемые синты, актеры, певцы, возницы или охотники (этих несчастных людей посылают не только на людей, а заставляют их, людей, бороться и состязаться со зверями) — если она почувствует, что они обезумели в лютой вражде, она восхищается ими, любит их, поощряет стравленных и, поощряя, стравливают. Зрители болеют один за одного, другой за другого, неистовствуя сами против себя же, они безумны больше тех, чье безумие вызывают, и на кого, обезумев, хотят смотреть. (10) Может ли душа, питая себя враждой и соревнованием, остаться здоровой и мирной? Какова пища, такое и здоровье. (11) И наконец,— хотя нездоровая радость не есть радость, — но какова бы она ни была, как бы приятно ни было хвастать богатством, надмеваться почестями, объедаться в харчевнях, глядеть на соперничество в театрах, грязнить себя развратом и щекотать свою чувственность в банях,— всё это унесет первая же лихорадка, целиком забрав еще при жизни мнимое счастье. Останется сознание пустоты и совесть в ранах: человек поймет, что Бог, Которого он не хотел иметь Хранителем, станет Судьей, и сурового Господина найдет он в Том, Кого не удосужился найти и полюбить, как нежного Отца. (12) Ты же ищешь истинного покоя, который обещан христианам после этой жизни, и ты вкусишь его сладость даже здесь, среди горьких тягот этой жизни, если возлюбишь заповеди Того, Кто этот мир обещал. Ты быстро почувствуешь, что плоды правды слаще тех, которые взращивает несправедливость; что чистая совесть доставляет больше настоящей радости среди бедствий, чем худая среди наслаждений; и не затем пришел ты соединиться c Церковью Божией, чтобы чем-то от нее временно попользоваться. 22 (1) Некоторые хотят стать христианами, чтобы выслужиться перед людьми, от которых ожидают временных благ, или не желая обидеть тех, кого боятся. (2) Это отбросы; Церковь терпит их до времени - так 41 и мякина лежит на току, пока не пришло время веять; если они не исправятся и не станут христианами ради будущего вечного покоя, они будут в конце отделены. Пусть не ласкают себя мыслью, что могут оставаться на току вместе с пшеницей Господней: они не попадут вместе с ней в закрома, а предназначены заслуженному огню. (3) Есть люди, подающие большие надежды, но находящиеся в опасности не меньшей: они боятся Бога, не издеваются над именем христианина, вступают в Церковь Божию без притворства, но они ждут счастья в этой жизни, рассчитывают быть на земле счастливее тех, кто не чтит Бога. И когда они видят преступников и безбожников в силе и блеске земного благополучия, а его у них меньше, или они его лишились, они смущаются, словно нет у них основания чтить Бога, и легко отпадают от веры. 23 (1) Тот, кто ради постоянного блаженства и непреходящего покоя, обещанного святым после этой жизни, хочет стать христианином, чтобы не пойти в огонь вечный вместе с диаволом, но вступить в Царство Вечное с Христом, тот настоящий христианин. Он осмотрителен в искушениях, боится стать хуже в счастьи и сломаться в несчастьи; среди обилия земных благ он скромен и умерен, среди бедствий мужествен и терпелив. (2) Человек, который, преуспевая, дойдет до такого состояния, что будет больше любить Бога, чем бояться геенны, так что если бы Господь Сам сказал ему: «пользуйся во веки плотскими наслаждениями, греши как только можешь — ты не умрешь, не попадешь в геенну, но только не будешь со Мной»,— он придет в ужас и перестанет со- всем грешить не из страха, чтобы не случилось то, чего он боялся, а чтобы не обидеть Того, Кого он так любит, — в Нем же Едином покой, которого ни глаз не видел, ни ухо не слышало, и не восходило на сердце человека, что приготовил Господь любящим Его. (3) Этот покой имеет в виду Писание и не умалчивает о нем: в самом начале мира, когда Бог создавал небо и землю и всё, что на них. Он был занят шесть дней, а в седьмой опочил. (4) Всемогущий мог создать всё в одно мгновение: Он ведь не работал, чтобы опочить, ибо «сказал — и сделалось; повелел — и сотворилось», но чтобы показать, что после шести периодов, пережитых этим миром, Он опочиет в седьмой период, как в седьмой день, среди святых Своих, и сами они упокоятся в Нем после всех добрых трудов, совершённых в служении Ему; через них творил Он, Который зовет и