Свт. Иннокентий Херсонский / Слова и беседы на праздники Господни (4)

Так, ожесточенные во грехах миролюбцы, беззаконные наслаждения ваши достойны порицания и отвращения не только потому, что они преходят, как тень, и исчезают, но и потому, что, исчезая, оставляют за собою неизгладимые следы разрушения и бедствий. Не думайте, что грехи ваши не существуют, потому что вы не ощущаете уже от них преступного удовольствия; нет, они все существуют для того, чтобы некогда терзать и мучить вас. Грех кратковременен только по суетному удовольствию, им доставляемому; но он вечен по тому безобразию и разрушению, которое вносит в нашу природу. Не спрашивайте, в чем состоит это разрушение. Оно - в извращении вашей природы, в истощении вашего духа, в растлении сердца, в потере совести, в наклонности ко злу, в отвращении от всего доброго и святого, в непрестанной борьбе мыслей и чувств, уподобляющих вас духам отверженным. Если вы теперь не чувствуете всей разрушительной силы зла, в вас живущего, не дознаете опытом, что беззаконная жизнь есть сама себе наказание, то потому, что земное бытие наше так устроено Промыслом, что грех не оказывает здесь большей части гибельных действий своих, дабы служение добродетели было тем свободнее и бескорыстнее; потому, что дух ваш, непрестанно упиваясь из чаши плотских удовольствий, всегда кружась в вихре забав и мечтаний, находится в состоянии нечувствия; потому, наконец, что телесный состав, подобно пеплу, скрывает в себе адский огонь греха, тлеющий в душе вашей, и препятствует ему обратиться в пламень всепоедающий. Как много, впрочем, миролюбцы, страдаете вы и теперь! Как несчастна жизнь ваша уже и здесь! Несмотря на суетные наслаждения, не тяготит ли вас непрестанно чувство скуки, побуждающее вас, подобно ветру, переноситься из одного места в другое? Не слышится ли, по временам, внутри вас тайный голос, что лучше было бы вам не родиться, нежели жить так, как вы живете: на погибель себе и другим? Не бывает ли минут, что вы стыдитесь сами себя, даже неодушевленных вещей, вас окружающих? Не случается ли, что вы завидуете (не словами только, как в изнеженных стихотворениях, а на самом деле) бессловесным животным? Не обнимает ли вас иногда проницающий душу и сердце трепет при встрече с тем, что напоминает человеку о его вечном предназначении? Не пробуждается ли, по временам, ужасное чувство того, что в вас обезображено человечество, что вы где-то ниже, нежели прочие люди, в какой-то бездне, что вы принадлежите к числу отверженных, что в вас живет как бы некий дух злобы, что вами движет какая-то враждебная сила зла? Все сие не отравляет ли ваших удовольствий, не составляет ли того крушения духа (Еккл. 1; 14, с подлин.), коим слово Божие угрожает миролюбцам? Плоть, виновница беззаконий, седалище нечистоты, не страдает ли подобно духу? От чего искусство и неусыпность врачей не успевают следовать за бесчисленным полчищем болезней, непрестанно возрастающим, всегда изменяющимся, более и более свирепеющим? Спросите у них, кто родитель сих болезней? И все единогласно скажут вам: грехи и развратная жизнь. Вопросите и духовных врачей, что большей частью видят они, находясь при одре умирающих грешников? Не лютые ли мучения тела, давно растленного ядом греха? Что слышат? Не проклятия ли прежней беззаконной жизни? Если же, братие, и на сей греховной земле, в этом плотском мире, грех уже так злобно изменяет вам: в цветах скрывает жало, в сладости растворяет яд; если вы и здесь несчастны по духу и телу, то что будет с вами там, где живет одна правда и чистота? Чего не должны вы будете терпеть в стране воздаяния и суда? В каких ужасных видах не разраытся там гибельная сила греха, не воспящаемая (не отвлекаемая) более узами милосердия Божия? Одна противоположность грубости, нечистоты, растленности вашего духа, и духовности, святости и чистоты мира бесплотного, не составит ли для вас вечный неиссякаемый источник мучений и страха? Как для больного зрения несносен свет дневной; так для