Свт. Иннокентий Херсонский / О грехе и его последствиях (1)

СЛОВО ОГЛАСИТЕЛЬНОЕ Какой, слушатели, враг у нас, самый первый и самый последний, самый злобный и самый коварный Грех. Это враг самый первый, ибо кто лишил нас образа Божия, изгнал из рая сладости, поселил на сей земле бедствия и печали? Грех. Это враг самый последний: ибо кто отлучит навсегда грешников от лица Божия, покроет их стыдом и проклятием пред всем миром, и низринет невозвратно во ад к диаволу и аггелом его на мучения вечныя? Грех. Это враг самый ужасный, ибо он губит нашу душу и тело, омрачает ум, порабощает сердце, подвергает нас болезням, предает смерти и тлению. Это враг самый коварный: ибо чего не употребляет грех к поражению и тлену нашему? Употребляет и нашу силу и наше всесилие, и наши страсти и самые добродетели, употребляет даже благость Божию, даже бесценные заслуги искупителя нашего, внушая грешнику, по надежде на них, бесстрашие и нераскаянность. По всему этому грех, как справедливо заметили св. Отцы Церкви, ужаснее самого диавола: ибо и диавола из Ангела светоносного грех сделал духом отверженным. Судя по такой жестокости и коварству врага нашего - греха, следовало бы ожидать, что мы будем крайне осторожны против него, и постараемся брать заранее все меры против его нападений и лукавства; что сражение с грехом во всех его видах сделается постоянным и главнейшим подвигом всей нашей жизни; что для победы над грехом или по крайней мере для избежания от греха, мы будем употреблять все способности и силы наши, все средства и пособия и естественные и благодатные; что в случае поражения и ран, нам причиненных, немедленно будем восставать от падений, вознаграждать потери, врачевать раны, избегать тех мест и случаев, кои были для нас опасны и гибельны; что все близко или отдаленно приводящее ко греху, сделается для нас чуждым и отвратительным; все, что защищает или избавляет от греха, любезным и драгоценным. Но посмотрите на мир и род человеческий, посмотрите на других и себя самих, - и увидите совершенно противное. Малая только, весьма малая часть людей ведет ту святую брань со грехом и пороком, которую бы всем и каждому вести надлежало. Другие если начинают по временам сражаться с общим врагом, то, во-первых, по временам, без надлежащего постоянства и твердости; выходят притом на брань, не собравшись со всеми силами, не обдумав плана действий, не сообразив цели и средств, без твердой решимости победить или умереть, посему и прекращают ее при первом малом успехе или неуспехе, забыв, что брань со грехом должно вести да конца жизни. Большая же часть людей и не думала никогда о том, что надобно сражаться со грехом; вместо ненависти к сему врагу и удаления от него, сами ищут нападений и плена, сами идут во стан вражий, предают себя в его волю и требуют постыдных уз и приказаний, со всею готовностию носят первые и исполняют последние. Что причиною, что такой ужасный враг, как грех, находит себе в нас так мало противоборства и так много послушания и благоприятства? то ли, что нам недостает силы и средств ко сражению с ним? Нет, сего нельзя сказать: ибо хотя мы, по коварству сего же врага, лишились первобытных сил на доброе, коими снабжены были при сотворении нас, но все еще имеем столько способности, что можем питать по крайней мере постоянное отвращение ко греху и его ядовитым соблазнам. С другой стороны, каждому из нас святою верою нашею даруются силы и средства новые, не меньшие тех, которыми обладали мы некогда. Что сих новых сил и средств достаточно для совершенной победы над грехом, - свидетелем тому целый многочисленный лик святых Божиих, кои, быв во всем подобны нам, обложенные тою же бренною плотию, находясь среди тех же соблазнов, сражаясь с теми же напастями, терпя то же, и стократ больше, не усомнились выйти на сражение со грехом, поражали его во всех его видах, остались наконец совершенными победителями: и теперь, свободные от всякого греха, исполненные всех совершенств, блаженствуют на небе, будучи готовы помогать нам во всяком греховном обстоянии нашем. Итак не бессилие наше виною того, что ужасный враг наш грех так ненаказанно господствует над нами. Что же? между причинами сего печального явления одна из самых главных - неведение, -то, что большая часть людей не знает своего врага и его ужасных свойств, не знает до того, что почитает его за своего друга. По-видимому, странно не знать греха тем, кои грешат непре¬станно, но в самом деле так. Увы, мы знаем, слишком знаем грех, для того, чтобы грешить; но не знаем, как должно, греха для того, чтобы избегать его и ненавидеть! То есть, мы знаем ту сторону греха, которую он сам показывает нам, дабы обольщать нас, и не видим той стороны, которою он погубит нас и посему старается всячески скрывать от нас. В сем случае большая часть людей подобна младенцу, который, видев насколько раз разнообразные движения змеи и красивый перелив цветов ее на солнце, но не имея никакого понятия о яде ее, начал бы уверять, что он хорошо знает, что такое змея. При таком полузнании младенец готов, пожалуй, уверять, что змея прекрасное животное и что ее стоит иметь на