Святитель Василий Великий / Догматические письма (2)

Но не дивитесь, если говорим, что одно и то же и соединено и разделено и если представляем мысленно, как бы в гадании, некое новое и необычайное как разделение соединенное, так и единение разделенное. Ибо кто выслушает слово не с намерением оспаривать и осмеивать оное, тому и в чувственных вещах можно найти нечто подобное. И вы приимите слово мое как подобие и тень истины, а не как самую действительную истину. Ибо невозможно, чтобы представляемое в подобиях было во всем сходно с тем, для изображения чего берется. Итак, на каком же основании говорю, что являющееся нашим чувствам представляет нам некое подобие разделенного и вместе соединенного? Видал ты когда-нибудь весною сияние дуги в облаках? Разумею ту дугу, которую по общему словоупотреблению привыкли мы называть радугою. Знающие об этом говорят, что она составляется, когда в воздухе растворена какая-то влага, потому что сила ветров все влажное и сгущенное в испарениях, образовавшееся уже в облако, сгнетает в дождь. А составляется радуга, как говорят, таким обзором. Когда солнечный луч, проходя косвенно густоту и мглу облаков, потом прямо упрется своим кругом в какое-нибудь облако, тогда происходит как бы некоторый перегиб и возвращение света на самого себя, потому что свет от влажного и блестящего идет назад, в противную сторону. Ибо так как огневидные отблески имеют свойство, если падают на что-нибудь гладкое, перегибаясь, возвращаться опять на самих себя, а образ солнца, производимый лучом на влажном и гладком воздухе, бывает круглый, то по необходимости и на прилежащем к облаку воздухе отсвечивающее сияние описывает нечто подобное образу солнечного круга. Таким обзором один и тот же свет и непрерывен сам в себя, и разделен. Будучи многоцветным и многовидным, он неприметно окрашивается различными цветами, неприметным для наших взоров образом скрадывая взаимное сияние не одинаково цветных частиц, так что между голубым и огнистым цветом, или между огнистым и пурпуровым, или между сим последним и янтарным невозможно распознать середины, в которой смешиваются и отделяются один от другого инаковые цвета, потому что отблески всех цветных лучей видимы вместе, белы и, скрадывая признаки взаимного соприкосновения, остаются неразличимыми, так что невозможно найти, где оканчивается огнистый или изумрудный луч в цветном сиянии и где начинает быть не таким уже, каким видим в белом сиянии. Посему как в этом подобии и ясно распознаем различия цветов, и не можем различить чувством расстояния от одного цвета до другого, так рассуждай о возможности представлять нечто подобное касательно божественных догматов. Хотя ипостасные свойства, подобно некоему цвету из видимых в радуге, сияют в каждом из исповедуемых во Святой Троице Лиц, однако же в рассуждении естественного свойства невозможно примыслить никакой разности у одного Лица с другим, но при общей сущности в каждом Лице сияют отличительные свойства. Ибо и там, в подобии, одна была сущность, издающая многоцветное это сияние и именно преломляемая в солнечном луче; но цвет явления многовиден. Так и через творение учит нас разум не находить странным в учении о догмате, когда, встретив трудное к уразумению, придем в недоумение, соглашаться ли на сказанное. Как в рассуждении видимого глазами оказалось, что опыт лучше понятия о причине, так и в догматах, превышающих разум, в сравнении с тем, что постигает рассудок, лучше вера, которая учит нас о раздельном в ипостаси и о соединенном в сущности. Итак, поскольку слово наше открыло в Святой Троице и общее и отличительное, то понятие общности возводится к «сущности», а «ипостась» есть отличительный признак каждого Лица. Но, может быть, иной подумает, что предложенное понятие об ипостаси не согласно со смыслом апостольского писания, где апостол говорит о Господе, что Он «сияние славы и образ ипостаси Его» (Евр.1,3). Ибо если ипостасью назвали мы совокупность отличительных