наставляет и отпускает прошлые грехи и оправдывает прежнего беззаконника. (5) Они хорошо трудились, ибо это было даровано Им, и потому правильно сказать, что это Сам Он трудится; и когда они почивают в Нем, правильно сказать, что почивает и Он Сам. Что до Него, то Он передышки не ищет, ибо не чувствует труда. (6) Всё сотворил Он словом Своим, а Слово Его — Сам Христос, в Котором почивают в святом молчании ангелы и все небесные чистейшие духи. (7) Человек, согрешив, пал и потерял покой, который имел в Нем, Боге, и получил обратно в Нем, Человеке; поэтому в свое время, — Он знал, когда этому надлежит быть, — Он стал человеком и родился от Женщины. Не мог быть запятнан плотью Он, пришедший скорее затем, чтобы очистить плоть. (8) Святые в древности знали, по откровению Духа, что Он придет, и пророчествовали о Нем, и спаслись верой в будущее Его пришествие, как и мы спасаемся верой в Его уже бывшее пришествие. Возлюбим же Бога, Который так возлюбил нас, что послал единственного Сына Своего, дабы, облекшись в наше уничиженное смертное тело, Он умер от руки грешников и за грешников. (9) И давно, от начала времен, непрерывно в прообразах предвозвещалась глубина этой тайны. 42 24 Так как всемогущий Бог и благ и справедлив и милостив, то Он всё создал хорошим, великое и малое; сильное и слабое; видимое — небо, землю и море, на небе солнце, луну и прочие светила, на земле же и в море деревья, кусты и животных — всё разнообразие природы — и вообще все тела небесные и земные... и невидимое, каковы духи, чьи тела полны бодрости и силы. (2) Создал и человека по образу Своему; и как Сам Он всемогуществом Своим превосходит всё сотворенное, так и человек разумом своим, которым познаёт он Своего Создателя и чтит Его, превосходит всех земных животных. (3) Создал Он ему в помощь и жену не ради плотских желаний — тела их были нетленны, пока, в наказание за грех, не пришла к ним смерть, — но чтобы жена была славой мужа, ведущего ее к Господу и являющего для нее пример святости и благочестия, как и сам он слава для Господа, если следует путем мудрости Его. (4) Он поместил их в месте вечного блаженства, которое Писание называет раем, и дал им заповедь — если они не преступят ее, то пребудут во веки бессмертными и блаженными; если преступят, наказанием будет смерть. (5) Господь заранее знал, что они преступят эту заповедь, и именно поэтому, Учредитель и Творец всякого блага, Он и создал их, создавая и животных, дабы наполнить землю земными благами. Человек, даже грешник, всё же лучше животного. (6) И заповедь, которую они не соблюдут, дал именно затем, чтобы не было им извинения, когда Он наложит на них наказание. Что бы ни сделал человек, в делах его прославляется Бог: если он поступил правильно, Он прославляется за справедливое воздаяние: если согрешил, прославляется за справедливое наказание; если, раскаявшись в грехах, вернулся к правильной жизни, Он прославляется за милосердную снисходительность. (7) Почему было Господу и не создать человека, хотя Он и знал заранее, что тот согрешит, когда Он устоявшего венчает, упавшего устрояет, встающему помогает, всегда и везде Славный благостью, справедливостью, милосердием! А самое главное: Он знал, что от потомков этого смертного человека произойдут святые, которые не будут искать свое, но прославят своего Создателя; чтя Его, освободившись от всякой скверны, они заслужат вечно жить и блаженно жить со святыми ангелами. (8) Он дал людям свободную волю, чтобы они чтили Бога не по рабской необходимости, а по выбору благородной души. Дал ее также ангелам, и ангел, который в сопровождении других духов покинул от великой гордости путь послушания Богу и стал диаволом, нанес ущерб не Богу, но себе. (9) Господь умеет приводить в порядок души, Его покинувшие, и справедливое их несчастье превращает в радость для низших Своих созданий — по законам вполне сообразным с дивным порядком равномерного распределения. Итак, диавол не нанес никакого ущерба Богу ни своим собственным падением, ни тем, что совратил человека к смерти; и сам человек, тем, что по собственной воле согласился с женой, совращенной диаволом, нарушить запрет Божий, нисколько не умалил ни правды, ни могущества, ни блаженства Творца своего. (10) По