Свт. Иннокентий Херсонский / Слова и беседы на праздники Господни (5)

Слово на второй день нового года С Новым летом благодати, благородные воспитанницы! С новым летом благодати и новым счастьем, ибо где благодать Божия, там и счастье. В самом деле, не счастье ли, что с Новым годом все мы, великие и малые, можем опять делать много доброго? Не счастье ли опять, что с Новым годом все мы, и малые и великие, можем вознаграждать и исправлять, если прежде сделано было что-либо злого и недоброго? Эта двойная возможность - продолжать делать добро и продолжать изглаждать зло, есть уже великое счастье, и его-то всем нам равно приносит Новое лето благодати Божией! "Но велик ли круг добра, которое мы можем делать в нашем возрасте и состоянии?" - подумает какая-либо из вас. Тем неизвинительнее, возлюбленные, если не возумеем наполнить и этого малого круга действий добром чистым; а такое несчастье, пожалуй, легко может постигнуть нас, если, под предлогом малости нашего круга действий, предадимся лености и небрежению, и что еще хуже, гордости и величанию. Но думать, что круг деятельности вашей слишком мал и тесен, была бы сущая несправедливость. Мало ли всем вам можно делать доброго? Прежде всего, вы можете в новом лете быть усердными к храму Божию, к домашней молитве и к занятию законом Божиим: это добро великое и на всю жизнь вашу! Вы можете в новом лете быть внимательными к наукам и искусствам, вам преподаваемым, развивать правильно способности души и сердца, обогащать свой ум полезными знаниями - это также добро великое и на всю жизнь вашу! Вы можете в новом лете постоянно оказывать преданность и послушание своим начальникам и наставникам, выполнять со всей точностью их распоряжения и уроки, следовать во всех действиях правилам благоразумия, приучать себя к чистоте души и тела, к порядку, скромности и простоте - это добро великое и на всю жизнь вашу! Можете, не будучи родными, жить все как родные, разделять между собою благие мысли и чувствования, научиться помогать друг другу и исправлять друг друга от недостатков - это также добро великое и на всю жизнь вашу. Наконец, хотя ваша жизнь здесь, сколько возможно, освобождена от нужд и защищена от неприятностей; но как жизнь человеческая необходимо подлежит по временам некоторым лишениям и даже скорбям, посему вы можете заранее навыкать терпению, великодушию, умению быть выше неприятных обстоятельств - это также добро немалое и на всю жизнь вашу, в коей, после святой веры и добродетели, ничего так не нужно для каждого из нас, как терпение и смирение. Видите, сколько добра можно сделать вам, благородные воспитанницы, в настоящем возрасте и состоянии вашем! Кто осмелится сказать, чтобы этот круг добра был мал и тесен? Скорее надобно молить Господа, чтобы Он подал силы наполнить его одним чистым добром. Ибо, предоставленные самим себе, без помощи благодати Божией, мы, как учит слово Божие и опыт, и одной добродетели не можем исполнить, как должно, даже не можем помыслить о чем-либо истинно добром, как уверяет апостол, сами по себе, но вся способность на это бывает в нас от Бога. Все сие представится еще важнее, если мы на то, что можно вам в Новом году делать доброго, будем смотреть по отношению не к одному настоящему, а и будущему вашему состоянию. Ибо ваше пребывание здесь временное и приуготовительное к тому, чтобы со временем вступить в круг жизни, который для многих из вас будет и обширен, и разнообразен: там должны раскрыться вполне ваши способности и дарования; там должны принести плоды ваши познания, и ваши добрые качества. Какого блага нельзя ожидать для ваших семейств, даже для всего общества, если вы, выйдя из-под благословенной сени дома сего, явитесь приуготовленными на все доброе и святое, приученными ко всяким видам добродетелей, умеющими побеждать зло, в каком бы обольстительном призраке ни явилось оно перед вами. Но чтобы быть таковыми, чтобы иметь эту драгоценную способность, для сего надобно предварительно воспитать себя в духе веры