свойств, усматриваемых в Каждом, и как об Отце признаем, что есть нечто собственно в Нем созерцаемое, через что Он один познается, так то же самое исповедуем и о Единородном, — то как же Писание в этом месте именование ипостаси приписывает одному Отцу, а Сына называет образом ипостаси, Который обозначается не собственными своими, а Отцовыми чертами? Если ипостась есть отличительный знак бытия Каждого и собственностью Отца признается — быть нерожденно, Сын же изображает в Себе отличительные свойства Отца, то не остается уже при Отце, чтобы Он Один по преимуществу именовался нерожденным, если только тем, что отличает Отца, обозначается бытие Единородного. Но утверждаем, что здесь слово апостола выполняет другую цель, которую имея в виду, употребил он сие речение: «сияние славы и образ ипостаси». И кто тщательно уразумел сию цель, тот найдет не что-либо противоречащее сказанному нами, а только то, что речь направлена к какой-то особенной мысли. Ибо апостольское слово рассуждает не о том, как ипостаси различать между собою по видимым признакам, но о том, как уразуметь соестественность, неотлучность и единение в отношении Сына к Отцу. Так не сказал: «иже сый» слава Отца (хотя сие действительно так), но, оставив это, как всеми признаваемое, научая же не представлять иного образа славы во Отце, а иного в Сыне, определяет, что слава Единородного есть сияние самой славы Отца, подобием света приводя к тому, чтобы Сына представлять неразлучно с Отцом. Ибо как сияние хотя от пламени, однако же не позднее пламени, но вдруг и пламень вспыхивает, и свет от Него воссиявает, так, по требованию апостола, должно представлять и Сына от Отца, не отделять Единородного каким-нибудь разлучающим расстоянием от бытия Отца, но вместе с Виновником представлять всегда и сущее от Него. Посему таким же образом, как бы толкуя предложенную теперь мысль, называет и образом ипостаси, телесными подобиями руководя нас к уразумению невидимого. Ибо как тело непременно имеет очертание, но инаково понятие очертания, а инаково понятие тела, и кто дает определение одного из сих двух, тот не попадает еще на определение другого, между тем хотя в уме и отделяешь очертание от тела, однако же природа не допускает разделения, но одно с другим представляется соединенным; так, думает апостол, должно разуметь, что учение веры, хотя научает нас неслиянному и раздельному различию Ипостасей, однако же в приведенном месте изображает неразрывность и как бы нераздельность Единородного с Отцом, не потому, что Единородный не имеет ипостаси, но потому, что в единении Своем с Отцом не допускает ничего посредствующего, почему устремивший душевные очи на образ Единородного имеет мысль об ипостаси Отца не вследствие изменения или смешения созерцаемых в Них отличительных свойств, или в Отце представляя рожденность, или в Сыне нерожденность, но потому, что оставшийся по отделении Одного от Другого не может быть представляем один Сам по Себе. Ибо невозможно, чтобы наименовавший Сына не имел мысли и об Отце, потому что именование сие относительно указывает и на Отца. Итак, поскольку увидевший Сына видит и Отца, как говорит Господь в Евангелии (Ин. 14, 9), то посему сказано, что Единородный есть «образ ипостаси» Отчей. И чтобы лучше уразуметь эту мысль, присовокупим и другие изречения апостола, в которых называет Он Сына «образом Бога невидимого» (см. Кол. 1,15) и еще образом благости Его — не в том смысле, что образ различен от первообраза относительно к невидимости и благости, по желая показать, что Сын тождествен с первообразным, хотя и иной, потому что не сохранилось бы понятие образа, если бы не имел Он во всем ясного и безразличного тождества. Следственно, представивший себе доброту образа имеет уже мысль о первообразе. И кто объял мыслью как бы образ Сына, тот отпечатлел в себе и образ Отчей ипостаси, в последнем созерцая и первый, не потому, что в изображении видит нерожденность Отца (в таком случае оно было бы всецело