недугующего грехами ума будет нестерпимо сияние небесного; как нечистым насекомым противны места благорастворенные и чистые, так для погрязшего в похотях сердца тяжела будет чистота мира бесплотного; как тем, у коих повреждены органы дыхания, убийствен самый воздух, коим живем и дышим, так для растленного нечестием духа будет смертельна та святая стихия, в коей живут и блаженствуют бессмертные Ангелы. Душа каждого грешника, разрешившись от тела, сама собою примет вид отверженного духа, будет искать мрака, стремиться в бездну, алкать ужасов и разрушения... Вот к чему, братие, ведет вас развращенная жизнь, ведет непременно. Пути беззакония гладки и приятны, но окончание их зрит прямо во дно адово. Перед каждым грехом смертным, по выражению пророка, является рай сладости, но позади его поле пагубы. Что же, братие, побуждает вас оставаться на сем пути к аду? Почему не поспешите вы удалиться с поля пагубы? Время сокращается, а вы простираетесь в беззакониях! Лукавый мир преходит, а вы неподвижны во зле! Смерть жертву за жертвой похищает из среды нас, а вы мните основать здесь вечное жилище суеты! Боже мой! кто мог так ослепить вас? И что будет с вами, если какой-либо Ангел Господень насильно не изведет вас из погибающего Содома? Припомним, братие, начало прошедшего года, сколько людей, кои, подобно нам, вступая в Новый год, предавались надеждам на будущее? И где они теперь? Где тот бесчестный клеврет, с коим ты делил безумные беседы, губил драгоценное время, продавал совесть и добродетель? Где тот низкий друг, от коего ты принимал зловредные советы, перед коим раскрывал тайну твоих страстей и преступлений? Чего бы они не согласились теперь дать за то, чтоб им позволено было возвратиться на землю для исправления своей жизни! Что для них сделалось совершенно невозможным, то самое для нас еще возможно и легко. Ангел смерти, склонясь, может быть, на молитвы какого-либо праведника, пощадил нас; но надолго ли? Перенесемся мыслию в будущее, вообразим, что и этот новый год окончился: опять будет в сем храме священное собрание, опять произнесется поучение с сего священного места; но будем ли мы тогда в живых? Известно, что смерть ежегодно похищает четыредесятую часть жителей сего пространного града; значит, четыредесятой части нас, здесь теперь находящихся, не будет в следующем году; значит, между нами есть немалое число людей, кои в последний раз вступают в новый год и, может быть, в последний раз слышат теперь слово покаяния. В последний раз!.. Я содрогаюсь, братие, от сей мысли; трепещу, представляя, что должен быть последним вестником спасения для сих душ, имеющих вскоре предстать на суд. Господи! Ты Сам глаголи в сердцах людей сих Твоею всемощною благодатью! Сам внуши им, что число лет их сократилось в последний раз, что они уже на пороге вечности, ибо, что значат все наши слова и убеждения, если Ты, о Боже, не даруешь силы благовествующему и благодати слышащим! Так, братие, нет ни малейшего сомнения в том, что между нами, теперь, в этом собрании, есть люди, коим не суждено увидеть окончания наступившего года. И этим-то, уже обреченным жертвам смерти, надлежало бы наипаче внять словам Апостола, мною возвещаемым, и употребить малый остаток жизни на приготовление себя к вечности. Но, кто сии жертвы? Мы не знаем их; знаем только, что от смерти ничто не защищает: ни крепость сил, ни юность возраста, ни богатство, ни искусство, -знаем только, что каждый из нас всякую минуту может сделаться жертвою смерти. А посему всем нам должно быть бдительными на страже своего спасения; каждый обязан ныне рассмотреть жизнь свою, начать и продолжать новый год так, чтобы не страшно было, если угодно будет Господу, окончить его в вечности. Наипаче же да поразятся спасительным страхом смерти те из нас, кои доселе небрегли о своем спасении, и, увлекшись соблазнами мира, поработившись плоти, провождали жизнь в нечистоте и грехах. О братие, что будет с вами, если смерть внезапно восхитит вас из среды живых! Как