своих руках, у своего сердца. Большая часть грешников совершенно подобны младенцу: иначе как изъяснить безумные похвалы греху и порокам, слышимые нередко из уст бедных грешников? Как понять, что многие не только грешат беспрестанно, но и хвалятся своими грехами? Утверждать, что они дошли до ожесточения нравственного и прямо ищут во грехе своей вечной погибели? Но этого бывая" не видно в сих несчастных людях; и они сами первые ужаснулись бы, если б кто начал производить их греховность из этого ужасного начала. Нет, они ищут во грехе своем не погибели себе, а блаженства; и думают найти его в нем потому, что, подобно младенцу, видят только волшебную пестроту змеиной кожи, и не видят жала и яда змеиного. Если же они увидели бы ясно последнее, поняли, какой яд скрывается в сладости греховной, и убедились совершено, что последняя греха зрят прямо во дно адово, то первые, может быть, поспешили бы навсегда расстаться со грехом, прокляли бы все наслаждения его, и решились не рабствовать своим страстям, а сражаться с ними насмерть. При таком положении дела, очевидно, нет ничего нужнее, как распространять между людьми истинное понятие о грехе и его ужасных последствиях. Всяк, кто может, должен делать сие, должен всяким способом, при каждом удобном случае, сообщать другим, что он знает о яде греховном, какое его действие и какие против него надежные средства. Это обязанность каждого самая священная! Ибо, судите сами, не так ли именно поступаем все мы, когда идет на нас какая-либо ужасная язва: не расспрашиваем ли тогда друг друга, не рассказываем ли каждый, что он знает о язве, на кого и когда она особенно нападает, что ее привлекает и что ей противно, чем можно предохра¬нить себя и избавиться от нее? Но какая язва может сравниться с язвою греховною и ужасными опустошениями, производимыми ею в роде человеческом? Посему нет долга в отношении к братиям нашим священнее того, как предостерегать их от греха, и для сего вразумлять в ужасное свойство ею - убивать нашу душу и тело. Это самый полезный предмет для собеседования наставников с учениками, родителей с детьми, домовладельцев с домочадцами, людей просвещенных с простолюдинами. Но если на ком всецело лежит священный долг обнажать порок от всех личин его, и показывать все ужасные последствия, то на пастырях Церкви. По всей справедливости должно сказать, что в сем наипаче должно состоять попечение о душах, им вверенных. Ибо все истины спасения, как ни благотворны они, не произведут желаемого действия над грешником, доколе он не убедится и не восчувствует, что состояние греха, в коем находится он, есть состояние самое ужасное и погибельное. Чувствуя сию истину, и мы, братие, по долгу звания нашего, решились в наступающие дни святого поста, избрать постоянным предметом для собеседований наших с вами грех и его ужасную ядовитость. Если бы слово наше не в состоянии было возбудить чьего-либо внимания, то теперь самое время возбудить его. Ибо в продолжение поста каждому из нас надобно приступать к покаянию и исповеди: это самых невнимательных заставляет размышлять о грехе. И, так будем размышлять вместе и вслух: против общего врага нашего соединимся общими силами. Для сего, при помощи благодати Божией, рассмотрим, во-первых, что есть грех в существе своем, и какие его виды, во-вторых, исследуем, чем грех соблазняет нас, и постараемся; сорвать с него все обольстительные личины, в-третьих, пройдем мыслию по путям беззакония, и покажем куда приводят они. Собеседование о сих предметах может послужить для всех нас вместо приуготовления к таинству покаяния и исповеди. Аминь. Оглавление СЛОВО О СУЩЕСТВЕ ГРЕХА, ЕГО ВИДАХ, СТЕПЕНЯХ И РАЗЛИЧНЫХ ГРЕХОВНЫХ СОСТОЯНИЯХ Намеревающиеся вступить в сражение с каким-либо сильным неприятелем стараются первее всего узнать предварительно свойства своего противника, состав его полчища, силы и средства, коими он может располагать: подобно сему и для нас, коим предлежит брань со грехом, нужно, для успеха в сво¬ем деле, предварительно узнать, в чем состоит грех, где его на¬чало, каковы его свойства, в каких выражается он видах, отку¬да берет силу, что ему благоприятствует и что для него противно. Кто скажет нам это? Скажет, во-первых, слово Божие, в ко¬ем грех изображается во многих местах со всеми ужасными его последствиями; скажет, во-вторых, история рода человеческо¬го, исполненная примерами всякого рода грехов и преступлений человеческих; скажет, наконец, самый ежедневный опыт, и чуждый и свой собственный. Увы, для изображения свойств греха нет нужды прибегать к каким-либо умозрениям и пособиям мудрости человеческой, довольно посмотреть внимательно на людей, и заглянуть в собственное сердце, коему, как справедливо замечено священным бытописателем, от юности прилежит помышление на злое во все дни! На вопрос: что есть грех? ответствует нам апостол, говоря, что грех есть беззаконие (1Ин.3,4). И действительно, сущность всякого греха состоит в нарушении какого-либо закона, так что если не было бы закона, то не было бы и греха. Поелику же закон сам по себе есть не что иное, как выражение воли Божией, то грех столь же