и благих нравов, надобно свыкнуться с добром и утвердить в себе навсегда нераскаянное отвращение от всякого вида греха. Без сего, хотя бы вам, по вступлении вашем отсюда в круг жизни общественной, и пришло желание быть добрыми, мы встретим к тому немало препятствий в себе самих, от собственного нечистого сердца, ибо к добру надобно приучать себя постоянным упражнением, чтобы оно сделалось уже неотъемлемой нашей собственностью. С этой стороны новое лето, как сами можете видеть, есть опять драгоценный дар Божий, ибо с продолжением его мы можем приобрести, столь необходимый для всех нас, навык в добре. Воспользуемся же сей благодатью; не злоупотребим даром небесным, то есть временем, поспешим украсить душу свою верою и благими нравами, ибо только одни эти украшения никогда не стареют, всегда новы и всегда привлекают на нас не только взоры людей, а и благословение Самого Бога. Говорим все это для того, что можно в новом лете пойти и противным путем, можно вознерадеть о науках и искусствах, можно оказывать дух упрямства и неповиновения начальству, можно предаться своенравию, рассеянию, скрытности, лукавству, нечистым мыслям и предосудительным поступкам. Увы, в падшей природе нашей есть несчастная возможность, и даже наклонность ко всему этому! Но что будет с той из вас, которая, забыв страх Божий, забыв цель воспитания своего, пошла бы сим путем злополучным? Таковая потеряла бы спокойствие своей совести и сердца, причинила бы печаль своим родителям и благодетелям, горесть своим начальникам и наставникам; таковая возмутила бы светлый и чистый круг ваш; удалила бы от себя своего Ангела Хранителя; лишилась бы благодати и благословения Божия; подпала бы добровольной ужасной зависимости от духа злобы, - того общего врага нашего, который, по свидетельству апостола, ходит невидимо всюду, яко лев, иский кого поглотити (1 Пет. 5; 8). Новый год, таким образом проведенный, был бы источником не успеха и счастья, а величайших печалей и бедствий. Жить таким образом -значит не жить, а ежедневно умирать духом. Да сохранит вас Господь от сей смерти духовной! А чтобы она не приближалась к нам, дадим перед сим престолом Бога Живаго и всевидящего, дадим от всего сердца обет делать в продолжение наступившего года одно доброе и убегать всякого вида зла; а если бы, по несчастию, оно как-либо вторглось в душу нашу, тотчас изгонять его искренним раскаянием и обращением с молитвою ко Господу. При таком расположении духа, мыслей и поступков наших, что бы ни случилось с нами, будьте уверены, все, при помощи Божией, обратится нам во благо. Аминь. Оглавление Беседа в день Сретения Господня Четыредесять дней протекло уже с тех пор, как мы торжествовали пришествие на землю Сына Божия. Кто был не праздным зрителем празднеств, совершаемых Церковью, тот мог в это время научиться многому; кто следовал за Спасителем своим бодрственною и чистою мыслью, тот знает уже, куда ведет путь Христов: на Голгофу, а потом на небо! - Ныне Иисус во храме, не как Господь храма, ибо Он пришел послужить и дать душу Свою во избавление за всех, а как жертва Богу Израилеву, как Первенец Матери, или паче всего рода человеческого. То же глубокое смирение и в храме, какое видимо было в Вифлееме, но и та же Божественная слава. Как в Вифлееме нашлись люди, кои достойным образом приветствовали Божественное Отроча, так и здесь род человеческий успел выслать на Сретение Его двух Ангелов во плоти: Симеона и Анну, престарелых летами, но юных духом, - образец жизни, проведенной в служении Господу! Но не укосним, братие, перенестись мыслью в самый храм Иерусалимский, дабы видеть, как все это происходило на самом деле. И егда исполнишася дние очищения ею, по закону Моисееву, вознесоста Его во Иерусалим, поставити Его пред Господем, якоже есть писано в законе Господни: яко всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется (Лк. 2; 22-23). Итак, причина, почему четыредесятодневное Отроча принесено во храм, заключалась в законе Моисеевом о первенцах. Посему