явитесь вы пред Судиею? Что представите из своих дел? Куда обратитесь за помощью? Где скроете свои преступления?.. Знаю, что подобные слова для некоторых грешников, присоединяющих к разврату сердца буйство ума, могут показаться недействительными; знаю, что нечестивая жизнь между многими ужасными последствиями влечет за собою неверие в самые священные предметы, и особенно, неверие в наказания, ожидающие грешников за гробом; и, возможно, в сем храме, между нами есть люди, кои поставляют безумную славу в том, чтобы сомневаться в обетованиях и угрозах Евангельских, Но мое слово не к тем исполинам греха (кои, впрочем, являются малодушнее детей на одре смерти): для возбуждения этих людей нужны громы гнева небесного, а не кроткий глас убеждения. Я говорю к душам грешным, но кои не дошли до того безумия и отчаяния, чтобы обречь себя на погибель и ничтожество. Их-то желал я остановить на пути к аду. И почему не иметь мне сей надежды? Почему и вам, братие, как бы ни были велики грехи ваши, отчаиваться в своем спасении? Дверь покаяния еще не затворена - может приходить всякий. Пусть зло проникло природу вашу, пусть пагубные привычки одолели рассудок и совесть вашу; пусть грех соделался для вас как бы некой необходимостью - все это обратится в ничто, если вы того восхотите. Как! Диавол успел сделать из вас сынов нечестия и погибели, а Бог, а всемогущая благодать Его не сильны сотворить вас паки сынами спасения? Кто может утверждать сие? Веруйте токмо в Спасителя и будьте мужественны - и вы возникнете от диавольской сети. Господь не оставлял вас, когда вы жили во грехах; оставит ли, когда вы обратитесь к Нему? Но будьте, говорю, мужественны. Если для спасения жизни телесной решаются переносить самые жестокие меры врачебного искусства, то для спасения души, для истребления в ней злых навыков, для претворения растленной грехами природы, тем паче нужно решиться на лишения и пожертвования. Чем далее будете вы отходить от ужасной пропасти греха, тем более она будет терять силу привлекать вас; наконец, когда перейдете, так сказать, черту, отделяющую область нечестия от Царства Света, то некая невидимая сила повлечет вас к небу. Только не медлите, братие, в пропасти греха, доколе она не сомкнулась над вами и не заключила вас в себе навеки; начните теперь же соделывать свое спасение. Лучше сего места, приличнее настоящего времени не может быть для начатия сего святого дела. Кто искренно будет стараться о том, чтобы соделаться добрым, того Сам Бог научит всему. Сие убо глаголю, братие. Служитель слова может только возвещать волю Божию, указывать пути живота; но он не может дать сил к исполнению возвещаемого, он сам принадлежит к числу людей, требующих вразумления и помощи свыше. Един Бог может укоренять и взращивать в сердце вашем слово спасения, следовательно, к Нему, как можно чаще, должны мы все возводить взоры и сердце; у Престола благодати должно быть общее и всегдашнее наше прибежище. Но, братие, Сам Бог не возможет спасти нас, если мы будем коснеть во грехах, нерадеть о своей душе, стремиться к погибели. Спаситель сделал и делает все для грешников; после сего наше спасение или погибель зависит от нас. Аминь. Оглавление Слово на новый год Святая Церковь нередко имеет утешение видеть у себя стечение празднеств, усугубляющее светлость дней, ею торжествуемых. Но нынешний день, братие, как начало и венец нового лета, постоянно украшается стечением трех великих празднеств. Торжествуем, во-первых, в память обрезания Господа нашего Иисуса Христа, во-вторых, - в честь нового лета, в-третьих, - в честь и память святителя Христова Василия Великого. Празднества весьма различные по своему предмету, но сходные по духу, имеющие одну и ту же цель главную. Ибо всякое новое лето дается нам не для другого чего, как для совершения над собою духовного обрезания; с другой стороны, только одно духовное обрезание может соделать для нас настоящее лето истинно новым; а жизнь святого Василия представляет разительный пример и