справедливо называется преступлением сей всесвятой воли. При каждом грехе, человек, всякий раз, вместо закона поставляет свой слепой произвол, вместо закона пресвятой воли Божией - свою злую волю, а посему при всяком грехе человек становится противником и врагом своему Создателю. Уже по сей одной черте, может судить всякий - как преступен, опасен и зловреден грех: ибо малое ли дело стать твари против своего Творца? Так как требования закона все состоят из двух вещей - первое, чтобы мы исполняли все благое и справедливое, во-вторых, чтобы не делали ничего худого и несправедливого: то грех, как нарушение закона, тоже состоит из двух главных видов - во-первых, из исполнения того, что закон повелевает делать - грехов, так называемых, опущения, во-вторых, из совершения того, что закон запрещает делать, - грехов, так называемых, нарушения. Так, например: грешит тот, кто отнимает у ближнего, каким бы то ни было образом, его собственность; грешит и тот, кто самую свою собственность не употребляет во благо ближнего, когда может это сделать: ибо закон повелевает не только не обижать ближнего ничем, но и помогать ему всем. Подобным образом грешит не только тот, кто лжет и вводит других в заблуждение, но и тот, кто, зная истину не открывает ее и не выводит из заблуждения. Это должно приметить особенно: ибо многие считают для себя грехом одно то, что сделали они худого и богопротивного, а что не сделано ими доброго и общеполезного, - того нисколько не ставят себе в преступление. Нет, и это грех, когда человек, могши сделать что-либо доброе, не делает того по своему нерадению или малодушию. Все таковые осудятся с рабом, закопавшим свой талант в землю. И он не сделал никому ничего худого, представивши потом свой талант своему господину целым: но поелику не употребил его, как должно, то и лишен всего, в наказание за леность. Так как свободная деятельность человека выражает себя тремя главными способами - мыслию и желанием, словом и беседою и наконец, самими действиями; то и грех имеет три главных вида. Есть грехи мысленные - это все нечистые помыслы и желания, греховные воображения и воспоминания. Питать в уме своем и сердце подобные мысли и желания, значит грешить: ибо, кроме того, что от таких мыслей и желаний часто Происходят худые слова и дела, они сами по себе уже портят Душу и делают ее нечистою и богопротивною. Как опасна и зловредна сия внутренняя нечистота и греховность мыслей и чувств - разительно показывает пример духов нечистых, ибо у них нет ни нашего слова, ни нашей телесности, их порча и развращение все заключено в их духе, и однако же как оно ужасно! Второго рода грехи состоят из худых и гнилых слов. Сюда относятся все виды лжи и обмана словесного, все роды божбы напрасной и клятв безрассудных, все пересуды и злоречия на счет ближнего, все лжесвидетельства и клеветы, все сооблазнительные шутки и срамословия. Сюда же должно отнести и грехи слова письменного, когда то, что грешно произносить устами, пишется на бумаге, и таким образом распространяется и стократ более делает соблазна и вреда, нежели произносимое устно. К сему же роду грехов будут принадлежать и те случаи, когда мы могли сказать что-либо хорошее и полезное, и не сказали, когда должны были защищать истину священную, или обнаружить ложь и клевету бесчестную, и не сделали того из расчетов самолюбия или своекорыстия. Третий вид греxoв состоит из самых порочных действий. Здесь, если начать исчислять поименно, то недостанет числ и слов. - Приметим только, что иные грехи прямо против Бога и веры в Него, как-то: неверие, хула и отчаяние; иные грехи устремлены прямо против ближнего, например: татьба, убийство; иные против самого грешника, например: сладострастие, невоздержание и пьянство. Не все грехи, бывают, без сомнения, в каждом человеке, обыкновенно одна какая-либо страсть берет верх над другими и, становясь господствующею, нередко даже изгоняет другие страсти, с ней несовместные, например: скупость изгоняет невоздержание, но в сущности дела каждый грешник носит в себе семя всех пороков, подобно тому, как праведник носит в себе начало и семя всех добродетелей. Тем паче нельзя быть с одним каким-либо грехом или пороком по произволу. Человек гордый, например, бывает вместе и завистлив, и мстителен, и жесток, человек скупой - притеснителен, лжив и низок; плотоугодник - клятвопреступен, лицемерен и расточителен. Не все грешники стоят также на одной степени развращения: в грехе, как и в добродетели, есть своя постепенность. Первая степень, когда человек начинает предаваться по временам разным порокам, или одному какому-либо, без особенного расположения ко греху, не забывая по временам и покаяние, хотя без особенных плодов его. Вторая степень - когда худые действия обращаются в навык, порок или страсть, становятся постоянным началом действий и правилом для жизни, не заглушая однако же вовсе желания исправиться и перестать грешить. Третья степень - когда развращение доходит до того, что грешник, совершенно ослепленный грехом, почитает его для себя необходимостью, вовсе забывает закон и страх Божий, грешит нераскаянно, с