А.Ф.Лосев. ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ. ВЫСОКАЯ КЛАССИКА (50)

Заметим при этом, что как hodos, "путь", соответствует глаголу ienai, "идти", так и methodos соответствует глаголу, кстати очень частому у Платона в текстах, где идет речь о разыскании истины, а именно глаголу metienai. В связи с приставкой meta глагол этот нужно понимать прежде всего как "следовать, идти за чем". Однако всякому, кто занимался греческим языком, ясно, что приставки глагола в связи со смыслом производящей основы глагола, а также и в связи с контекстом данного предложения могут получать здесь самую разнообразную по своей интенсивности семантику. Meteimi (или meterchomai) значит и просто "идти за кем-нибудь", "следовать"; затем "следование" мыслится здесь как следование "в поисках" чего-либо, как "разыскивание"; далее – "домогаться", "добиваться"; и, наконец, – "преследовать", "догонять", "настигать" и даже "нападать".

Когда в "Федоне" идет речь об очень активном стремлении доказать бессмертие души, то явно, что употребляемый в этих случаях глагол metienai указывает на весьма интенсивное "разыскивание" истины или значение "погони" за определенной философемой. Эта терминология подготавливается в "Федоне" еще раньше (76 е); согласно "Федону", уже на основании чувственных ощущений мы в результате наших поисков (aneyriscontes) приходим к тому, что все высокое должно принадлежать нам раньше этих ощущений (ср. вышеприведенные суждения из "Евтидема" (290 с) и из "Федра", (252 е).

Но имеется еще другой текст (Politic. 258 с), где нахождение правильной "тропы", или "стези" (atropon) исследования, сопровождается скреплением ее печатью идеи. Возражения доводам (logoys) тоже "разыскиваются" (Phaed. 63 a), a в "Пармениде" (128 с) Зенон прямо говорит Сократу: "Хотя ты, подобно Лаконским сучкам, отлично выискиваешь и выслеживаешь то, что содержится в сказанном", все-таки от Сократа "ускользает" подлинное намерение Зенона. Основной образ охоты в смысле "исследования" опять возобновляется в "Федоне" (88 d), после того как он уже много раз имелся в виду раньше, когда говорилось об "охоте (thëreyein) за сущим" (166 а), или о "тропе" к правильной мысли (66 b), или об "улавливании сущего" (toy ontos thëra, 66 с). От этого мало чем отличаются рассуждения Платона о "достижении" истины не телом, но умом (65 е; ср. 99 е, R. Р. VII 529 d, 530 b). В конце диалога (115 b) Сократ как бы в заключение своих рассуждений о разыскании истины опять употребляет ряд глаголов, указывающих на преследование и поиски.

Другими словами, méthodes является таким же nomen actionis, в связи с приставкой meta, как и другие слова от hodos с другими приставками: anodos ("восхождение"), epanodos ("восхождение", "возвращение"), exodos (первоначально "выход", "исход"), periodos (первоначально "обход"), synodos (первоначально "сходка") и пр. Почему же приставка meta ("за", "вслед чего") не должна определять собою nomen actionis от hodos и не обозначать "преследование" или "охоту"?

б) Если бы мы теперь захотели формулировать ту последнюю цель, которую преследует философско-эстетическая "охота" у Платона, то, конечно, такой целью является у него только достижение идеи блага, которой кончается все расчлененное и которая, как мы знаем, является у Платона "беспредпосылочным началом". Это – знаменитые места из "Государства", которые мы уже рассматривали72.