тождественным, а не иным), но потому, что нерожденную Доброту созерцает в рожденной. Ибо как всмотревшийся в изображение лица, представившееся в чистом зеркале, получает ясное познание об изображенном лице, так познавший Сына с самым сим познанием Сына приял в сердце образ Отчей ипостаси. Ибо все, что принадлежит Отцу, созерцается и в Сыне, и все, что принадлежит Сыну, принадлежит и Отцу, потому что всецелый Сын в Отце пребывает и опять имеет в себе всецелого Отца, так что ипостась Сына служит как бы образом и лицом к познанию Отца; и ипостась Отца познается в образе Сына, тогда как остается созерцаемое в Них отличительное свойство к ясному различению ипостасей. Оглавление 48 (52). К монахиням (Изъявляет свою радость, что старанием епископа Воспория уничтожены взаимные сомнения о православии как св. Василия, так и сих монахинь; рассуждает о слове «единосущный», которое отвергали некоторые, как и отцы антиохийские, не вполне разумея оное, и которое ограждает веру от ересей Ариевой и Савеллиевой; опровергает утверждавших, что Дух прежде Отца и Сына по времени и порядку. (Писано в начале епископства) Сколько печалила меня прежде неприятная молва, поразившая слух мой, столько обрадовал боголюбивейший епископ, брат наш Воспорий, рассказав лучшее о вашем благоговении. Ибо уверил, по благодати Божией, что все разглашаемое было выдумкой людей, не знающих точной правды о вас, присовокупил же, что нашел у вас нечестивые на меня клеветы, притом такого рода, что могли их выговорить только люди, не думающие и за праздное слово дать отчет Судии в праведный день Воздаяния Его. Посему возблагодарил я Господа, и сам исцелившись от несправедливого о вас мнения, принятого мною, как видно, вследствие клеветы людской, и о вас услышав, что оставили ложные обо мне мысли, как скоро узнали утверждаемое братом нашим, который излагая вам собственное свое мнение, конечно, с тем вместе объявил и мое, потому что у нас обоих один образ мысли о вере так как мы наследники тех же отцов, некогда в Никее провозглашавших великое провозвестие благочестия, в котором все прочее вовсе не подлежит пересудам, только слово «единосущный», худо будучи понимаемо, еще не принято некоторыми. И таковых справедливо иной укорит, но опять их же удостоит и извинения. Ибо кто не следует отцам и речение их не признает более несомненным, чем свое мнение, тот, конечно, заслуживает обвинения как человек, исполненный кичения. Но с другой стороны, кто оставляет сие речение в подозрении, потому что оно опорочено другими, тот, по-видимому, в довольной мере свободен от обвинения. И действительно, отцы, собравшиеся по делу Павла Самосатского, опорочивали сие речение как не совсем удачное. Они говорили, что слово «единосущный» заключает в себе понятие о сущности и о том, что от сей сущности; почему разделенная уже сущность тем частям, на которые она разделена, дает наименование единосущного. Но такая мысль имеет разве место в рассуждении меди и монет, сделанных из меди; в рассуждении же Бога Отца и Бога Сына не усматривается такой сущности, которая была бы первоначальнее и выше Обоих, потому что и думать, и говорить это — выше всякого нечестия. Ибо что может быть первоначальнее Нерожденного? Таковой хулой уничтожилась бы и вера в Отца и Сына, потому что от одного происшедшие суть уже между собою братья. И поелику тогда уже были утверждавшие, что Сын приведи в бытие из небытия, то, чтобы отсечь и это нечестие, употребив слово «единосущный». Ибо соединение Сына со Отцем во времени и не в пространстве. Но и предыдущие слова показывают, что отцы имели сию мысль; ибо, сказав: «Свет от Света» и от сущности Отца Сын «рожден, а не сотворен», присовокупили к сему слово «единосущный», давая тем разуметь, что какое понятие придает кто-либо слову «свет» в отношении к Отцу, такое же понятие приличествует и в отношении к Сыну, ибо свет истинный, относительно к самому понятию о свете, не будет иметь никакого различия со светом