намерением всегда оставаться таким, как есть. Состояния греховные также различны. Есть состояние греховного неведения, в коем человек, следуя влечению растленной природы и худым примерам, совершает многие грехи, не имея надлежащего понятия о том, как совершаемое им противно закону и природе. В таком состоянии находятся многие из бедных язычников, по недостатку истинной религии. Есть состояние беспечности духовной, в коем находящиеся вовсе не думают о том, что и как должно человеку делать, чего требует закон Божий и что воспрещает, живут как случится, поступают как случится, грешат и беззаконствуют как случится. Пример и обстоятельства, привычка и страсти суть для них вместо всех правил и законов. Есть состояние духовного лицемерия, когда человек ясно видит, чего требуют долг и совесть, и старается сохранять на себе всю личину честности, но в тайне предается всему, к чему влекут его страсти. В таком лицемерии обличал некогда Господь фарисеев. Есть состояние духовного ожесточения, когда грешник выходит из свойственной греху боязни и скрытости, бесчинствует явно, упорно отвергает все вразумления и хвалится своими преступлениями. Есть состояние отчаяния, когда грешник, пробудившись от греха, чувствует крайнее к нему отвращение, но вообразив, что его грех неотпустителен, готов бывает на самые отчаянные поступки и против других и против самого себя: пример сего состояния - несчастный предатель Христов. Видите, сколько болезней и язв у души человеческой! Видите, сколько уз и оков у нашей бедной свободы и воли! Видите, сколько удиц и петлей у врага нашего диавола! Посему-то св. Писание так часто советует нам непрестанно трезвиться духом и бодрствовать, посему-то люди, опытные в духовной жизни, не советуют полагаться ни на какую свою добродетель и твердость, ибо, как показывают примеры, можно с самой высокой степени совершенства духовного вдруг упасть и разбиться в прах. Но да не унывает при сем никто! Велика сила греха, но стократ больше сила благодати Божией. Многобразно полчище пороков, но еще многообразнее лик святых добродетелей Мы не одни - с нами Искупитель наш, с нами Дух Святый и Всемогущий, с нами Ангелы хранители, с нами все Святые Божий, с нами Церковь и ее таинства. Нет греха, побеждающего милосердие Божие, нет преступления, коего не могла бы смыть с души нашей всесвятая Кровь, пролитая за всех нас на Голгофе. Всякий грешник, кто бы он ни был и как бы ни были велики грехи его, если только восхощет искренне и твердо, может, при помощи благодати Божией, сделаться паки чистым и праведным и удостоиться царствия небесного: пример тому покаявшийся на кресте разбойник. Аминь. Оглавление СЛОВО О ТОМ, КАК ПРОИЗОШЕЛ ГРЕХ В МИРЕ И В РОДЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ, И КАК ОН ПРОИСХОДИТ В КАЖДОМ ИЗ НАС Откуда грех в мире? - вопрос самый близкий каждому грешнику, но для ответа на него надобно выйти мысленно за пределы всего видимого, ибо грех произошел не в нашем мире; Благодарение, тысячекратное благодарение Господу, что не мы, человеки, были первыми виновниками греха, возмутившего беспредельное царство Божие и внесшего смерть и пагубу во вселенную! Ибо хотя мы и заразились ужасною язвою греха, но поелику она пришла к нам отынуду, заразила нас притом без полного нашего сознания: то нам еще осталась потому самому возможность быть уврачеванными от язвы греховной. Где же, спросите, произошел грех? В области духов - в сердце Люцифера. Он породил в себе первый грех, он перелил сию язву сначала в подобных себе духов, а потом и в сердце неосторожного прародителя нашего. Как зачался и родился грех в духе Ангела светоносного, - не знаем: это тайна! Руководясь истинным понятием о совершенствах Творца и природе существ разумных, мы можем только и должны утверждать, что, первый грех произошел не от природы, а от свободы, и состоял в злоупотреблении разума и воли, а, последуя некоторым указаниям слова Божия, доумеваем, что первым злоупотреблени¬ем разума и воли в первом виновнике греха были самомнение и гордость, желание независимости безграничной и стремление сделаться подобным Богу. То же св. Писание, и уже положи¬тельно, открывает нам, что сии преступные чувства в люцифере не остановились на одном внутреннем недовольстве и тайном враждовании против Всевышнего, а дошли до явного возмущения и безумного противоборства его всемогущей воле. Такая дерзость и бунт не могли быть терпимы у престола Всемогущего - и гордый денница свержен в преисподнюю, в самую низшую область мироздания, где он действительно образовал из себя с клевретами своими собственное царство тьмы и ужаса, ненависти и отчаяния, смерти и разрушения. Чтобы умножить число темных слуг своих и сообщников возмущения, чтобы уязвить неприступного по существу своему Творцу в лице видимого представителя Его совершенств на земле, враг Божий решился заразить греховною заразой и созданного по падении его человека. Известно, как последовала сия зараза. Для человека, яко видимого образа Бога невидимого, яко будущего наместника Его на земле и правителя всех низших существ, необходимо было испытание, или такой опыт послушания