настоящий праздник, равно как и праздник обрезания, можно назвать праздником исполнения закона. Закон повелевал ставить пред Господом первенцев спустя сорок дней по рождении, в память чудесного изшествия Израильтян из Египта, коему, как известно, предшествовало чудесное избиение первенцев Египетских (Исх. 13; 1-3). Чтобы увековечить в народе Еврейском память сего благодеяния, Господь повелел являться пред лице Свое каждому первенцу Израильскому. Такая причина и цель закона о первенцах явно нисколько не касалась великого Первенца Марии. Как Сын Божий, Он был свободен от закона сынов человеческих. И однако же исполнил его со всей точностью! Для чего? Дабы дать всем нам пример повиновения существующим законам. Так поступал Он и во всю жизнь Свою, - исполнял предписания закона не только нравственного, который был необходим и для Него, но и обрядового, хотя последний, как пришедший к своему концу, долженствовал быть Им уничтожен. Господь и отменил его потом - через Своих апостолов, а Сам - исполнял! Пример для всех, кои призваны быть законодателями и вождями других! Они должны нередко исполнять более, нежели сколько требуют от других, дабы других заставить исполнять не менее того, сколько требуется. При исполнении закона о первенцах, надлежало приносить и жертвы. И еже дати жертву, по реченному в законе Господни, два горличища, или два птенца голубина (Лк. 2; 24). Жертва в сем случае должна была состоять в агнце и горлицах. Только бедные, у коих не было агнцев, могли приносить одних горлиц, или птенцов голубиных. Евангелист, имея, вероятно, в виду бедность Матери Иисусовой, умолчал об агнце. В таком состоянии, братие, был Господь и Спаситель наш, что Он не мог, по причине бедности, выполнить даже закона, как его выполняли другие - богатые! Не утешение ли это вам, кои находитесь в подобных обстоятельствах, желали бы жертвовать Богу, чем жертвуют другие, но не можете сделать сего? Святое намерение ваше, братие, есть уже приятная жертва Господу, Который благих наших не требует, и взирает не на дары, а на сердце наше. Доселе смирение Божественного Отрочати; теперь узрим Его славу. Дух Святый давно образовал громких провозвестников Его явления, кои ждут токмо мановения свыше, чтобы изыти в сретение Утехи Израилевы. Грядите, людие Божий, и станите пред Ним с вашими добродетелями! И се, бе человек во Иерусалиме, емуже имя Симеон. Кто и что был Симеон по плоти, евангелист не сказывает; зато образ души его изображен им со всей подробностью. В Симеоне был весь собор добродетелей: бе человек сей праведен - вот любовь к ближним, благочестив - вот любовь к Богу, чая Утехи Израилевы — вот вера в обетованного Искупителя! Больших совершенств от члена Церкви Ветхозаветной нельзя было и требовать. Но в Симеоне было более! - Дух бе Свят в нем! Такому-то человеку - у Бога нет лицеприятия! - обещано бе Духом, не видети смерти, прежде даже не видит Христа Господня. Для чего обещано? Надлежало, во-первых, чтобы Господь храма, пришед в храм, не остался без достойного сретения. Увы, руки священников Иудейских уже не способны были благословить Благословенного! С другой стороны, для святого старца это было величайшей наградой, предвкушением на земле радостей небесных. Мы привыкли за ничто считать зрение благодатных тайн Божиих, а ветхозаветные праведники с радостью готовы были жертвовать жизнью, дабы видеть то, что всегда видят наши недостойные очи. Можно судить, братие, чем, после такого обетования, сделалась для Симеона вся его жизнь! Без сомнения, с каждым восходом солнца старец ожидал Востока свыше, с каждым западом воспоминал о своем западе. Обетование, как бы с намерением, было неопределенно. Обещано видеть; но как, когда и где? - сего не сказано, дабы вера и упование с каждым днем находили для себя новую пищу. И вот, в один день, Дух говорит Симеону, чтобы он шел в церковь: дело привычное, но непривычное воззвание! Можно было уже предчувствовать, что в храме есть теперь нечто более храма. Приходит, и видит: самое обыкновенное - Матерь с Младенцем, но, Боже Израилев, Кто Сей Младенец! - Мессия, Христос Господень! Глубокая простота и бедность окружают Его, но для Симеона Он тем святее и драгоценнее. Воскрыленный восторгом, старец приемлет Отроча в свои объятия, взирает на Него и не смеет взирать, благословляет и просит благословения, молится о Нем и Его молит о себе. Наконец, от полноты сердца разверзаются уста, и язык вещает слово благо. Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром: яко видесте очи мои спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людий: свет во откровение языком, и славу людий Твоих Израиля. То есть как бы так говорил святой старец: мне нечего теперь делать на земле; ибо я видел все, самое Спасение! От себя и Израиля обращает потом Симеон взор на хранителей и служителей Утехи Израиля: приветствует их с необыкновенным жребием, и благословляет на великий подвиг. И благослови я Симеон. Но вместе с тем духовному взору его предстает будущее: он видит, как Светом языков не просвещаются, а омрачаются очи Израиля; как синагога не узнает великого времени посещения (Лк. 19; 44) своего, как Краеугольный Камень, несмотря на свою многоценность, отвергается зиждущими (Мф. 21; 42); как о Него претыкаются и сокрушаются многие, - как и в новом Израиле, между самыми христианами, являются враги креста Христова (Флп. 3; 18), имя Иисуса служит то знамением вражды и гонений, то покровом лицемерия, то возглавием духовной праздности, видит, - и в сокрушении духа восклицает: се, лежит Сей на падение и на востание многим во Израили, и в знамение пререкаемо... яко да открыются от многих сердец помышления! (Лк. 2; 34-35). -И Тебе же Самой, - продолжает старец, обратясь к Матери Мессии и не имея возможности удержать действий дара пророчественного, - и Тебе Самой душу пройдет оружие (Лк. 2; 35): до того, то есть, Ты будешь подлежать напастям и скорбям! Такое пророчество о Сыне и Его Матери не могло, братие, радовать сердце Марии. И его-то внушено произнести теперь святому старцу! В тот день, когда, по-видимому, прилично было только радоваться, благословлять и словословить! Так тщательно Промысл берег смирение Марии! Будучи предназначена к беспримерному величию, - быть Матерью Сына Божия, Она, подобно Своему Сыну, не имела на земле где успокоить главу, увенчанную тернами, доколе не нашла успокоения в объятиях Сына - на небе. В самом деле, подумайте: во время плодоношения быть предметом ужасного подозрения для самого хранителя Своего девства, во время рождения - не иметь места в обители и положить Младенца в яслях, в храме принять, вместе с благословением, оружие в сердце, потом бежать в Египет, возвратясь оттуда, жить в бедности и нищете в Назарете, потом быть свидетельницей клевет и гонений на Сына, потом -стоять на Голгофе: не крестная ли это лествица, досягающая небес? И удивительно ли, если, идя по ней верно и непрестанно, Мариам прошла далее Херувимов и Серафимов? У них - океан света и пламени Божественного, но нет - своего - креста! Мария умела идти сей лествицей. Когда Архангел поднес Ей ветвь райскую и приветствовал Ее Матерью Сына Божия, Она сказала: се, раба Господня! Когда Симеон указал на оружие в сердце, Она приняла и его: и слагаше глаголы сия в сердцы Своем! Кто предал себя истинно Богу, тот не разбирает даров Божиих, из чего ни состоят они, ибо знает, что Отец Небесный не подает вместо хлеба камней! Торжественно-печальным пророчеством Симеона удобно могло заключиться все священнодействие. Чего более - старец разрешен от уз жизни, Благословенный благословен, Свет языков возвещен, падение и восстание многих предсказано, указано оружие Самой Матери: чего более? Но Промыслу угодно было при сем ввести в действие и показать всему миру еще одно лицо, могущее служить примером для жен, подобно как Симеон - пример для мужей. Это Анна пророчица, дщи Фануилева, от колена Асирова. Смерть похитила у ней супруга на седьмом году брака. Но Анна умела найти нового, вечного Жениха