истинным. Итак, поелику Отец есть Свет безначальный, а Сын — Свет рожденный, но и Каждый из Них есть Свет и Свет, то справедливо употребили слово «единосущный», чтобы выразить равночестность естества. Ибо не братия между собою называются единосущными, как понимали некоторые; напротив того, когда и Виновник и Имеющий бытие от Виновника суть одного и того же естества, тогда называются Они единосущными. Но то же речение исправляет и зло, произведенное Савеллием, потому что уничтожает тождество Ипостасей и вводит совершенное понятие о Лицах. Ибо единосущное не одно и то же с самим собою, но иное с чем-то иным. Почему прекрасно и благочестиво сие речение: оно как определяет свойство Ипостасей, так выражает безразличие естества. А когда научаемся, что Сын от сущности Отца, и притом рожден, а не сотворен, тогда не впадаем в плотские понятия о страстях. Ибо не отделилась сущность от Отца в Сына, и родила е истекши или отделив от себя нечто, как растения производят плоды, но образ Божия рождения неизглаголан и недомыслим человеческому рассудку. Ибо действительно, низкому и плотскому уму свойственно уподоблять вечное тленному и привременному и думать, что как рождается телесное, так подобно сему рождает и Бог. К учению благочестия должно восходить от противного. Поелику так рождают смертные, то не так рождает Бессмертный. Посему не должно отрицать Божия рождения и осквернять своей мысли понятиями плотскими. А Дух Святый и исчисляется со Отцем и Сыном, почему и выше твари; и поставляется на определенном месте, как научены мы в Евангелии Самим Господом, сказавшим: «шедше», крестите «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (ср.: Мф.28,19). Но кто ставит Его прежде Сына или говорит, что Он первоначнее Отца, тот противится Божию повелению и чужд здравой веры, соблюдая не тот образ славословия, какой принял, но сам от себя в угодность людям, вымышляя новое учение. Ибо если выше Бога то не от Бога. Но написано: «Дух, Иже от Бога» (ср.: 1 Кор.2, 12). Если же от Бога, то как первоначальнее Того, от Кого Он? Да и какое безумие, когда один Нерожденный, говорит, что иное нечто — выше Нерожденного? Но Дух не первее и Единородного, потому что нет ничего среднего между Сыном и Отцем. Если же Дух не от Бога, но чрез Христа, то Его вовсе нет. Посему нововведение в порядке ведет к отрицанию самого бытия и есть отрицание всей веры. А поэтому равно нечестиво как низводить Духа на степень твари, так ставить Его прежде Сына или Отца, в отношении или ко времени, или к порядку. Вот ответ на то, о чем, как я слышал, спрашивало ваше благоговение. Если же даст Господь, будем с вами вместе, то, может быть, скажем о сем нечто более и сами найдем у вас удовлетворительное решение на то, что и мы желаем знать. Оглавление 101 (105). К диакониссам, дочерям комита Терентия (Изъявляет свое сожаление, что не свиделся с ними в Самосатах; хвалит постоянство их в исповедании Святой Троицы; увещевает соблюдать сие постоянство и избегать общения и бесед с отрицающими Божество Сына или Духа, обещает при первом свидании обширнее беседовать с ними о вере. (Писано в 372 г.)) Прибыв в Самосаты, надеялся я свидеться с вашей чинностию. И поелику не имел с вами свидания, то неравнодушно перенес эту потерю, рассуждая, будет ли когда или мне возможно опять быть поблизости ваших стран, или вам угодно побывать в нашей стороне. Но да будет сие в воле Господней! Теперь же, поелику нашел я сына Софрония едущим к вам, то с удовольствием вручил ему сие письмо, которое принесет вам приветствие и откроет мои мысли, потому что по милости Божией не перестаю помнить о вас и благодарю за вас Господа, что вы — доброго корня добрые отрасли плодоносите добрые дела и в подлинном смысле — как крины среди терний; потому что окруженным таким развратом людей, растлевающих слово истины, не вдаваться в обман, не оставлять апостольского проповедания веры и не прилагаться к усиливающемуся ныне нововведению,— все это не заслуживает ли, чтобы