и любви к Творцу и Благодетелю своему, в коем испытуемый со всею свободою мог бы показать, что он решается единожды и навсегда подчинить свою волю пресвятой воле и закону Творца своего, дабы во всем действовать согласно Его премудрым целям и намерениям. Для сего опыта выбрано было древо познания добра и зла, с запрещением вкушать от плодов его - под опасением смерти. В повиновении сей заповеди заключалось все для человека - жизнь в исполнении ее, смерть в нарушении: ибо чрез исполнение он навсегда оставался едино со Творцом, и потому способным, к чему предназначен Его благостию: чрез нарушение отделялся от своего Творца, стано¬вился врагом Ему, и потому вовсе неспособным к своему месту и предназначению. У сего-то таинственно древа явился искуситель в льстивом образе змия, и коварным обещанием, что чрез вкушение плодов его человек не умрет, как угрожал Господь, а сделается подобным Богу, увлек его в преступление воли Творческой. С сей злополучной минуты вторгся в наш мир грех со всем: его ужасами. Разорвав преступлением блаженный союз с Богом, несчастный прародитель наш лишился чрез то самое не посредственного, внутреннего сообщения с Источником все: сил и совершенств: ум его померк, мощь исчезла, все существо помертвело. - Вместе с тем потерял он способность к высокому своему месту и предназначению в ряду существ. А сделавшие] отпадшим от Бога и лишенным первобытных совершенств первый человек не мог уже не передать сего несчастного состояния, то есть падшей природы своей и всем своим потомкам. «И роди Адам сына по виду своему», сказано в бытописании, а уже не по образу Божию, как был создан в начале сам. Здесь-то, в сем первобытном падении всего человечества, кроется первый, общий для всех людей, источник наклонности ко злу. Этот источник есть наша собственная, падшая, помраченная, растленная грехом природа, которую каждый из нас заемлет от своих прародителей. Те, кои не признают сего источника зла, явно идут вопреки всеобщего опыта. Ибо откуда в нас столь ранний и решительный перевес чувственности над умом и совестью? Откуда такая сила над нами соблазнов и такое слабое действие на нас примеров добрых? Откуда нечистые и злые движения в самых младенцах? Не говорим уже о бренности всего существа нашего, которая видимо не первоначального - Божеского происхождения, а следствие какого-то ужас кого переворота с нашею природою. Впрочем, тот составил бы себе неправильное понятие о сей, прирожденной нам всем, порче греховной, кто подумал бы, что вследствие ее человек должен теперь грешить необходимо. Нет, благодарение Господу! сей ужасной необходимости нет ни для кого из сынов Адамовых. Вследствие первобытного падения нашего, грех в каждом из нас имеет теперь, так сказать, уже готовое для себя место и нам гораздо труднее исполнять волю Божию, нежели было в начале, а впрочем нет ни одного греха которого бы не можно было избежать, коль скоро есть на то твердая решимость. Ибо, вследствие милосердого о нас по мышления любви Божественной, мы, против немощи и порчи естества нашего, имеем теперь силу благодати, постоянно вспомоществующей нам в борьбе нашей с наклонностию к злу. Посему и ныне, как в первые дни бытия человеческого, и в каждом из нас, как в первых прародителях наших, ряд грехопадений начинается не от необходимости, а от произвола и состоит в злоупотреблении разума и воли. Как происходит в нас это новое, наше собственное падение? На сие дает нам ответ Aп. Иаков. «Кийждо», говорит он, «искушается, от своея похоти влеком и прельщаем. Таже похоть, заченши, раждает грех» (Иак.1,14,15). В самом деле, доколе душе наша благодатию Божиею не исправится и не освободится от наклонности ко злу, доколе в ней, как на худой почве земли сорные травы, непрестанно возникают разные греховные помыслы и желания нечистые. Сами по себе, они еще не составляют греха деятельного, а служат только признаком в нас греховного расположения, и так сказать материалом для беззакония: появление их в уме и сердце не нарушает нашей свободы, а только влечет нас, как выражается Апостол, и прельщает на грех. И коль скоро похоть греха не оплодотворяется свободою воли, то преступные мысли и желания остаются бесплодными, слабеют в душе, замирают и исчезают. В противном случае, если, вместе с пожеланием, последовало и несчастное соизволение на грех, если, вместо того, чтобы отвергнуть соблазн и искушение и подавить его разумом и совестию, мы приемлем его в объятия своих мыслей, соединяем с ним нашу волю, предаемся тому, что внушает вожделение и страсть, и решаемся исполнить злое намерение на самом деле: в то время - не прежде, «раждается», как говорит Апостол, грех. Рождается гpex, хотя бы нам почему-либо и нельзя было совершить его на самом деле: ибо греховная похоть, воспринятая свободою, усвоенная волею, предназначенная к осуществлению рассудком, есть уже Полное и самостоятельное действие нашего духа и действие преступное. Так побуждение ко злу в виде похоти бывает и извнутрь -от растленного грехом сердца, но весьма часто происходит и со вне - от людей и вещей, нас окружающих. Является какой-либо соблазн, путем