А.Ф.Лосев. ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ. ВЫСОКАЯ КЛАССИКА (56)

Таким образом, весьма густой налет космологизма, то есть чувственно данной, хотя и весьма обобщенной, предметности, заметен решительно на всех терминах, относящихся у Платона к области религии и мифологии. Это – либо онтология, либо эстетика, либо, вернее, безразличное тождество онтологии с эстетикой.

Очень хорошей иллюстрацией религиозно-мифологической терминологии Платона является работа А. Циммермана о "тюхэ"86, где рассматривается употребление этого термина на протяжении всего творчества Платона. В ранних диалогах ("Критон", "Протагор", "Гиппий Меньший", "Горгий") этот термин встречается 8 раз. В средний период ("Менон", "Евтидем", "Кратил", "Менексен", "Пир", "Федон", "Федр", "Государство") – 25 раз. В поздний период, представленный главным образом "Законами" (здесь же "Филеб", "Теэтет", "Софист", "Политик", "Критий", "Письма") – 69 раз. Вряд ли можно конструировать историю этого термина, столь незначительного по своему количественному употреблению у Платона, хотя некоторая отчетливая тенденция здесь вполне заметна.

Для Платона с его твердым миропорядком, управляемым демиургом, где мир построен по образу высших идей, почти не остается места для "случая", который бы не поддавался божественному управлению. "Случай" в виде некоей механической причинности присущ только темной, иррациональной материи, до ее формообразования силой демиургического ума (Tim. 69 bc).

В отличие от поздних античных авторов и вообще поздней общепринятой позиции, на которую указывали еще Фукидид (I 140, I) и Демокрит (В 119 D), когда признавалась самодовлеющая, божественная и всемогущая роль случая, Платон видит в нем только некие проявления сознательной человеческой воли, как, например, при устройстве браков в идеальном государстве (Tim. 18 e; R. Р. V 460 а). Однако "случай" чаще всего бывает следствием человеческой неразумности, незнания, непредусмотрительности, недостаточности духовных и интеллектуальных сил (Legg. III 686 b; 695 e – падение дорийских государств, гибель персидской мощи). Это дает основание для противопоставления случая – искусству, техне, как разумной, умелой, продуманной деятельности человека, имеющей все преимущества перед случаем (IV 709 с).

Демоническая и божественная воля также проявляет себя иной раз в мире феноменальном как нечто "случайное", и тюхэ становится тогда как бы истечением этой божественной силы, не имея, однако, самостоятельного значения (Epist. VII 326 е – неудача сицилийской поездки Платона).

Платон, несмотря на весь свой космический рационализм, видит границы разумности и оставляет пусть незначительное, но все-таки определенное место для "случая". Поэтому в конечном итоге, пишет Платон, "бог управляет всем, а вместе с богом случайность и благовременье правят всеми человеческими делами". Но здесь эта случайность ограничивается чем-то третьим, а именно мастерством, или искусством, которое дает, по словам Платона, "большие преимущества" человеку во всех самых тяжелых обстоятельствах (Legg. IV 709 bc).

11. Платоновские термины, изученные отчасти на материалах Платона, а отчасти на материалах неплатоновских

В научной литературе имеется по отдельным терминам множество исследований, которые либо не доходят до самого Платона, либо доходят только отчасти. С такого рода исследованиями мы сталкивались уже не раз. Они очень важны для понимания эстетики Платона, поскольку вообще вводят в круг интересов античной философии. К сожалению, приводимый нами ниже список соответствующих тем и авторов может иметь только более или менее случайный характер. Их полные иностранные названия читатель найдет в конце IV тома, здесь же мы их только кратко упомянем.

а) Прежде всего если миновать старые труды, то в последнее время особенно остро ставится вопрос о происхождении греческой философии и греческой науки, причем для вопроса о происхождении греческой эстетики и для характеристики платоновской эстетики соответствующие труды имеют прямо-таки первостепенное значение.

Из общих трудов по истории античной философии имеют для нас значение труды, например, В. Нестле (1944), О. Гигона (1945, 1948, 1959), Б. Снелля (1946), Г. Френкеля (1950, 1955), Фр. Адорно (1961, 1965), В. Гатри (1962), Ж. Вернана (1962, 1966), Ф. Верли (1964), Б. Гладигова (1965), М. Детиенна (1967) и О. Эберца (1967).