справедливейшим Божиим законам они все осуждены; Бог прославлен справедливой карой, они обесславлены постыдным наказанием. Человек, отвратившийся от своего Создателя, побежден и подчиняется диаволу; человеку, обратившемуся к своему Создателю, предложено победить диавола; те, кто до конца соглашаются с диаволом, с ним пойдут в муки вечные; те, кто смирится перед Богом и, по благодати Его, победят диавола, заслужат вечную награду. (11) Нас не должно тревожить, что много людей соглашаются с диаволом, и мало кто следует за Господом; ведь и пшеничных зерен так 43 мало по сравнению с мякиной. Но как земледелец знает, что ему делать с огромной кучей мякины, так и для Бога множество грешников — ничто; Он знает, как с ними быть, чтобы Царство Его не знало ни волнения, ни посрамления. Не следует думать, что диавол остался победителем потому, что увлек за собой множество: его победят немногие. (12) Два града — нечестивцев и праведников — существуют от начала человеческого рода и пребудут до конца века. Теперь граждане обоих живут вместе, но желают разного, в день же Суда поставлены будут розно. (13) Все люди, горделивые, любящие временное господство с его пустой надменностью и дерзким великолепием, связаны воедино, как сообщники, со всеми духами, которым это любезно и которые ищут себе славы за то, что подчинили людей. И те, кто часто ведет друг с другом борьбу за эти блага, низвергнутся под таким же бременем страстей в ту же бездну, присоединившись к ним по сходству нравов и заслуг. (14) Все же люди и все духи, смиренно искавшие Славы Божией, а не своей, благочестиво за Ним следуя, составят единое общество. 25 (1) И, однако, Господь в Своем великом милосердии терпелив к нечестивцам и дает им возможность покаяться и исправиться. (2) Он уничтожил потопом всех, кроме одного праведника с его семьей, и пожелал спасти их в ковчеге. Он знал, что люди не исправятся; в течение сотен лет строился ковчег; предвозвещено было им, что гнев Божий придет на них, но если они обратятся к Богу, то Он пощадит их, как пощадил впоследствии Ниневию, которая покаялась, когда пророк возвестил ей, что ее ожидает гибель. (3) Так же поступает Бог и с теми, о которых знает, что они закоснеют во зле: Он дает им время для покаяния, чтобы укрепить наше терпение и воспитать Своим примером: да знаем, насколько терпимее должны мы быть к злым людям, мы, не ведающие, какими они станут в будущем, если Он, от Которого ничто в будущем не сокрыто, щадит их и позволяет жить. (4) Дан был в потопе и прообраз того древа, чрез которое освобождаются праведные: будущей Церкви, которую Ее Царь и Господь Христос тайной Своего Креста вознес над затопляющими волнами этого мира. Господь знал, что даже от тех, кто спасся в ковчеге, пойдет злое потомство, которое опять наполнит землю неправдой, но Он дал и пример будущего суда и предвозвестил освобождение святых таинственным древом. (5) И после потопа зло продолжало давать обильные побеги: не исчезли ни гордость, ни похоть, ни запретное нечестие, когда люди, оставив своего Творца, скатились не только до поклонения твари, созданной Богом, и чтили вместо Бога то, что сотворил Бог, но согнули души свои перед делами рук человеческих, перед искусными созданиями художников; тут диавол и демоны справляли свой гнусный триумф: они радуются, когда им молятся перед такими изображениями и чтут их в этих образах, — они питают свои заблуждения заблуждениями человеческими. 26 (1) Не было, конечно, и тогда недостатка в праведниках, которые благочестиво искали Бога и одолели гордость диавола, в гражданах того святого города, которых вразумило грядущее явление уничиженного Христа, открытое им Духом. Из их среды и выбран был Авраам, благочестивый и верный раб Божий, чтобы явить ему в прообразе Сына Божия; уподобляясь ему верой, да назовутся в будущем все верные во всех народах Его сынами. (2) От него произошел народ, почитавший Единого Истинного Бога, Создавшего небо и землю; в это время остальные народы служили изображениям и демонам. 