для своего сердца, посвятив себя навсегда Богу Израилеву. С тех пор жизнь ее сделалась непрерывным служением Господу. Не отхождаше, - говорит евангелист, - от церкве, постом и молитвами служащи день и нощь (Лк. 2; 37). И такой святой жизнью прожито было - с лишком шестьдесят лет! Нетрудно заключить после сего, как высоко стояла сия святая жена! С такой высоты нельзя было не увидеть Солнца правды, и святая старица узрела Его. И та... приставши, исповедашеся Господеви и глаголаше о Нем всем чающым избавления во Иерусалиме (Лк. 2; 38). Приставши, то есть как бы случайно и не нарочно; а между тем это случайное и не намеренное событие возвещено всему миру, и, без сомнения, предопределено Промыслом со всей точностью. Таковы в жизни святых Божиих человеков самые случайности! Между тем, как Симеон пойдет свидетельствовать о Утехе Израиля, чающим избавление от нее, в другом мире, Анна останется на земле, и повествование ее о том, что происходило ныне в храме, будет для недостойного Иерусалима вместо гласа ангельского. И яко скончашася вся по закону Господню, - заключает евангелист описание свое, - возвратишася в Галилею, во град свой Назарет (Лк. 2; 39). То есть, как бы так сказал евангелист: все, что было теперь с Иисусом во храме, было данью от Него закону Моисееву. Посему-то мы и назвали настоящий праздник праздником исполнения закона. Взглянем еще раз на все в совокупности. Юная Матерь с Предвечным Младенцем, - о страну Ее старец Иосиф, хранитель Ее девства, -пред ними еще два старца: Симеон и Анна, - и какой-либо священник Иудейский: вот весь собор храма Иерусалимского, вся нынешняя свита Царя славы! Где же царь Израилев, который хотел поклониться Отрочати? Он подписывает смертный приговор младенцам Вифлеемским! Куда девались первосвященники и книжники? Они почивают на законах и справляются в книгах: где Христос раждается (Мф. 2; 4), и приходит ли пророк от Галилеи? (Ин. 7; 52). Почему нет здесь, по крайней мере, чающих избавления во Иерусалиме? Одному, может быть, не сказал Дух, чтобы идти теперь в храм; другому, может быть, и было сказано, но он не пошел; а иной, может быть, и пошел, но возвратился вспять. Как бы то ни было, только Господь храма пришел ныне в храм, принес за Себя жертву; а Иерусалим узнает о том уже после - из уст восьмидесятичетырехлетней старицы! И когда узнает о сем, то Узнанный уже будет в Египте, - там, откуда Он самый неблагодарный народ вывел некогда рукою высокою! Так скоро, братие, начинается падение многих, предсказанное Симеоном! Почему и отчего начинается? От недостатка ли света и откровений? Но его будет достаточно к просвещению самых язычников. От восток и запад приидут возлечь со Авраамом, Исааком и Иаковом, а Израиль не уразумеет времени посещения своего (Лк. 19; 44) и после, как не уразумел теперь! Не уразумеет потому, что не восхоте разумети, потому что одебел и умом и сердцем, смежил очи, чтоб, видя, не видеть, затворил слух, чтобы, слыша, не слышать! (см.: Ин. 12; 40. Мф. 13; 13). Будем, братие, и мы блюстись сего духа нечувствия и ожесточения, который погубил древнего Израиля, но сам не погиб с ним. Мы не можем уже, подобно Иудеям, не узнать Спасителя своего, ибо каждый из нас, с самого младенчества, посвящается Ему во храме так же, как Он Сам посвящен ныне Господу: но можем, подобно им, отвергать Его нашим неверием, оскорблять нашей нечистотой, распинать нашими грехами. А это, братие, стократ хуже того, что было с Иудеями; ибо если отвержение Неузнанного есть великий грех, то что сказать об отвержении Познанного! Апостол видел некогда в духе участь тех, кои, познав Сына Божия, изменяют Ему своей жизнью, - и в ужасе воскликнул: страшно (есть) еже впасти в руце Бога живаго! (Евр. 10; 31). Будем же, - говорю, - подобно Симеону и Анне, не дремля стоять на страже спасения своего, принимать Господа, доколе Он приходит к нам в благодатных посещениях Своих, - не устами льстивыми и велеречивыми, а душою чистою и сердцем сокрушенным и смиренным. Таким образом