видения или слуха входит в нашу душу и начинает влечь за собою волю и прельщает сердце. Если человек, вооружившись страхом Божиим и чувством долга, остается при сем на стороне совести, то соблазн, проникши в душу, теряет силу и наконец - исчезает. В противном случае, то есть, когда сей внешний соблазн усвояется сердцем, увлекает за собой волю, обращается в правило действий: мы падаем и грешим, если не внешне, то внутреннее. Разительный пример сего ниспадения ко злу представляет наша прародительница в Раю. Вот, она стоит пред древом познания добра и зла и смотрит на пего, еще невинная: и змий влечет ее ко плоду запрещенному и древо,- змий, льстивым обещанием, что в древе нет смерти, как говорил Господь, а напротив ведение необыкновенное и независимость Божеская, -древо, своими плодами и красотою. «И виде жена, яко добро древо в снедь, и яко угодно очими виде ти, и красно есть, еже разумети». Греховное пожелание уже родилось в душе Евы, но могло быть отвергнуто и подавлено рассудком и твердою волею. Прародительница рода человеческого могла сказать себе: слова змия искусительны, но слова Бога и Создателя стократ вернее и святее: вид древа и плодов его прекрасен, но закон Божий еще вожделеннее. Могла сказать так, и пойти прочь. Таким образом и внутреннее и внешнее искушение осталось бы бесплодным и обратилось бы в ничто, отринутое, побежденное, оно даже укрепило бы волю на превозможение новых и больших искушений: но сердце несчастно! праматери нашей не устояло при сем в добре, увлеклось похотию, и преступление совершилось. «И вземши жена яде, и даде мужу своему, и ядоста». Подобно сему искушается и падает каждый из нас. Давид, например, случайно, видит жену Урии и, воспламенившись страстью преступною, совершает одно за другим, два ужасных преступления. Иезавель видит виноград ник Навуфея, решается, во что бы то ни стало, иметь его, и также достигает своей цели преступлением. Наконец и посредственным и непосредственным поводом ко злу, во всех его видах, может служить для нас, подобно как служил для прародителей наших, сам первый виновник греха исконный враг человечества, дьявол. Ибо хотя человекоубийца сей связан узами всемогущества Божия, и ничего не может против тех, кои пребывают под сению благодати Христовой, но те кои своим неверием и нечестием уклоняются из-под сего свято го покрова, отверзают ему дверь в свое сердце, на сих несчастных людей дух злобы получает возможность действовать пря мо и непосредственно, вдыхая в них от своей полноты зла хульные мысли, зловредные похоти и богопротивные замыслы Ужасный пример сего адского наития представляет злополучный предатель Христов, о коем прямо сказано, что дьявол вло¬жил в сердце его, да предаст своего Учителя. То же слово Божие ясно говорит, что дьявол и доныне ходит, яко лев, некий кого поглотити. Впрочем и здесь мы возымели бы весьма неправильную мысль, если бы подумали, что он поглощает, кого хочет: нет, он поглощает токмо тех, кои сами того хотят, кои небрегут о средствах избегать сего льва и его ужасного поглощения. Доказательство сему тот же несчастный предатель. Мысль о предании была положена в душу его и принята ею: но Божественный Учитель при всем том не оставляет никаких средств, чтобы остановить его на пути предательства. Почему не оставлял? потому, без сомнения, что Иуда мог и принятую, усвоенную мысль о предательстве удалить от себя, отвергнуть и соделаться таки тем, чем был вначале, то есть верным учени¬ком и Апостолом. Та же драгоценная возможность - возвратиться к своему долгу и совести остается и у каждого грешника, и если он не найдет некогда для себя извинения и ответа на суде, то потому, что мог, как говорит Апостол Павел, возникнуть от диавольские сети, и - не восхотел того. Таково, братие мои, происхождение греха в мире, в роде человеческом и в каждом из нас! Грех, как вначале произошел, так и ныне всегда происходит не от природы, а от злоупотребления воли и свободы. Без свободы нет, и не может быть никакого нового греха. Посему-то всячески должно хранить и укреплять свободу духа, ибо она, как магнит, может и возрастать в силе и умаляться, смотря по тому, как упражняют ее. В чистых Ангелах и праведниках совершенных свобода воли, от непрестанного святого упражнения в добре, дошла до того, что сделалась вовсе непреклонною ко злу, неподвижно утвержденную в добре и законе: а в духах отверженных, от нераскаянности, гордости и непрестанных ниспадений во глубину греха, свобода воли пришла в такое состояние, что потеряла силу обратиться к добру и соделалась одним признаком истинной свободы. Подобно сему и в грешниках, нерадящих о своем исправлении, преданных слепо страстям, свобода, от повторения одних и тех же грехов, умаляется наконец - до того, что они, предоставленные самим себе, без всемощной благодати Божией, никогда не могли бы выйти из бездны греховной. Памятуя сии непреложные истины, будем, братие мои, дорожить как можно более внутренним произволом свободы нашей, не расточая безумно силу бессмертного духа нашего, по требованию страстей и прихотей. Когда же почувствуем в себе ущербление нашей духовной свободы