духовного обрезания, и духовного обновления, им даруемого. Раскроем для нового лета сии истины в наше назидание. Всякое новое лето, как мы сказали, дается человеку для духовного обрезания. Должна быть, братие, какая-либо цель, и притом немалая, времени, нам даруемого. Ибо премудрость Божия не может без намерения и напрасно иждивать столько своего Промысла на содержание нас в сем мире и сего мира для нас. Какая же цель времени и жизни нашей? Та ли, чтобы мы рождались, возрастали, питались, состаревались и умирали? Но так мыслить, значило бы низводить человека ниже круга бессловесных, ибо и они имеют цель высшую. Или та, чтобы мы в продолжение жизни нашей обогащались познаниями различных вещей, достигали почестей, снискивали богатства, пользовались различными удобствами жизни, веселились, наслаждались? Но все это: и науки, и почести, и сокровища, и удовольствия - невозвратно оставляют нас у нашего гроба. Может ли же быть целью времени то, что оканчивается вместе со временем? И стоило ли бы трудиться целый век над достижением того, что исчезает по совершенном окончании труда? Нет, жизнь земная должна иметь целью то, что превыше земли; время дается для вечности. Чего же требуют от нас небо и вечность? И на что потому самому должно быть употребляемо все земное и временное? Небо и вечность, в кои всем нам должно вступить, требуют, братие, от всех нас – нашего исправления, очищения, обновления, усовершения, то есть духовного обрезания. Нет нужды искать далеко причин сего требования; стоит только взглянуть на нас самих и нашу природу, - и тотчас видишь, как оно справедливо и необходимо. В самом деле, мы все явно зачинаемся в беззакониях и рождаемся во грехах; ужели с сей наследственной порчей перейти нам и в вечность? Но, она и там составила бы для нас вечную тяжесть, вечный источник недугов и горестей, посему должна быть исправлена здесь. Мы в продолжение жизни нашей впадаем в различные пороки, увлекаемся многими страстями; ужели с ними явиться нам и в сожительство чистых Ангелов, пред лице нашего Создателя? Но это покрыло бы нас вечным стыдом там, осквернило бы небесное жилище наше, навсегда отвратило бы от нас светлое Лице Отца Небесного; посему все наши пороки должны быть искоренены здесь, страсти подавлены здесь, зло и растление греховное очищено здесь. Но сие исправление и очищение природы нашей, совершаемое через самоотвержение и потому соединенное с принуждением, лишениями, болезнями, и есть то самое, что Священное Писание называет духовным обрезанием. По тому самому обрезание сие и составляет главную цель нынешней нашей жизни на земле, всей нашей деятельности, всех наших познаний и приобретений, трудов и наслаждений, званий и отношений. Кто забудет сию цель, тот будет жить без цели, станет идти, сам не зная куда, строить, сам не зная что, будет трудиться и страдать напрасно. Надобно же будет оставить когда-либо землю и пойти на небо, надобно же будет переменить время на вечность; но другого неба нет, кроме Божия - чистого, святаго; и другой блаженной вечности нет, кроме Божией, совершенно не терпящей нечистоты и зла. Посему, доколе есть время, надобно попещись о своем исправлении, очищать себя от всякой скверны плоти и духа, отвергнуть все, недостойное неба и вечности. Действие болезненное, занятие трудное, работа продолжительная; для сего нужно сражаться с миром и с собою, отрекаться того, что наиболее влечет к себе, делать насилие своему уму, воле и сердцу; но как быть? По падении нашем - это единственное средство достигнуть цели бытия нашего, необходимый путь к блаженной вечности и самый надежный способ к обновлению нашего существа, ко вступлению в новое и никогда некончаемое лето благодати, мира и единства с Богом. В самом деле, братие, в новом лете произойдет вокруг нас и с нами много нового; но все и в нас и вне нас новое нисколько не обновит нас, не приблизит к цели бытия, не доставит истинного совершенства без исправления нашего сердца, без обновления нашего духа, без очищения