Что основная проблема "Государства", именно справедливость, мыслится Платоном при помощи образов охоты, это мы видели на таком высказывании (IV 432 b): "Мы, подобно каким-нибудь охотникам вокруг кустарника, должны стать вокруг справедливости и быть внимательными, чтобы она как-нибудь не ушла и, скрываясь, не. утаилась от нас". Ясно, что там, где говорится у Платона об использовании "следов рассуждений (ta ichnë tön logön)", об "укрывательстве" во время этого разыскивания истины (там же) и о том, что от богов нельзя "ни укрыться, ни делать над ними насилия" (II 365 d), во всех подобных местах Платону тоже представляется образ охоты. То же самое нужно иметь в виду и в тех словах Платона, где он говорит о художниках, которые могут благородно "исследовать" природу прекрасного (III 401 с); о том, что "по следам" мудрости любители музыки должны "преследовать" гимнастику (410 b); что все добродетели есть "след" разумности (IV 430 е); что под руководством некоего бога мы нашли начало и "отпечаток" (typon, вероятно, "след") справедливости (443 с); что, "сделав круг", мы говорим об обоих полах то же, что и раньше (V 456 b); что мы теперь опять становимся на "стезю" блага и удаляемся от "стези" зла (464 а); что "уловкой" было уклонение в сторону в разговоре о женском вопросе и правителях (VI 502 е); что существует особый "путь" для исследования добродетелей (504 bс) ; и особый философский "путь" рассуждения (VIII 543 с); что справедливое и прекрасное многими "делается, приобретается и преследуется" (505 d); что существует определенная цель и охота к деятельности для достижения науки о благе (VII 519 с); что "исследующие разум" (dzëtoyntôn logon), обычно не могут доказать своей правоты (528 d) ; что необходимо "исследование" прекрасного и доброго (531 с); что, кроме диалектики, "ни один метод, имея в виду предметы не неделимые, как неделимые, не возьмется вести их к общему" (533 b); что "диалектический метод... один идет этим путем, возводя предположения к самому началу, чтобы утвердить их" (533 с); что надо "исследовать" отношение между чистой справеливостью и чистой несправедливостью (VIII 545 а); что одна форма правления переходит в другую (545 d, 553 а; ср. IX 588 cd); что "следовать своему обыкновенному методу" – это значит от рода переходить к видам и от вида к родам (Х 596 а).

Что во всех этих случаях Платон имеет в виду не просто охоту, не символ охоты, видно из того текста (VII 535 d), где люди недостаточно трудолюбивые – это люди, отвлекающиеся от науки "гимнастическими занятиями, охотой и всякими телесными трудами", или из того текста, где говорится о "недостойном правителе, который любит гимнастику и охоту на зверей" (VIII 549 а). Здесь уже никто не скажет, что "охота" понимается у Платона в переносном смысле. Вообще же говоря, каждый вдумчивый любитель стиля Платона всегда имеет склонность при чтении "Государства" толковать "охотничьим" образом даже все те места из этого диалога, где не говорится прямо об охоте, но говорится о преследовании, исследовании, стремлении, домогательстве, уловлении, овладении и т.д. (таковы, например места III 394 d, VI 486 а и мн. др.).

Подводя итог вышеприведенным текстам из "Государства", можно сказать, что при чтении этого диалога строка за строкой почти всегда выступает платоновское представление об охоте, конечно, то в большей, то в меньшей степени, но особенно в тех центральных местах диалога, где идет речь о преследовании истины, красоты и добра и где термин "метод" закрепляется даже словесным образом.

6. Философско-эстетическая голубятня в "Теэтете"

Поскольку все прекрасное, истинное и доброе мыслится у Платона всегда как предмет охотничьего уловления, сейчас, пожалуй, будет целесообразным вернуться к "Теэтету", текстами из которого мы выше пользовались уже не раз. Именно в этом диалоге имеется целая, подробно разработанная картина добывания знания как ловли голубей (197 b – 200 b). В кратком изложении эта картина приобретает следующий вид.

Все наши знания летают по воздуху независимо от нас, наподобие голубей. Мы должны затратить большие усилия для того, чтобы поймать этих голубей и поместить их в своей душе. Это будет значить, что мы приобрели те или другие знания, то есть приобрели голубей. Мы их имеем в своей душе. Но обладание этими знаниями, или голубями, еще не означает настоящего и полного знания; надо еще применить эти знания и извлечь их из души, где они могут находиться и не в виде настоящего знания, а в виде чего-то забытого и неиспользованного. Нужно произвести вторичную ловлю этих голубей, уже ловлю в пределах нашей собственной души. Находясь в нашей душе, они так же ускользают от нас, как они ускользали во время своего полета по воздуху. Значит, для приобретения настоящего знания нужно произвести эту вторичную ловлю и поимку, уже ловлю в недрах нашей собственной души. И вот, когда эта вторичная поимка состоялась, только тогда мы действительно владеем приобретенными знаниями и действительно пользуемся ими в жизни.

Нам кажется, едва ли кто-нибудь станет после всего этого утверждать, что гносеология и эстетика Платона не имеет никакого отношения к охоте. И гносеология и эстетика и вся философия Платона мыслится им в виде охоты, в виде выжидания, преследования, поимки и использования тех живых существ, которые отличаются диким характером и которые только в порядке человеческого воспитания становятся ручными, всегда доступными и максимально понятными. После этой разработанной картины в "Теэтете" никто уже не может сомневаться, что охота – прасимвол платоновской философской эстетики.