Он будет и для нас в славу и спасение. А без того - страшимся, - Он положен и доселе лежит, не на восстание только, но и на падение многих, многих! Аминь. Оглавление Слово в день Сретения Господня Из многих вопросов, кои можно предложить себе касательно жизни нашей на земле, едва ли, братие, не самый важный вопрос о том, как лучше умереть? Некоторые, даже из языческих мудрецов, поставляли в этом всю мудрость человеческую, и не иначе называли ее, как наукою смерти. Кто же научит нас сей, великой и необходимой для всех, науке? Всего лучше, удобнее и скорее могут научить те, кои сами прошли уже дверями гроба, и прошли безмятежно, в мире, с радостью. Один из таковых - подлинно счастливцев, есть праведный Симеон. Послушайте, что говорит он к Богу, оканчивая жизнь свою: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром!. (Лк. 2; 29). Можно подумать, что святой старец был доселе в изгнании, и теперь только возвращается под родной кров; находился доселе в узах, и теперь только исходит на свободу! Что сдружило его так тесно с ужасным для всех нас образом смерти? Почему гроб кажется ему приятным ложем? Отчего с такой радостью спешит он туда, куда другие не могут и заглянуть без страха? Часть этой тайны сказывает сам Симеон: яко видесте, - взывает он ко Господу, - очи мои спасение Твое! (Лк. 2; 30). То есть, как бы так говорил праведник: мне нечего уже делать на земле, ибо я видел все - Спасителя и самое спасение; увидев Его, мне нечего страшиться и за пределами земли, ибо с Ним - всемогущим Спасителем моим, - аще бо и пойду посреде сени смертныя, неубоюся зла (Пс. 22; 4). Но тут, братие, как я сказал, только часть тайны Симеоновой, а не вся тайна. Спасение, виденное Симеоном, видели очами своими многие из современников Симеона, видели гораздо более и долее Симеона, однако же мы не видим в Евангелии, чтобы кто другой, кроме Симеона, сказал: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко... с миром! Было нечто в Симеоне, что спасение, виденное им наравне с другими, усвояло ему несравненно перед другими. Это важное нечто, умолчанное Симеоном по смирению, открывает евангелист, когда изображает лицо Симеона. И человек сей, - говорит он о Симеоне, - бе праведен и благочестив, чая Утехи Израилевы: и Дух бе Свят в нем. И бе ему обещанно Духом Святым, не видети смерти, прежде даже не видит Христа Господня (Лк. 2; 25-26), то есть в Симеоне был целый собор добродетелей: любовь к ближним питала в нем любовь к Богу и страх Божий; страх и любовь укрепляли веру в Искупителя; вера привлекла Духа Святаго; Дух удостоил откровений и дал возможность увидеть Спасителя; лицезрение Спасителя изгнало страх смерти, - и Симеон отходит с миром туда, куда другие не могут и воззреть без трепета! Таким образом, вот святая тайна Симеона! Вот как дошел он до драгоценной возможности - умереть в мире! Кто хочет смерти Симеоновой, тот иди путем Симеоновым: будь праведен и благочестив, веруй в Искупителя, старайся соделаться жилищем Духа Святаго, - и удостоишься лицезрения своего Спасителя! И, во-первых, для мирной смерти потребна, братие, правда и непорочность. И в продолжение жизни тяжело бывает, когда совесть живо представляет какую-либо обиду, нанесенную ближнему, но стократ это должно быть при смерти, когда совесть сама делается несравненно живее и чище. Угасающий взор, по необходимости, ищет тогда, на чем бы успокоиться: судите же, каково должно быть это успокоение, когда ему представится целый ряд жертв собственной жестокости или лукавства! И не это ли те ужасные призраки, кои нередко мучат умирающих явлением своим? Мы привыкли изъяснять их мучения страданиями тела, но тело ли всему виною? Ах, как иное, совершенно иное услышали бы мы от многих умирающих, если бы языку их, связанному узами смерти, дано было разрешиться и проглаголать нам ужасную истину! Страдания тела бывали и у людей праведных, но душа их отходила ко Господу в мире. Почему? Не потому ли, что жила с Господом в мире? Не оттого ли, что совесть