воздать за сие великое благодарение Богу, и не по справедливости ли приобретет вам великие похвалы? Веруете во Отца и Сына и Святаго Духа: не выдавайте сего вверенного вам залога — Отца, начала всему; единородного Сына, от Отца рожденного, истинного Бога, Совершенного от Совершенного, живый Образ, показывающий в Себе всецелого Отца, Духа Святаго, от Бога сущего, Источник святости, жизнеподательную Силу, усовершающую Благодать, которой усыновляется Богу человек и смертное делается бессмертным; Духа, имеющего со Отцем и Сыном единство во всем, в славе и в вечности, в силе и Царстве, во владычестве и Божестве, как свидетельствует и предание спасительного Крещения. А кто называет тварию или Сына, или Духа, или вообще низводит Духа в служебный и рабский чин, те далеки от истины, и надобно бегать общения с ними, уклоняться от их речей как от яда, смертоносного для душ. А если даст когда Господь быть нам вместе, то обширнее изложу вам слово о вере, чтобы при доказательствах из Писания увидели вы и крепость истины, и гнилость ереси. Оглавление 110 (114). К Кириаку, живущему в Тарсе (По случаю возникшего разногласия между клиром в Тарсе уверяет Кяриака, что мир восстановится, если приимет он никейское исповедание веры, не отменяя ни одного речения, присовокупит к сему исповеданию, что Дух Святый не тварь и прекратит общение с называющими Святаго Духа тварию. (Писано около 372 г.)) Какое благо мир — нужно ли говорить о сем сынам мира? Поелику же это великое, чудное и вожделенное всем любящим Господа благо подвергается уже опасности обратиться в одно голое имя, потому что с умножением беззакония охладела во многих любовь (см.: Мф.24, 12), то думаю, что искренно и истинно работающим для Господа надобно о том единственно прилагать старание, чтобы привести опять к единству Церкви, так многочастно между собою разделенные. И меня, который намереваюсь сделать сие, конечно, несправедливо стали бы винить, что берусь не за свое дело. Ничто не свойственно так христианину, как быть миротворцем, за сие и Господь обещал нам величайшую Свою награду. Поэтому, свидевшись с братиями и заметив великое их братолюбие и благорасположенность к вам, а еще более христолюбие, точность и твердость в вере, а также и то, что прилагают много старания о том и о другом, и от вашей любви не отлучаться, и не изменять здравой вере, одобрил я благое их произволение и пишу к твоей степенности, со всякою любовию умоляя иметь в искреннем единении участниками во всех церковных делах, а также и им поручился за твое правдолюбие и за готовность твою, по благодати Божией, в ревности за истину на все, что ни должно будет пострадать за слово истины. А как уверяю сам себя, и вам не противно, и упомянутым выше братиям достаточно к несомненному убеждению следующее: исповедуйте веру, изложенную отцами нашими, сошедшимися в Никее, и не отметайте ни одного из никейских речений, но ведайте, что изглаголали сие триста осьмнадцать отцов по беспрекословному согласию и не без внушения Святаго Духа; присовокупите же к сей вере и то, что не должно Духа Святаго называть тварию и иметь общение с называющими Его так, чтобы Церковь Божия была чиста и не имела в себе примешенных плевел. Когда же сердоболием вашим дано будет им сие удовлетворение, тогда и они готовы будут оказывать вам приличное повиновение. Ибо сам ручаюсь за сию часть братий, что ни в чем не воспрекословят, но во всем избытке покажут вам свое благочиние, как скоро вашим совершенством с готовностию уступлено им будет это одно, чего они и домогаются. Оглавление 120 (125). Список исповедания веры (Произнесенный святейшим Василием и к которому подписался Евстафий, епископ Севастийский; показывает, что от приходящих к истине или от подозрительных в православии должно требовать, чтобы принимали они никейское исповедание веры буквально и по здравому разумению оного; ибо иные, как Маркелл и савеллиане, и из сего исповедания при ложном истолковании выводят свои