б) Что же касается более специальных терминов и тем, то мы предлагаем обратить особое внимание на следующие труды. Имеют огромное значение исследования греческого художественного языка и, конечно, особенно у Платона. Во многих местах нашего труда мы часто пользовались такого рода наблюдениями, но давать сейчас эти наблюдения в систематической форме совершенно нет никакой возможности. Ю. Штенцель (1921) вообще глубоко рассуждает о влиянии греческого языка на формирование философских понятий. Много дает небольшая книга Е. Гоффмана (1925) о языке и архаической логике. Отметим также наблюдения об "убеждении и решении" у Гомера в работе X. Фойгта (1933); о душе и о "я" у Гомера в работе И. Беме (1929); о гимнических элементах стиля у досократиков в работе К. Дайхгребер (1933); о "пробуждении" у греческих лириков в работе М. Гаусмана (1949); о толковании имен у Е. Риша (1947); о стилистических исследованиях Гесиода у И. Зельшоп (1934), о языке Гераклита у Б. Снелля (1926), Г. Диллера (1942) и К. Дизандро (1954); о персонификации, как о модели греческой мысли у Т. Вебстера (1958); о гомеровских сравнениях у Г. Френкеля (1921); о гомеровских сравнениях и начале философии у К. Рицлера (1936); о подобиях и сравнениях в ранней греческой философии у В. Кранца (1938), о гомеровском сравнении у Ф. Мюллера (1941); о гомеровских подобиях и об изобразительном искусстве времени Гомера у Р. Хампе (1952).

в) Очень важно понимать терминологию Платона в контексте более общих исследований таких терминов, как "большой" или "великий" (megas) у М. Биссингера (1966); "друг" или "дружественный" (philos) у Ф. Дирльмейера (1931) и у М. Ландфестера (1966); "молчание" или "умалчивание" у С. Бесслиха (1966). Целый ряд абстрактных понятий "страха" (phobos), "раздора" (eris), "несчастья" (atê), "мести" (nemesis), "славы" (kydos) находим у И. Грубера (1963), Й. Шталльмаха (1968), "чистоты" и "нечистоты" – у Л. Мулинье (1952, о Платоне, стр. 319-405); о платоновском термине dynamis – у И. Сулье (1919).

г) Из досократовских философских тем для нас важны работы: о "представлениях о переходе от хаоса к космосу" у Ф. Леммли (1962), а также "от мифа к логосу" у В. Нестле (19622); об "уме" и "мышлении" у Гомера (1943) и у досократиков (1945-1946) в работах К. Фритца; о логике у досократиков в работе В. Гейделя (1903); о "квалитативных принципах" у досократиков в работе того же исследователя (1906); о форме мысли у Гераклита в работе Г. Френкеля (19552, стр. 253-284).; о космосе и человеке в ранней античности у В. Кранца (1938); о самопознании или совести (syneidësis) y Ф. Цуккера (1928); о греческой телеологии вплоть до Аристотеля у В. Тейлера (1925) ; об античном философском принципе "стремление подобного к подобному" у К. Мюллера (1965); о греческом примате в области научных построений у К. фон Фритца (1961); о понятии "теории" у греков в работе Г. Рэдлова (1966); о "словах, обозначающих молитву до Платона" у А. Корлю (1966); о "долженствовании" в древней Элладе у Елизаветы Вельскопф (1962); о группе слов, связанных с понятием "философия", у А. Малингрей (1961); о технологии и терминологии ремесел и искусств у греков и римлян в работе Т. Блюмнера (1875-1887; есть новое изд.); о "логосе, дике и космосе" в греческой философии у Э. Кассирера (1941); о полярном способе выражения в греческой литературе у Е. Кеммера (1903); о "полярности и аналогии" в ранней греческой мысли у Г. Ллойда (1966); о развитии греческой диалектики у А. Сабо (1951); об archai в греческой математике у К. фон Фритца (1955); о доплатоновском понятии technë y Ф. Гейнимана (1961). д) Из самого Платона укажем: о платоновской мысли у Г. Грубе (1935); об "априори" у Платона в работе Е. Гоффмана (1924); об "априоризме" у Платона в работе Н. Гартмана (1935); об "апориях" в ранних диалогах Платона у М. Когена (1962); об Уме-Нусе у Г. Егера (1967); о терминах "есть" и "не есть" в "Софисте" в работе М. Фреде (1967); о концепции "участия" в "Софисте" в работе Г. Мейнгарда (1968); о "наивысших родах" в "Софисте" Платона у А. Пэка (1952); о путях познания в последних диалогах Платона у П. Кухарского (1949); о новейшем понимании логики у Платона в работе К. Дюрра (1945); о диалектических парадигмах у Платона в работе В. Гольдшмидта (1947); о платоновском изображении деления у А. Ллойда (1952); анализ понятий "макрокосма" и "микрокосма" в "Тимее" Платона у А. Олеруда (1951); о "движении материи" у Платона в работе Г. Гертера (1957); о "теории движения" в поздних диалогах Платона у И. Скемпа (1942); о платоновской основе аристотелевской силлогистики у Ф. Сольмсена (1951); о платоновском понимании "удовольствия" у А. Германна (1870); об истории понятия огненного неба у Г. Маураха (1965); об идеале точности ("акрибия") у Д. Курца (1970). Полное иностранное название этих работ читатель найдет ниже, стр. 577.