7. "Политик"

Когда в "Политике" (260 е) в контексте методического исследования понятия царя мы вдруг находим термин "метод", то нужно совершенно не понимать философского стиля Платона, чтобы этот "метод" трактовать только чисто абстрактно. То же самое нам приходит на ум, когда мы читаем в этом диалоге о "методе речи" или о "методе" стремления к истине (266 d). Чисто платоновское понимание метода приходит нам на ум, когда мы в том же диалоге читаем (286 d): "Гораздо больше и прежде всего надобно ценить самый метод, дающий, возможность делить предметы на виды; и если рассуждение (logon), сколь бы продолжительно ни было оно, делает слушателя изобретательнее, – нужно раскрывать его старательно, не досадуя на его продолжительность; то же опять и в случае его краткости". Этот вопрос о видах и родах тут же толкуется как "готовый след" для исследования (263 а) и говорится о "уловляемом" (thëreyomen, 264 а) знании. О разыскании и потере нужных имен в исследуемой теории диалог говорит не раз (267 а, 275 d, 282 с, 283 b, 285 d, 299 d, 301e "следы истинного правления", 307 с).

8. "Филеб" и "Тимей"

Что касается "Филеба", "Тимея" и "Законов", то символ охоты в учении о познании сущего встречается здесь значительно реже, чем в "Федоне" и в "Государстве".

а) Платон учит, например, о том, что наши мудрецы от предела перескакивают прямо к беспредельному, а то, что существует между тем и другим, то есть то или другое определенное количество, от них "ускользает" (Phileb. 17 а). Это "ускользание" можно было бы понять в буквальном смысле слова, если бы подобные выражения в десятках платоновских текстов не были связаны с картиной охоты. Несомненно, эта "охотничья" терминология Платона имеется им в виду и здесь. На том же основании сюда же можно было бы привлечь и некоторые выражения из более ранних диалогов Платона – например, выражение "искать самого лучшего учителя" (Lach. 201 а) или слова Гермогена о том, что "в поисках выхода" он пришел к мнению Протагора (Crat. 386 а; ср. Theaet. 189 е – о выходе из состояния "недоумения").

В "Филебе" есть такие примеры, где исследуются различные душевные состояния (32 d) или уточняется то, что видимо издали для того, кто подошел ближе к этому предмету (38 d), противники Филеба идут "по следам" их тяжелого нрава (44 d), настойчивая "погоня" за удовольствиями (47 b), "уловление" (thëreysai) блага с помощью трех идей – красоты, соразмерности и истины (65 а), а также и все сравнительное рассмотрение этих трех идей путем рассуждения (65 b). Везде здесь, если строго придерживаться философского стиля Платона, нужно иметь в виду картину охоты, причем "охота" эта закреплена в предпоследнем тексте "Филеба" даже терминологически.

Поскольку в "Тимее" идет речь о создании космоса, то есть преследовании тех или иных идеальных целей, символ охоты вполне мог бы найти для себя здесь большее место. Но, кроме некоторых намеков, мы этого здесь не находим.

б) В целом образ охоты представлен здесь весьма слабо, и только ввиду общефилософского контекста стилевых приемов Платона здесь можно предполагать смутные элементы этого универсального платоновского символа.

Рассуждения о составлении демиургом космоса совершенного, целого и единого из четырех стихий (32 d, 44 d, 53 b), или о "преследовании" причины разумной природы (46 d), или о "преследовании" определенным "путем" "уловления" связи подвижной и неподвижной природы (64 b), или о "ходе речи", приводящем от первообраза и подражания ему к третьему, именно к материи (49 а), неспособной к самостоятельной деятельности без идей (50 с), или о соотношении и качествах элементов (59 с), или о действиях богов для устроения человеческого организма (72 е, 78 b, 80 а), – все это похоже на охоту, поскольку нам уже хорошо известно, что всякая идея достигается мыслителем, подобно тому как преследуемая цель достигается охотником; да и сама идея, когда она оформляет материю, тоже действует как охотник в погоне за добычей. Орган зрения, говорится в "Тимее", (64 е – 65 а) "что-либо выносит или, направившись в то или другое место, схватывает сам". В исследовании можно "сбиваться с пути" (27 с).

9. "Законы"

В "Законах" есть довольно много примеров исследования или разыскивания, как бы преследования в области ума, души, вещей и государства, в которых опять-таки ничего не говорится о самой охоте. Но во всех этих текстах из "Законов" тоже, несомненно, мыслится охота или какой-нибудь ее момент, что необходимо предполагать на основании общего нашего впечатления от философско-эстетического стиля Платона вообще, а) Прежде приведем из "Законов" три таких места, которые прямо говорят об охоте, причем не просто об интересе Платона к этому виду человеческой деятельности, но о доведении этого "охотничьего" интереса до философии и до построения того, что для Платона является самым дорогим и священным, именно до построения государства и до деятельности законодателя.