нашей совести, без духовного обрезания. Ты получишь новое достоинство, звание, власть; но если на сей высоте не отложишь прежней низости чувств, высокомерия и презорства, то все скажут о тебе: он тот же -так же надменен, жесток, притеснителен, низок. Ты вступишь в новые связи, в новую приязнь, родство; но если не отложишь прежней холодности, строптивости, небрежности о благе ближних, то самые друзья и кровные будут говорить: он тот же - та же нелюбовность, то же лукавство, то же самолюбие, раздражительность, беспокойный дух. Ты поселишься на новом месте, перейдешь в новый дом; но если с тобою перейдут и худые привычки, ежели новые стены будут видеть прежние измены долгу и совести; то это переселение прежнего зла - новоселье греха. Все сии и подобные новости не обновят нас, если сердце останется ветхим, если ты пребудешь во грехе. Напротив, если через истинное покаяние отложим дела темные; обрежем, как сухие и бесплодные ветви, наши преступные связи и привычки; возобновим и утвердим в себе решимость жить богоугодно и праведно, то хотя бы во внешних отношениях наших не произошло никакой перемены, и мы не приобрели ничего нового; все будет длг нас ново потому, что мы сами будем новы. Каждый, знавший наши слабости, нашу нечистоту и грехи, и не видя их в нас, скажет: нет, он совершенно не тот, что прежде! Но, что важнее всего, так скажут о нас самые Ангелы, Сам Бог, - Он Сам скажет: сын Мой сей мертв бе, и оживе: и изгибл бе, и обретеся! (Лк. 15; 24). Такова сила духовного обрезания! Оно, и только оно одно, доставляет нам истинное обновление и новое лето; посему и время, как мы сказали, дается нам для совершения над нами сего обрезания. Жизнь святого Василия, ублажаемого ныне Церковью, служит разительным примером сих истин, ибо вся она была непрерывным подвигом обрезания и самоотвержения духовного, и вместе с тем - благодатного обновления во Христе. На это употреблял он все время и все силы, к сему обращал знания и мудрость, к сему - богатство и достоинства, к сему - приязнь и вражду. Крест Христов был для него все: первое и последнее занятие ума и сердца, первое и последнее украшение и награда. Ни нежность сложения, ни слабость здоровья, ни высокий сан, ни пребывание в Афинах - ничто не могло отвлечь его от нищеты Христовой и подвигов духовных и телесных. Каждый день видел какую-либо его победу над собою, каждый день он слагал с себя что-либо, отрекался от чего-либо. Посему, когда надменный властелин желал однажды устрашить его лишениями, то не мог сделать сего: Василию нечем было грозить, ибо у него нечего было отнять. Он весь принадлежал небу, вечности, Богу. Посему и Бог явил Себя в нем особеннейшим образом. Все еще при жизни признавали в нем с благоговением человека Божия, сосуд благодати, храм Духа Святаго. А по кончине Церковь немедленно начала ублажать память его, в пример и подражание всем чадам своим. Редкие из людей, братие, могут вместить столько совершенств, сколько их было в сем святителе; но все мы призваны к одному с ним наследию, к одному и тому же блаженству в Боге. И нам время дается на то же самое, на что употребил его он: на очищение своего сердца, на обновление духа, на покаяние и добродетель. Не будем же выпускать сей истины из нашей памяти, и с началом Нового года начнем усерднее пещись об исправлении нашего существа, ибо нужнее и полезнее сего дела для нас нет и быть не может ничего. Господи и Владыко живота нашего! Ты ввел нас в новое лето, нечистых, недостойных благости Твоей; соделай, да не пройдет и оно без очищения нас! Дай нам, молитвами святителя и угодника Твоего, узреть в самих себе то приятное лето благодати и обновления, которое нарещи на земле пришел с неба Ты Сам, о Всеблагий и Премудрый! Аминь. Оглавление Слово на новый год Сие... глаголю, братие, яко время сокращено есть прочее... преходит бо образ мира сего (1 Кор. 7; 29, 31) Печальная обязанность проповедников! В то время, как вы со всех сторон окружены благожеланиями и приветствиями, когда и