ереси; излагает самое никейское исповедание; и поелику в оном о Духе Святом сказано кратко, то показывает, что противно истинному учению о Духе Святом и что согласно с оным. (Писано в 373 г.)) Если кто, или прежде быв научен другому исповеданию веры, хочет присоединиться к православным, или теперь в первый только раз изъявляет желание огласиться учением истины, то надобно научать таковых вере, как она изложена блаженными отцами на Соборе, составленном некогда в Никее. Это же самое полезно будет и в рассуждении тех, кого подозревают в противлении здравому учению и кто мудрование своего зловерия прикрывает благовидными уклонениями. Ибо и для сих достаточно изложенной там веры; таковые или исцелятся от тайного своего недуга, или скрывая его в глубине, сами понесут осуждение за обман, а для нас соделают легким оправдание в день Суда, когда Господь откроет «тайная тмы и объявит советы сердечныя» (1Кор. 4, 5). Потому их надобно принимать, как скоро они исповедуют, что веруют, держась как речений, какие предложены отцами нашими в Никее, так и смысла, какой по здравому разумению выражается сими речениями. Ибо есть и таковые, что и в сем изложении веры искажают учение истины и по своему произволу толкуют смысл заключающихся в нем речений. Так Маркелл, нечестиво уча об ипостаси Господа нашего Иисуса Христа и именуя Его простым словом, осмелился оправдываться тем, что основания к сему заимствовал из никейского изложения веры, неправо толкуя смысл слова «единосущный». И некоторые из содержащих злочестие ливийца Савеллия, когда предполагают, что ипостась и сущность суть одно и то же, из того же изложения веры извлекают для себя предлог к сложенной ими хуле, потому что в сем изложении приписано: «Если кто говорит, что Сын из иной сущности или ипостаси, то Кафолическая и Апостольская Церковь предает таковых проклятию». Но отцы не сказали там, что «сущность» и «ипостась» одно и то же. Ибо, если бы оба слова означали одно и то же понятие, то какая нужда была бы в том и другом слове? Напротив того, явствует следующее: поелику одни отрицают, что Сын от сущности Отца, а другие утверждают, что Он не только не от сущности, но даже от другой какой-то ипостаси, то отцы отринули то и другое как чуждое церковному разумению. И где выразили собственное разумение, там сказали, что Сын от сущности Отца, не прибавляя: «и от ипостаси». Посему-то приписано, чтобы отринуть худое разумение, а это заключает в себе прямое изложение спасительного догмата. Поэтому должно исповедовать Сына единосущным Отцу, как написано. Исповедовать же и Отца в собственной Его ипостаси, и Сына в собственной, и Духа Святаго в собственной же, как ясно выразили это и сами отцы Ибо достаточно и ясно показали сие, сказав: «Света от Света», потому что хотя иный Свет родивший и иный — рожденный, однако же и Один — Свет, и Другой — Свет, потому что понятие сущности одно и то же. Приложим и самое исповедание веры, написанное в Никее. «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть от сущности Отчей, Бога от Бога, Света от Света; Бога истинного от Бога истинного; рожденного, несотворенного; единосущного Отцу, чрез Которого пришло в бытие все, что на небе и что на земле. Для нас, человеков, и для нашего спасения снисшедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, грядущего судить живых и мертвых. И во Святаго Духа. А кто говорит: было, когда Сын не был; и прежде, нежели родился, Он не был, и произошел из не сущих, или кто утверждает, что Сын Божий от другой ипостаси или сущности, или изменяем, или переиначиваем, таковых Кафолическая и Апостольская Церковь предает проклятию». Итак, поелику здесь иное достаточно и с точностью определено, частью в исправление поврежденного, а частью в предостережение от того, что, как предусматривали, могло еще возникнуть, а учение о Духе предложено вкратце, без всякого обстоятельного объяснения, потому что тогда не касались еще сего вопроса, и мысль о Духе в душах уверовавших