от грехов наших, то поспешим восполнять слабость воли нашей слезами истинного покаяния благодатными таинствами св. Церкви, подобно как мореходцы немедленно спешат снова намагничивать свой компас, когда заметят, что он теряет силу направляться к северу. Аминь. Оглавление СЛОВО О ТОМ, ЧЕМ ГРЕХ СОБЛАЗНЯЕТ ЧЕЛОВЕКА, И ПОЧЕМУ ТАК МНОГО ГРЕШНИКОВ НЕРАСКАЯННЫХ, И ТАК МАЛО ИСТИННО КАЮЩИХСЯ И разум, и опыт, и слово Божие уверяют нас, братие, что грех есть зло великое, и предаваться ему значит быть врагом самому себе. Между тем, что видим мы в мире? Что видим вокруг нас и в нас самих? Грех. Малая только часть избранных Божиих, утвердившись на камени заповедей Господних, оградавшись страхом Божиим и благодатию Христовою, блюдет себя чистою от греха, постоянно сражается с ним во всех его видах, и побеждает его в себе и в других. Гораздо большая часть, если и не оставляет совершенно пути правды и истины, то непрестанно уклоняется от него на десно и шуее. Еще большая часть людей и не думает о царском пути правды и долга, спокойно позволяет себя влачить страстям по всем дебрям порока. Есть наконец и такие, кои до того раздружились со всякою добродетелью, до того сроднились со всяким грехом, что подобно духам отверженным, готовы навсегда оставаться во грехе, готовы, если бы было возможно, воцарить его над всем миром. Есть, значит, в грехе что-либо особенно привлекательное, когда он может так овладевать людьми, несмотря на все предостережения от него разума, опыта и закона Божия. Что бы это было такое? Это, по замечанию Апостола, «временная греха сладость» (Евр.11,25), и, можем прибавить мы, временная добродетели горечь. Человек создан для блаженства, и по природе своей неудержимо и постоянно стремится к нему. Поелику же в настоящем состоянии нашем, порок бывает часто сладок, а добродетель напротив горька, то человек, жаждущий блаженства, потому самому и устремляется к пороку - сладкому, и отвращается добродетели - горькой. Но откуда сия, хотя временная, сладость порока, и эта, хотя временная, горечь добродетели? Ужели первый сладок, а последняя горька по самому существу их? Нет, этого быть не может. Грех по существу своему есть горечь адская, добродетель по самому существу своему есть сладость райская: но это по существу их, для ощущения сей горечи греха, сей сладости добродетели необходим вкус чистый и здравый, в нас нет сего вкуса, посему добродетель кажется нам иногда горькою, а порок сладким, точно так как это бывает в отношении к яствам, во время некоторых болезней. Такое превращение вкуса душевного бывает не вдруг. В юных летах, когда сей вкус обыкновенно бывает чище (совершенного чистого вкуса к добродетели и пороку мы, как существа падшие, не приносим с собою в мир сей), все доброе для нас бывает гораздо приятнее, и потому легче к совершению, и все порочное гораздо горче, и потому отвратительнее. Но с продолжением времени, когда чувственность наша берет верх над рассудком, когда примеры и обычаи заглушают совесть, когда грех от повторения обращается в привычку, духовный вкус наш, портясь более и более, наконец совершенно превращается, так что добродетель становится для нас горькою, а порок сладким и приятным. Все сие проясняет отчасти темное владычество греха над нами, но чтобы видеть все приемы, коими уловляет он человека, все узы и оковы, коими он удерживает нас в своем плену, рассмотрим дело подробнее. Мы являемся на свет сей, как показывает опыт, не с первобытными совершенствами и невинностью, а с составом души и тела поврежденным, с силами и способностями, не имеющими между собой надлежащего согласия, с видимою наклонностью к чувственному, и отвращением от закона и обязанностей наших. Для исцеления нас от сей проказы, для выправления всех членов природы нашей, для возвращения нам первобытной жизни, здравия и целости, потребно продолжительное врачевание, чем и занимаются вера и добродетель, благодать и Евангелие. Человек, предавшись им, как больной предавшись в руки искусному врачу, по необходимости теряет большую часта своей свободы, должен жить и действовать не как хочется, а как велят, должен терпеть разные лишения, принимать много горьких капель, доколе не освободится от наклонности ко греху и чувственности. Все это тяжело, иногда весьма больно для нашего плотского человека, для самого воображения, воли и свободы нашей. И вот является человеку грех и говорит: к чему сии принуждения, все эти лишения? Что тебе мучить себя? Ты таков, каким должен быть, по крайней мере, совсем не так худ, как изображают тебя вера и религия. Живи как хочется, пользуйся всем, чем можно, лови радости и удовольствия, коих и без того не много. Бедный человек внемлет обаятельному голосу, сбрасывает с себя все пластыри и обязания, кои возлагали на него вера и добродетель, и переходит на сторону порока, ко¬торый предлагает полную свободу, все виды наслаждений и радостей земных. Во-вторых, вера и добродетель подвергая человека, хотя для его же блага, разным принуждениям и ограничениям, требуя от него нередко важных жертв и усилий, награду за это обещает не столько в настоящем, сколько в будущем, нередко