у них, будучи совершенно мирна, умиротворяла и тело, а душа, будучи свободна от тяжестей греховных, по тому самому удобно возносилась над землею и парила к небу? Какова жизнь, такова и смерть! Второе надежнейшее средство против ужасов смерти, по указанию святого Симеона, есть любовь к Богу, или благочестие. Нетрудно угадать, как действует это средство, и в чем его сила. Посмотрите на сына, любящего отца и долго бывшего в разлуке с ним! Он готов перенести все, чтобы возвратиться в дом отеческий; не взирает притом ни на ярость волн морских, ни на высоту гор, ни на другие опасности. Так и человек, любящий своего Господа, с радостью спешит в двери гроба, несмотря на тесноту и мрачность их, ибо знает, что это - единственный путь к возврату в дом отеческий. А без этой любви к Отцу Небесному, без этой детской привязанности к горнему отечеству, переход в другой мир, по необходимости, должен быть тяжел и неприятен. Как с миром идти туда, куда не хотели бы идти вечно? Как явиться пред Того Бога, Который всю жизнь был или забываем, или оскорбляем? В таком случае умирающий грешник подобен тому рабу, который пойман в бегстве, и насильно возвращается своему владыке. Можно ли тут не трепетать и не мучиться душою? Третье средство против ужасов смерти, по указанию праведного Симеона, есть живая вера в Искупителя. Худо, братие, очень худо без веры в продолжение жизни, но стократ хуже при смерти. Во время жизни многое, по-видимому, может заменять веру, и, к сожалению, заменяет для многих; но при смерти, увы, ничто не заменит! Минуты смерти явно суть самые важные и решительные: можно ли положиться тогда на самих себя, на свое мужество, на свою мудрость, даже на самую добродетель? Тут мы исчезаем для мира и мир для нас; тут преставление света для каждого, Страшный суд для каждого! Посему нужна и помощь высшая, всемогущая; нужен не ходатай, не Ангел, но Сам Господь. Только Его имени слушает небо и земля, только пред Ним трепещет ад и все духи злобы; посему только с живою верой в Него мы можем пройти в мире ужасную бездну тления и непреткновенно изыти в свободу чад Божиих. Эту необходимость веры в Искупителя при смерти прекрасно выражает Святая Церковь, влагая в руки каждому умершему крест. Но, братие, чтобы сей крест имел силу действовать за нас при смерти, надобно, чтобы он прежде воздействовал во время жизни и истребил грехи наши. Крест, влагаемый в руки умершему, остается в гробе и истлевает с телом; с душою идет тот крест, который она сама для себя соорудила, в продолжение своей жизни. Желаете знать, как сооружается сей нетленный крест? Двояким образом: во-первых, великодушным перенесением о имени Господа Иисуса тех бедствий и искушений, коими Промысл посещает каждого из нас для нашего очищения; во-вторых, упражнением себя в различных произвольных лишениях ради Его же пресвятого имени. Такой крест не истлеет в земле; с ним душа предстанет и на всемирный суд; он будет служить украшением ее на всю вечность! Четвертая причина, почему для праведного Симеона смерть была мирной, состояла в том, что он был исполнен Святаго Духа. Нетрудно понять действие и этой причины. Как ангелу смерти отягчить руку свою над тем, в ком зрит Духа Божия? И веяние прохладного воздуха облегчает страдания болящего; и дыхание уст матери или друга услаждает томления лежащего на одре смерти: какого же облегчения не может произвести благодатное веяние Духа Божия? И может ли Он не осенять, в минуты смерти, душу, которая была верна Ему в продолжение своей жизни? О, блаженны, стократ блаженны мертвии, умирающии таким образом о Господе... Сам Дух глаголет, что они почиют от трудов своих (Откр. 14; 13). И такое блаженство, братие, можно сказать, без всякого с нашей стороны усилия доставалось бы каждому из нас, если бы мы сами не лишали себя оного. Ибо, при всей важности даров Святаго Духа, благодать Его низводится в душу каждого из нас при самом начале жизни нашей - в Таинстве Крещения. В то же время, в Таинстве Миропомазания, мы видимо