не подвергалась никаким наветам, постепенно же возникшие лукавые семена нечестия какие первоначально посеяны начальником ереси Арием, впоследствии времени, ко вреду Церкви, возращены злочестивыми его преемниками, и усилившееся нечестие простерлось уже до того что произносит хулу на Духа, то людям, которые не щадят сами себя и не предвидят неизбежной угрозы, какую Господь наш изрек на хулящих Духа Святаго, необходимо сказать, что надобно предавать проклятию и их, называющих Духа Святаго тварию и признающих это, а не исповедующих, что Дух Свят по естеству, как по естеству Свят Отец и по естеству Свят Сын, но отчуждающих Духа от Божеского и блаженного естества. Доказательством же правого мудрствования служит — не отлучать Духа от Отца и Сына (ибо нам должно креститься, как приняли, и веровать, как крестимся; а как веруем, так и славить Отца и Сына и Святаго Духа); но отделяться от общения с называющими Духа тварию как с явными хульниками, исповедуя вместе и то (замечание сие необходимо ради клеветников), что не называем Духа Святаго ни нерожденным (ибо знаем единого Нерожденного и единое Начало сущего — Отца Господа нашего Иисуса Христа), ни рожденным (ибо из предания веры знаем единого Единородного; о Духе же истины, будучи научены, что Он исходит от Отца, исповедуем, что Он от Бога несозданно). Право мудрствующий предает также проклятию и тех, которые Духа Святаго называют служебным, потому что сим речением низводят Его на степень твари. Ибо о служебных духах Писание предало нам, что они суть твари, сказав: «вси... суть служебный дуси, в слу жение посылаемы» (Евр. 1, 14). А для тех, которые все смешивают и не соблюдают евангельского учения, необходимо сделать оговорку, что должно бегать и тех еще, которые, явно противоборствуя благочестию, извращают порядок, какой предал нам Господь, и Сына ставят прежде Отца, и Духа Святаго предпоставляют Сыну. Ибо неизменным и неприкосновенным надобно соблюдать тот порядок, какой приняли мы в самых словах Господа, казавшего: «Шедше... научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19). (Подпись епископа Евстафия). Я епископ Евстафий, прочитав, сказал мысль свою тебе, Василию, и согласился с вышенаписанным; подписал же в присутствии братии, фронтона нашего и хорепископа Севира и других некоторых клириков. Оглавление 121 (126). К Атарвию (Атарвия, который по прибытии св. Василия в Никополь бежал от него, приглашает на свидание с собою, чтобы лично оправдался в том, что, по рассказам людей достоверных, говорено было Атарвием против св. Василия и против самой веры. (Писано в 373 г.)) Дойдя до Никополя, в надежде усмирить восставшие смятения и по возможности исправить, что сделано вопреки порядку и церковным уставам, весьма опечалился я, не застав там твоей снисходительности, но узнав, что удалился ты со всею поспешностью, и притом почти в средине Собора, который открыт был у вас. Поэтому необходимо принужден я писать письмо, которым напоминаю тебе о свидании со мною, чтобы сам ты облегчил мою скорбь, какою стражду до смерти, услышав, что внутри Церкви отваживаются на дела, какие до сего дня еще не доходили и до слуха нашего. И это, хотя горестно и тяжело, однако же еще сносно, потому что сделано против человека, который, предоставив Богу воздать за все, что потерпел, всецело предан миру и одного желает - чтобы народ Божий не понес ничего вредного по его вине. Поелику же некоторые из братий, люди почтенные и достойные всякого вероятия, известили меня, что тобою сделаны некоторые нововведения и касательно веры, даже говорено было нечто вопреки здравому учению; то, сим еще более подвигшись и находясь в великом беспокойстве, чтобы при бесчисленных ранах, какие нанесены Церкви погрешающими против истины Евангелия не возникло новое зло, по возобновлении старой ереси врага Церкви Савеллия (ибо братия известили меня, что сказанное тобою сродно с этим), по этой самой причине пишу к тебе. Не поленись перейдя небольшое