сердце и слух ваш ничего не желали бы видеть и слышать кроме одного приятного; в то самое время, мы, последуя примеру апостола, должны сказать вам другое, должны напомнить, что время жизни нашей сократилось; что все мы ближе подошли к тому грозному пределу, от которого нет возврата, за коим - или вечная награда, или потеря бесконечная. Сие глаголю, братие, яко время сокращено есть прочее!.. Впрочем, если подумать хорошо, то чем бы сей вести быть печальной для христианина? Печалится ли любимый, находящийся в дальней стороне, сын, когда ему напоминают о возврате в дом отеческий? Сетует ли узник, когда узнает, что время заключения его сократилось? Досадует ли больной, когда видит, что час его выздоровления приближается? Что же, братие, все мы здесь на сей земле, как не пришельцы в земле чуждой, как не узники плоти и крови, коим подлежит изыти на свободу духа, как не тяжелобольные, коих ожидает выздоровление? Значит, если возвещаемая нами весть о сокращении времени и жизни прискорбна для кого-либо, то для тех, кои забыли о своем отечестве, не помнят своих уз, пристрастились к своей болезни. Что является причиной такого превращения вещей? Мир с его благами, земная жизнь с ее чувственными радостями, кровь и плоть с их прелестями... Так, образ мира, жизни, плотских удовольствий прелестен для тех, коих очи ослеплены самолюбием и суетою. Но подойдите к сему образу поближе, рассмотрите его повнимательнее: что увидите? Это истукан Навуходоносоров, у коего глава златая, грудь, руки и перси серебряные, чрево и стегна медяны, голени железны, а ноги - скудельны! Является, по выражению пророка, камень без рук, приходит какой-либо внезапный противный случай, - и истукан падает; злато, сребро, медь и железо - стираются в прах. Видех, - говорит Псалмопевец, - нечестивого превозносящася и высящася, яко кедры Ливанския: и мимо идох, и се не бе, взысках его, и не обретеся место его (Пс. 36; 35-36). Вот история сынов счастья! И как часто повторяется она! - Соломон не поверил было некогда бренности и пустоте благ земных, и думал, вопреки всеобщему опыту, найти в них покой душе своей. К чему не обращался он за сим? Обращался к богатству и стяжаниям; строил домы, насаждал вертограды, отправлял на край света торговые флоты. Корабли привозили без счета злато и серебро, но ни разу не могли привезти Соломону спокойствия. Обращался к чувственным удовольствиям; забывал среди их и величие царя и достоинство человека, но не мог забыть своей совести. Плоть дремала на роскошном ложе, а сердце бдело и болело; вокруг него все цвело весельем и радостью, а в нем была суета и крушение духа. Обращался, наконец, к мудрости; ум Соломона обнимал все: от кедра до иссопа, от бега светил небесных до незаметного следа змеи на камне. Что же принесла Соломону и мудрость земная? То же, что и прочие блага. Уразумех аз, - говорит он, - яко и сие, то есть мудрость, есть суета и крушение духа... и приложивый разум, приложит болезнь (Еккл. 1; 18). После сего, не вправе ли мы, братие, весь обольщающий нас мир сравнить с оною храминою Сарданапаловою, в коей внезапно явившаяся рука написала на стене оные страшные слова: мани, фекел, фарес! (Дан. 5; 25). Там нужен был пророк, чтобы изъяснить написанное; а здесь указание так ясно, что его может видеть и понимать малое дитя. В самом деле, как ни измеряйте величие и блага мира, всегда найдете, что они кратки и скоропреходящи: мани! Как ни взвешивайте их, они всегда окажутся легки и пусты: фекел! И как ни помножайте их, всегда выйдет в конце, что они должны рассеяться и прейти из рук ваших к другим: фарес! Другими словами: все, что в мире, есть суета сует, и всяческая суета. Сынове человечестии, - восклицал некогда пророк, имея в виду сию бренность благ земных, - сынове человечестии, доколе... убо любите суету и ищете лжи! (Пс. 4; 3-4). Суета крушит дух, томит сердце ваше; а вы любите ее! Ложь итак отвсюду окружает, преследует вас, а вы ищете ее! Сынове человечестии, доколе... любите суету и ищете