отдаленном, а полного плода и возмездия за все труды и лишения и не обещают в этом мире, а велят ожидать его по смерти. Человек, озаренный светом благодати и решительно утвердившийся в добре, вполне довольствуется сим обещанием: ибо видит ясно, что дело иначе и не может быть, что доколе падшая природа его вся не обновится и не освятится благодатию, дотоле она не может и вместить полного блаженства, что caмая жизнь настоящая, самая земля наша в настоящем их состоянии неспособны к сему блаженству. Но человек, водящийся мудро¬ванием земным, не отрешившийся чувственности, не может возвыситься до сего святого взора на вещи, он, не смотря на все свои недостатки, на всю свою болезнь, хотел бы сделаться блаженным здесь, и как можно скорее. Грех пользуется всем сим, и во первых наводит сомнения на будущие награды за добродетель, на самую жизнь будущую, что и не трудно делать для него, ибо то и другое невидимо, во-вторых, преувеличивает злонамеренно жертвы, требуемые законом и совестью, выставляя в то же время полную картину своих удовольствий. Зачем, говорит он человеку, опускать верное - настоящее и гнаться за будущим неизвестным и едва ли возможным? Я не маню тем, чего у меня нет: мои все блага и радости налицо. Они все к твоим услугам, только предайся мне. Бедный грешник посмотрит в даль будущности, обещаемой за добродетель, - и своими близорукими очами не видит ничего, или весьма мало посмотрит на область греха, она кипит пред ним утехами и наслаждением, и вот, - он на стороне греха, в плену страстей!.. Опыт мог бы остановить при сем бедного человека, показать ему, как многие из грешников, вместо всех сладостей греха, или за малые капли ее, терпят и в сем мире ужасные бедствия: но грех умеет искусно прикрывать в себе эту мрачную и ужасающую сторону, представляя, что сии бедствия произошли не от самого греха и преступления закона, а от недостатка при сем благоразумия, или от особенного стечения обстоятельств. Все это бывает при грехе, говорит человеку страсть, но всего этого может и не быть: ты возьмешь против сего надлежащие меры, и на твою долю достанутся одни сладости и удовольствия. В довершение сих обольщений, грех имеет удивительную способность разнообразить ядовитую свою сладость, смотря по требованию. Можно сказать, что сладость греховная преображается по вкусу каждого грешника. Для людей грубых и чувственных у греха множество наслаждений, самых плотских и грубых, для людей, живущих в области вожделений душевных, у греха есть немало удовольствий невещественных, например, удовольствие скупого от одного взгляда на кучи золота. Для людей, действующих преимущественно умом и волею, у греха наготове запас преступных наслаждений умственных, доставляемых гордостью, презорством, буйными замыслами, дерзкими поступками и проч. Даже для людей знакомых с жизнью духа, с подвигами добродетели, с совершенствами христианскими, у греха есть своя сладкая отрава: это тайное самоутверждение своими совершенствами и подвигами, с забвением собственного ничтожества. Сею приманкою грех уловляет душу в свои сети, так сказать, под самым небом. Самая сладость греха, в чем бы она ни состояла, имеет Ужасные свойства. Вкушаемая, она обессиливает человека во всем существе его, отнимает у него часть внутреннего чувства и разумного самосознания, неприметно погружает таким образом сначала в сон духовный, а потом в душевное оцепенение мертвенность. Обумерщвщленный страстями грешник, видя не видит, слыша не слышит. Сколько ни восходит над ним солнце благодати, сколько ни орошается он струями слова Божия и христианских наставлений, сколько ни гремит над ним гром самого гнева Божия: - все это для него как бы не существует, потому что грех ослепил его ум, подавил в нем совесть, обмертвил его дух. Будем ли дивиться после всего этого, что так мало людей избегающих совершенно сетей греха, и так немного таких, кои, имев несчастие увязнуть в сих сетях, расторгают их потом мужественно и исходят на свободу духа? Ах, если бы не всемогущая сила благодати Божией, не Ангелы хранители наши, в матернее попечение и таинства Церкви, то все мы, без сомнения, и навсегда остались бы в плену страстей, не имея и мысли о том, чтобы сражаться с ними и терпеть разные принуждения для возвращения себе свободы духа и чистоты сердца! Не будем же забывать сего, возлюбленные! Зная коварствео врага нашего - греха, и то, чем он уловляет нас, противопоставим ему всегдашнюю бдительность, строгий разбор и непреклонное отвращение. Явится ли он пред нас с своей сладостью, - отринем ее с ужасом подобно тому, как мы же отвергли бы яд, самый сладкий и вкусный. Будет ли грех прельщать нас утехами в настоящем, - вспомним, что сии утехи привременны и скороисчезающи, а скорби, за ними следующие, всегдашни и вечны. Будет ли выставлять пред нами трудность жизни добродетельной, великость жертв, требуемых верою и покаянием, скажем, что сия трудность также привременна и вместе необходима и спасительна, что сии жертвы вознаградятся в свое время сторицею и требуются от нас ради нашего же блага, - скажем так, и пребудем верными закону, Богу и совести. Аминь.