расстояние, свидеться со мною и, выведя меня из сомнения в рассуждении этого, и болезнь мою утоли, и утешь Церкви Божий, которые теперь нестерпимо и тяжко огорчены тем, что сделано и что, по слухам, сказано тобою. Оглавление 123 (128). К Евсевию, епископу Самосатскому (На желание Евсевия примирить св. Василия с Евстафием отвечает, что готов он умереть для мира, но желает мира истинного; от Евстафия же требует одного — чтобы дал ясный ответ на предложенный ему вопрос: имеет ли он общение с не принимающими никейского исповедания веры и называющими Святаго Духа тварию? Подтверждает, что до полунения ясного на сие ответа не может быть в общении с Евстафием, так как по той же причине не в общении с Евиппием; дает свое мнение, как должно обходиться с не приемлющими здравой веры. (Писано в 373 г.)) Не могу еще достойным образом показать на деле своего усердия к умирению Церквей Господних. Но в сердце, уверяю в этом, столько у меня желания, что с удовольствием отдал бы и жизнь свою, только бы угасить пламень ненависти, возжженный лукавым. И если не по желанию мира согласился я быть в Колонии, то да не умиряется жизнь моя! Впрочем, ищу мира истинного, какой оставлен нам Самим Господом; и чего просил я в удостоверение себе, не иное что показывает, как желание истинного мира, хотя некоторые, превращая истину, толкуют сие иначе. Поэтому пусть делают из своего языка такое употребление, какое хотят, но, без сомнения, пожалеют некогда сами об этих словах. Твое же преподобие прошу помнить первоначальные положения, не вдаваться в обман, принимая ответы не на вопросы, и не давать силы лжеумствованиям тех, которые, не имея дара слова, одним своим одобрением опаснее всякого извращают истину. Ибо предложил я речения простые, ясные и легко удерживаемые в памяти: точно ли отказываем в общении не приемлющим никейского исповедания веры и точно ли не согласны быть на стороне тех, которые отваживаются называть Духа Святаго тварию? А он вместо того, чтобы на вопросы сии отвечать прямо, повторил мне то же, что ты писал, и сделал это не по простоте ума, как можно бы подумать, и не как человек, который не в со стоянии видеть следствия. Напротив того, рассчитывает, что, отринув мое предложение, слишком выкажет себя перед народом, а согласившись со мною, уклонится от середины, которой держаться доныне предпочитал он всему. Поэтому да не перехищряет он нас и да не вводит в обман вместе с другими и твое благоразумие, но пусть пришлет мне краткий ответ на вопрос, или соглашаясь на общение с врагами веры, или отрекаясь от оного. Если склонишь его на сие и пришлешь ко мне ответы прямые и каких желаю, то я погрешал во всем, что было доселе, на себя беру всю эту вину; требуй тогда от меня доказательств смиренномудрия. А пока не будет сего, боголюбивейший отец, извини, что не могу с лицемерием предстоять жертвеннику Божию. Ибо если бы не боялся я сего, то для чего бы отлучаться мне от Евиппия, человека так ученого, столько преклонного летами и снискавшего столько прав на мою дружбу? Если же в этом поступил я хорошо и как следовало тому, кто стоит за истину, то смешно, конечно, чрез посредство сих даровитых и умных людей оказаться состоящим в связях с утверждающими то же, что и Евиппий. Мне кажется, что должно не совершенно чуждаться не принимающих веры, но употребить некоторое о них попечение по древним уставам любви и с общего согласия написать к ним, с сердоболием предложив им всякое возможное утешение и, показав веру отцов, пригласить их к единению. Если убедим, то все сообща вступим в единение с ними. А если не успеем, то удовольствуемся друг другом, но выведем из обычая это колебание между тою и другою стороной, опять восприяв то евангельское и нелестное житие, каким жили приступавшие к слову вначале. Ибо сказано: «веровавшим бе сердце и душа едина» (ср.: Деян.4, 32). Посему если послушаются тебя, это всего лучше. А если нет, то узнайте виновников раздора и не пишите уже ко мне больше о примирениях.