44 (3) Этому народу будущая Церковь явлена была в прообразах более ясных. Большинство его составляли люди плотские, чтившие Бога ради видимых благ; мало было таких, кто, раздумывая о будущем покое, искал Небесного Отечества. Им в пророчествах и было открыто будущее уничижение Бога, Царя и Господа нашего Иисуса Христа, дабы верой в Него излечились они от всякой гордости и чванства. (4) Не только слова этих святых, живших до рождения Господа, но и жизнь их, их браки, дети, поступки, — всё пророчествовало о тех временах, когда чрез веру в Страсти Христовы народы соберутся в Церковь. (5) Через этих святых патриархов и пророков плотскому народу, Израилю (он стал потом называться народом иудейским), посылались и видимые блага, которых они по-плотски желали от Господа, и плотские наказания, чтобы на время устрашить их, как того требовало их жестокосердие. И во всем этом были указания на духовную тайну, относящуюся к Христу и Церкви; членами этой Церкви были и те святые, хотя и жили они раньше, чем родился во плоти Христос Господь. (6) Сам же Он, Единородный Сын Божий, Слово Отчее, равное и совечное Отцу, Которым всё стало, стал человеком ради нас, чтобы быть Главой цельной Церкви, как цельного тела. (7) И как человек, рождаясь, хотя и высовывает вперед руку, но она только часть всего тела, крепко с ним, ниже головы, соединенная, так и некоторые из патриархов родились, что- бы указать на это будто вытянутой вперед рукой. И все святые, бывшие на земле до рождения Господа нашего Иисуса Христа, хотя и родились раньше, срослись со всем телом, Главой Которого является Он, но находятся ниже Главы 29. 27 (1) Народ этот, переселившийся в Египет, оказался в рабстве у очень жестокого царя; наставленный тягчайшими мучениями, он обратился к Богу-Освободителю, и послан ему был человек из того же народа, святой раб Божий Моисей. Великими чудесами, сотворенными силой Божией, он устрашил нечестивое племя египетское, и вывел оттуда народ Божий через Чермное море; вода, расступившись, дала дорогу переходившим; египтяне же, преследовавшие их, погибли, утонув в водах, вернувшихся на свое место. (2) И как в потопе водой очистило землю от грешников с их мерзостями — их уничтожило наводнением, праведники же спаслись, благодаря древу, — так и народ Божий, выйдя из Египта, нашел путь через воды, в которых враги его погибли. (3) И там налицо тайна древа: Моисей, чтобы сотворилось это чудо, ударил по воде жезлом. В обоих случаях знаменовано святое Крещение, которым верные переходят в новую жизнь: уничтожены и умирают, как враги, грехи их. (4) Страсти Христовы были показаны этому народу в прообразе еще более явном: им велено было заколоть и съесть овцу, а кровью ее помазать свои двери; справлять это ежегодно и назвать Пасхой Господней. Яснее ясного говорит об Иисусе Христе пророчество: «Как овца веден был на заклание». Знаком Его Страстей и Креста должно сегодня осенять лоб свой, будто дверь, и все христиане им себя осеняют. (5) Затем, в течение сорока лет народ этот ходил по пустыне; получил Закон, написанный перстом Божиим: именем этим обозначен Дух Святой, как это яснее ясного указано в Евангелии. (6) Бог не ограничен телесным образом, нельзя думать, что у Него есть члены и пальцы, какие мы видим у себя. Но так как, по Священному Писанию, разделены Божии Дары между святыми в зависимости от их разных способностей (это отнюдь не уменьшает их любовного единодушия), пальцы же явно и отделены один от другого и соединены с единым целым, то поэтому ли или по какой другой причине, но Дух Святой именуется Перстом Божиим, - нельзя, однако, услышав это слово, представлять себе челове- 45 ческий облик. (7) Итак, народ этот получил Закон, начертанный Перстом Божиим на скрижалях, конечно, каменных, в обозначение твердокаменности их сердец: предписания Закона они не выполнят. Они желали от Господа плотских благ и сдерживались больше плотским страхом, чем духовной любовью; Закон же выполнить может только любовь. (8) И поэтому отягощены они были множеством видимых обрядов: как рабское ярмо, давили их правила, касавшиеся пищи, принесения в жертву животных и бесчисленного множества других случаев. Всё это, однако, знаменовало и нечто духовное, относящееся к Господу Иисусу Христу и к Церкви, но только немногие святые, соблюдая эти обряды в соответствии с их временем, понимали их смысл себе во спасение, толпа же плотских людей только соблюдала их, но не понимала.