лжи! Если бы, впрочем, мир и не был так бренен с его наслаждениями, и своим непрестающим коловращением не препровождал нас к исканию единого на потребу, то собственная наша жизнь своей бренностью должна удержать нас от пристрастия к земному и заставить воздыхать о вечном. Пророк не напрасно сравнивал жизнь человеческую с паутиною: дние лет наших... яко паучина! (Пс. 89; 10). Посмотрите на работу паука! Сколько труда, терпения, узоров, соображений! Но приходит дуновение ветра, и работа лежит вместе с художником долу. Не так ли разрушаются и планы многих честолюбцев и замыслы многих любостяжателей? Даже если продлить жизнь нашу до последних пределов ее, то далеко ли море, в которое неминуемо должен впасть сей проток? Моисей сделал некогда, по повелению Божию, перепись народа, изведенного им из Египта, и вот нашлось около шестисот тысяч, одних способных носить оружие. По прошествии тридесяти осьми (тридцати восьми) лет ему велено было повторить перепись. Что же оказалось? Что все, вошедшие в состав прежней переписи, уже умерли; остались один Иисус Навин и Халев; сам Моисей, производивший перепись, скончался в том же году, не достигнув земли Обетованной. Перенесемся, братие, и мы своей мыслью на четыредесять лет в будущее: сколько, вы думаете, останется тогда в живых из всех нас, теперь здесь присутствующих? Останется ли хотя столько, чтобы могли совершить священнодействие о поминовении нас, тогда уже покоящихся в недрах земли?.. Сие убо глаголю, братие! - Для чего глаголю? - Да требующий мира, яко не требующе будут: - чтобы те, кои благословены здесь дарами счастья, не забывали, что все это дано на время, с условием, с отчетом; и потому, пользуясь благами мира, старались бы о снискании благ высших -вечных. Для чего глаголю? Да плачущийся, якоже не плачущий будут; дабы те, коим суждено идти здесь по жесткому и тернистому пути, не унывали под тяжестью искушений, памятуя, что и печали здешние, так же как и радости, не только на время, но и на пользу нам и, перенося их в терпении, устремляли чаще взоры туда, где нет ни печали, ни воздыхания. Для чего, наконец, глаголю? Дабы все мы провождали жизнь так, как прилично странникам и пришельцам, взыскующим горнего града, емуже художник и содетель Бог (Евр. 11; 10). Аминь. Оглавление Слово на новый год Одного мудреца древности спросили: что бы, по его мнению, было драгоценнее всего для человека? Время, - ответствовал он, - ибо посредством времени можно приобрести все; а самого времени нельзя купить ни за что. В самом деле, попытайся кто продлить для себя день хотя на одну минуту: что бы ни делал для сего, не прибавит к уреченному числу их ни одного мгновения. Попробуй кто также возвратить для себя назад, хотя одну минуту: никогда не возвратит ни единой. Время непродолжимо и невозвратимо! Посему оно драгоценнее всего для человека, ибо посредством его можно приобрести все: самое небо и блаженную вечность, -а времени невозможно приобрести ни за что. Возблагодарим же, братие мои, Владыку времен и лет, десница Коего отверзла ныне пред нами врата нового лета! Сим даровано нам то, что есть нужнейшего и драгоценнейшего для всех нас, даровано время! И как свойство даров Божиих есть всеобщность и беспристрастие в их разделении, то все мы равно прияли новый дар из рук Божиих, не более первый из владык земных, не менее последний из рабов земных. Разность будет зависеть уже не от Господа дарствующего, а от нас, приимших дар; и будет состоять в том, как употребит каждый из нас принятое. Если самый первый из владык земных употребит время не как должно, то под конец времени окажется яко ничтоже приявый и еже мнится имея, взято будет от него (Мф. 25; 29). И напротив, если последний из рабов употребит дар Божий, то есть время, как должно; то в конец времен явится, яко имеяй вся, и будет вознагражден сторицею за то, что терпел и от чего страдал в продолжение своей жизни. После сего для всех, и великих и малых, и сильных и бессильных, первой важности вопрос: кто