печатлеемся печатью Святаго Духа. И в продолжение жизни, во всех прочих Таинствах, молитвами Церкви и пастырей ее, приемлем благодать Духа. Таким образом, мы христиане все от рождения Духоносцы, и посему самому имеем в себе великое средство против страхов смерти. Отчего же большей частью трепещем ее? Оттого, что без елея благих мыслей и дел огнь Святаго Духа скоро угасает в нас от дуновения страстей, а печать избавления меркнет и изглаждается в душе от приражения к ней волн житейского моря; оттого что мы преисполнены духом мира, который и в продолжение жизни нашей часто обращается в вихрь и мятет нас, как прах и стеблие, а при смерти тем паче не может не разражаться бурным дыханием, сотрясающим весь бренный состав наш. О горе, братие, великое горе тому из нас, кто до конца жизни позволит себе влаяться (волноваться бурею) сим тлетворным духом! Адское дыхание его охладит душу на одре смерти, истлит сердце и возмятет все исходища жизни! Последним напутием для Симеона во время смерти было то, что он увидел очами своими Спасителя мира. Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко ... с миром, яко видесте очи мои спасение Твое! Это напутие таково, что я и не знаю, указывать ли его вам, как на всеобщее напутие к мирно!! кончине: так оно далеко от наших мыслей, от наших нравов, от нашей жизни! Но, братие, так ли бы должно быть на самом деле, если бы мы были христианами не по имени? Симеону обещано было Духом Святым не видети смерти, прежде даже не видит Христа Господня; а нам разве не дано сего обещания? Послушайте, что говорит Сам Тот, Кого ныне носит на руках своих Симеон. Любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Ин. 14; 21). Что может быть яснее, определеннее и решительнее сего обетования? Люби Господа - и увидишь Господа! Каким образом является Он любящим Его, этого ни я не могу сказать, ни тебе не нужно знать заранее: это тайна Являющегося, которую открывает Он Сам при посещении Своем. Но то несомненно, что узрев Его, ты забудешь все красоты мира, с радостью поспешишь к Нему, в обитель Отца Его, хотя бы тебе досталось идти туда путем крестным. О, Господь умеет влечь за Собою! (Песн. 1; 3). Свидетели, все святые Божий человеки, кои, узрев в своей душе Господа, шли на смерть, как жених идет на брак. Чтобы для одних - достойных - ознаменовать, а для других - менее способных - заменить это невидимое явление Свое, Господь является у одра почти каждого болящего и видимо - в Теле и Крови Своей. Хотя бы сим Богоявлением мы умели пользоваться! Хотя бы здесь спешили принимать Господа и озариться светом лица Его, прежде нежели померкнет свет в очах, - отверзали для Него уста и сердце, прежде нежели они заключатся навсегда болезнью! А то что бывает? Смотрят на священника, несущего чашу жизни, как на ангела смерти, и потому стараются, как можно долее не видеть его! Приемлют Тело и Кровь Господа, когда уже не могут принимать ничего, и таким образом не сретают (не идут навстречу), а, можно сказать, претыкаются о своего Спасителя! О Господи, не здесь ли Ты посему самому лежишь наипаче на падение многих... во Израили, и в знамение пререкаемо! (Лк. 2; 34). В такое знамение, о коем никак нельзя с уверенностью сказать, во что служит оно приемлющим его: в жизнь вечную, или в суд и осуждение. Подлинно, тут открываются от многих сердец помышления (Лк. 2; 35); видно бывает, какова была жизнь, и чего надобно ожидать по смерти!.. Но я, вместо освобождения вас от страха смерти, неприметно сам навожу на себя и на вас страх. Что делать, братие, когда мы и наша жизнь таковы, что о каких утешительных истинах ни заговоришь с сего святого места, неприметно и невольно дойдешь до того, что ужасает! Но сей страх во спасение, между тем как наш ложный мир и наши суетные радости губят нас. Заключим, чем начали. Кто хочет кончины Симеоновой, тот иди путем Симеона: будь праведен, благочестив, веруй в Искупителя, не угашай; а если погубил, - стяжи Духа, и старайся удостоиться лицезрения Спасителя. Аминь.