е) Специально к платоновскому художественному языку и стилю относятся работы: о платоновских метафорах и сравнениях у Г. Берга (1904); о метафорах у Платона в работе П. Луи (1945); о происхождении философских аналогий у Платона в работе П. Грене (1948); об аналогии у Платона вообще в работе И. Андерсона (1950); о политических аналогиях у Платона в работе И. Бамбруга (1956); о Платоне как поэте у Э. Бете и у И. Эдмана (1936); о платоновской связи поэзии с религией у Ю. Штенцеля (1931); о Платоне-сатирике у Г. Треси (1937-1938); о платоновских методах увещания и убеждения у К. Гайзера (1959); о Платоне-рассказчике у П. Шуля (1947); о платоновском "выражении идеи" у Г. Илса (1934); о Платоне-драматурге у А. Риво (1927); у М. Джентиле (1930), у Г. Рудберга (1939); о платоновских цитатах у Д. Терранта (1951) и Реттгера (1961); об интуитивных методах Платона в период зрелости у М. Ванхутте (1949); о литературной форме и литературном содержании у Платона в работе Ю. Штенцеля (1931); о стиле и мысли у Платона в работе Д. Терранта (1948); о своеобразии и своеобразной закономерности в искусстве у Платона в работе А. Швесингера (1925); о структуре и методе платоновского диалога у В. Гольдшмидта (1947); о влиянии искусства поэзии Греции на произведения Платона у Л. Стелла (1932-1934); об осмотрительном отношении Платона к вопросам божественным и человеческим по материалам языка философа у А. Франка (1937); о философии и об ее выражении в языке у Демокрита, Платона и Аристотеля в работе К. фон Фритца (1938); об языковом толковании как о движущей силе философствования у Платона и Сократа в работе К. Классена (1959); о философском языке у Е. де-Пляса (1961); о структурно-семантическом анализе словаря у Лайонса (1963); о позднейших античных суждениях по вопросам платоновского стиля у Ф. Вальсдорф (1927). Полное название этих трудов читатель найдет ниже, на стр. 577.

ж) Заметим еще раз, что приведенные нами здесь работы представляют собой только произвольную выборку из необозримой литературы по доплатоновской и платоновской философской эстетике, вовсе не являются ни в каком смысле систематической библиографией и основаны только на памяти автора настоящего труда. Но даже и эта выборка будет иметь самое благотворное значение для тех читателей, которые захотели бы понять эстетику Платона на фоне античной философии. Именно из этой выборки читатель сможет понять весь принципиальный соматический характер платоновской эстетики. Весьма неплохо было бы старательному читателю ознакомиться и вообще с историей античной философии, которую мы в виде дополнительной литературы приводим ниже.

12. Общий результат

Этот общий результат наблюдений над философско-эстетическим стилем Платона приводит к поразительным выводам. В общей форме этот вывод можно было бы формулировать как постоянную, неизменную и чрезвычайно интенсивную склонность Платона все то, что он сам считает идеальным, обязательно характеризовать при помощи чисто физических, чисто телесных и вполне материальных картин. Те читатели Платона, которым чужды социально-исторические оценки его произведений, такого рода склонность философа либо приписывают поэтическому дару Платона, либо вполне случайным и несущественным особенностям его творчества. Однако всякий внимательный читатель Платона едва ли не будет смущен таким трудно обозримым множеством физических картин у Платона, при помощи которых он рисует свои идеальные предметы. Но все это объяснимо при условии именно социально-исторического изучения Платона, которое, как мы видели (см. выше, стр. 219 слл.), неизменно толкало его к разного рода физическим и телесным изображениям.

С новоевропейской точки зрения, казалось бы, если идеи образуют собою целый самостоятельный мир, вполне духовный, вполне идеальный, вполне далекий от всякой земной материальности, то для его изображения как раз и нужно было бы пользоваться тоже такими же возвышенными и такими же нетелесными образами, как и сам этот идеальный мир. Но этому предположению противоречит у Платона решительно каждая его страница, решительно каждая строка.

Никто, как Платон, не пользуется для изображения своего идеального мира такими насыщенными зрительными восприятиями, которые чуть ли не ставят под вопрос даже весь его идеализм. Самая идеальная красота, по Платону, – этот свет и цвет, даже самое солнце и небесные тела; и все это настолько интенсивно проводится у Платона, что без зрительного ощущения вся платоновская эстетика остается просто непонятной. Когда Платон заговаривает о человеческом духе и даже о его самых высоких состояниях, везде фигурируют глаза, свет и освещенность, цвет, блеск и борьба с тьмой. И это касается не только здешнего мира, здешней красоты, но в гораздо большей степени и красоты потусторонней, небесной и занебесной, максимально духовной и, казалось бы, такой далекой от всякой материальности. Свою вечную истину и красоту Платон понимает и как бесконечное поле, и как бесконечный луг, и как бесконечное море.