употребляет время, как должно, и кто злоупотребляет им? Употребляет время, как должно, тот, кто употребляет его для приготовления себя к вечности, и что ни делает, всегда и во всем простирает взор свой далее временного и земного. Ибо не для сего ли самого, то есть для приготовления себя к вечности, и дано всем нам время? Не для того ли именно поставляется каждый из нас на краткий срок на этой земле, дабы путем смерти прейти навсегда на небо? Употребляет время, как должно, тот, кто в продолжение его старается делать добро как можно более, а зла как можно менее. Ибо в делании добра состоит самое наше предназначение; а допущение зла вредит нам навсегда, и во времени и в вечности. Делание добра приближает нас к цели бытия нашего и составляет неотъемлемое стяжание, прекрасный запас для неба; а допущение зла завсегда отъемлет у нас часть совершенства, удаляет нас от цели нашего бытия, ставит в злополучное противоречие с Богом, со всеми существами сотворенными, и с самими собою. Употребляет время, как должно, тот, кто употребляет его на изглаждение в себе и жизни своей всего нечистого и греховного. Ибо на что лучше употреблять время больному и прокаженному, каковы все мы духом и совестью, как не прежде всего на исцеление себя от болезни? И может ли быть болезнь хуже и опаснее греха и беззакония? Посему время ни на что не может быть употреблено лучше, как на уврачевание язв нашей души и совести. После сего само собою видно, кто злоупотребляет временем. Тот, во-первых, у кого протекает оно в бездействии и праздности. Можно ли пренебрегать так сим драгоценным сокровищем? Можно ли губить в бездействии время, когда от него зависит вечность? Когда его вообще так немного и когда из напрасно упущенного времени нельзя возвратить ни минуты? Злоупотребляет временем тот, кто хотя не попускает ему протекать праздно, но все занятия свои ограничивает одним видимым, земным, чувственным и скоропреходящим. Ибо в таком случае из всего того, что ни делается, из всех занятий, трудов, скорбей и лишений не выйдет, наконец, ничего; и мы, протрудясь и проработав всю жизнь, под конец ее, когда все видимое и временное исчезает для нас, явимся яко ничто-же имуще. Еще более злоупотребляет временем тот, кто употребляет его на дела, противные закону Божию, на обман, похоть плотскую, гордость житейскую, на преследования ближних и тому подобное. Ибо, так действуя, человек сильно портит богоподобную природу свою, идет безумно против всемогущей воли Творца, неприметно приближается к состоянию духов злобы, а тем самым готовит для себя в вечности участь самую злополучную. Довольно и этих немногих указаний, дабы каждому из нас, кто захочет, можно было без труда узнать, как поступал он доселе со своим временем: употреблял его, как должно, или злоупотреблял им неразумно? Нам остается только сказать, что это предмет чрезвычайной важности для каждого. Теперь никто не требует от нас отчета в нашем времени: оно каждый день, с утра до вечера, предоставлено нашему произволу. Употребляй его и действуй, как хочешь; делай или не делай; извлекай из него пользу или злоупотребляй им: все это, по-видимому, равно для Того, Кто дарует нам время; но так не будет всегда! Наступит, наконец, для всех и каждого последний час времени, когда мы должны будем предстать на суд Господа веков и времен, и дать отчет во всех днях и часах наших, следствием коего будут уже не новые годы, а вечность, блаженная для тех, кои употребляли время свое, как должно, и злополучная для тех, кои употребляли его всуе. Будем ли в беспечности ожидать сего часа грозного? Но что может быть безрассуднее подобной беспечности? Это значило бы обречь себя на явную погибель. А если так, то, по выходе из сего храма, обретя уединенное место, размыслим прилежно о том, как проводили мы доселе свое время, и как нам проводить его отселе. Такое размышление послужит для каждого вместо самого назидательного поучения, и не на один нынешний день, а на целый наступающий год, на всю жизнь. Аминь.