- 1180 Просмотров
- Обсудить
Что касается искусства, то оно в гораздо меньшей еще степени, чем слово, пригодно для выражения Ума и Логоса. Однако Платон готов допустить его все же в свое государство, если оно поднимется в этом смысле на достаточно высокую ступень (R. Р. X 607 с). Следовательно, Платон выступает не против самого искусства, а лишь против его обманчивой притягательности.
В учении Платона об Эросе есть одна замечательная деталь. Всякий истинный Эрос, говорит Платон, должен быть созидающим Эросом. Мало еще обладать прекрасным, мало созерцать его. Истинный Эрос начинается там, где начинается творчество прекрасного. "Ну, а если любовь – это всегда любовь к благу, – сказала она, – то скажи мне, каким образом должны поступать те, кто к нему стремится, чтобы их пыл и рвение можно было назвать любовью? Что они должны делать, ты можешь сказать?.. Они должны родить в прекрасном как телесно, так и духовно" (Conv. 206 b). Но ведь творчество, порождение есть и в искусстве. Это говорит сам Платон. Если искусство как "мимесис" есть презренное занятие, то оно имеет и другую, воспроизводящую сторону и как таковое становится выражением творческого Эроса. Этот платоновский мотив развит Плотиной в его учении об "умопостигаемом прекрасном". Когда Фидий создавал Зевса, говорит Плотин, то он создавал его не по той или иной чувственной модели, но дал ему такой образ, который дал бы себе сам Зевс, если бы он захотел воплотиться чувственно-материально. Так в истории платонизма появляется новая основа уже для высокой положительной оценки искусства. Здесь искусство становится уже не подражанием сотворенному миру, но восходит к принципам, к основным силам самого творения. И художник встает рядом с божественным демиургом, он производит чувственные предметы, исходя из созерцания идей как вечных образцов.
Это воззрение на искусство через Августина и Марсилио Фичино, Джордано Бруно, Шефтсбери и Винкельмана стало культурным достоянием нового времени. Так, исходя из Платона и основываясь на нем, современная эстетика возвратила искусству то достоинство, в котором Платон должен был ему отказать, систематически следуя предпосылкам своего учения97.
Дж. Илс в своей диссертации98, посвященной терминологии платоновской теории идей, утверждает, что Платону известны и имманентные и трансцендентные идеи. Илс выступил с критикой К. Риттера, утверждавшего в своем большом исследовании терминов eidos, idea и родственных им у Платона, что лишь в диалогах "Федон" и "Государство" Платон приближается к "фантастическому учению" о трансцендентности, но затем, после "Теэтета", полностью его отвергает. Имея перед собой уже огромную литературу по теории идей и ее терминологии, Дж. Илс считает единственным оставшимся для исследователя путем новое и свободное от предвзятости изучение как можно большего числа текстов. Изложим выводы, к которым он приходит.
Илс начинает с истории греческих eidos и idea (следуя здесь А. Тэйлору99). У Геродота в 27 случаях из 32 и у Ксенофонта в 20 случаях и 23 eidos и idea значит "видимая форма" или "фигура". У Фукидида (II 51, 1) idea значит "симптомы" чумы. У Гиппократа в его разделяющей классификации eidë и ideai – это виды исходного рода (De part. 3). Таким образом, значения "вид" и "род" занимающие нас термины приобрели уже до Платона; эти значения – и притом второе, несомненно, восходят, по Илсу, к ионийским натурфилософам. В разговорном же языке Аттики оба слова были малоупотребительны и значили лишь "вид" (человека или животного). Платон, настаивает Дж. Илс, вводя eidos и idea в свой философский словарь, имел в их лице дело с чем-то чрезвычайно неопределенным и многозначным; так, в слове eidos не было никакой возможности отличить логический класс от природного вида. Эта первоначальная неопределенность привела у Платона к очень важным последствиям.
После разбора текстов Илс приходит к заключению, что всякая надежда выявить в платоновской терминологии систему иллюзорна. Eidos и idea никогда не становятся у Платона техническими терминами. Платон – художник, и доискивание смысла отдельного слова ему вполне чуждо. Больше того, если не считать первой половины "Парменида" Платона, он, как кажется Илсу, везде говорит об идеях лишь в форме намеков и ссылок, как о некоем учении, которого диалоги вообще не касаются. И вслед за Иегером100 Илс считает, что учение об идеях Платона есть нечто подобное той высшей истине, которая невыразима в словах, как об этом говорит сам Платон в VII письме (341 с-е). Илс предполагает, что учение об идеях было вполне развито и даже терминологизировано внутри платоновской школы, но до диалогов, имевших популяризаторские цели, это учение не дошло.
Фактически слова eidos и idea, замечает Илс, встречаются у Платона редко. Лишь в последних диалогах их число возрастает, и на диалоги "Парменид", "Софист", "Политик" и "Тимей" приходится почти половина случаев употребления eidos и треть – idea101. Илс отличает два контекста, два слоя употребления термина eidos (а также genos, physis, dynamis, meros, ta onta и т.д.). Ключом к пониманию поздних диалогов Илс называет слова из "Парменида": "Слушатель будет недоумевать и спорить, доказывая, что этих идей либо вовсе нет, либо если уж они существуют, то должны быть безусловно непознаваемы для человеческой природы. Такие возражения кажутся основательными, а высказывающего их, как мы недавно сказали, переубедить чрезвычайно трудно. И надо быть исключительно даровитым, чтобы понять, что существует некий род каждой вещи и сущность сама по себе, а еще более удивительный дар нужен для того, чтобы доискаться до всего этого, обстоятельно разобраться во всем и разъяснить другому!" (135 ab). Это место, по Илсу, надо понимать в смысле полного разделения идей самих по себе, eidê ayta, от "видов", eidë. A именно идеи составляют высшее невыразимое знание; наоборот, термин "вид" – это общеупотребительный инструмент всякой научной методики. Хотя "научные виды" доступны лишь разуму, они вовсе не обязательно должны быть отделены от чувственности. Они обозначают реальные подразделения объектов земного мира, имманентны ему. Но вот если мы захотим рассмотреть "виды" вне этого научного практицизма, идеи сами по себе, то здесь, если верить Илсу, Платон требует уже высшего, гениального прозрения, полностью отдаляющегося от земного чувственного мира. И об этих-то видах самих по себе, парящих высоко над их земной родиной, Платон, как говорит Илс, уже совсем, после "Парменида", перестает писать в своих диалогах и трактует о них, по-видимому, лишь в утерянных для нас лекциях и частных беседах. Для диалогов же он оставляет лишь простой и понятный логический "вид" и "род", непосредственно вытекающий из чувственной данности и служащий лишь отдаленной пропедевтикой для посвящения в невыразимое словами учение об идеях, которое мы поэтому, по мнению Илса, вывести из диалогов Платона при всем своем желании не можем102.
В связи с платоновской терминологией следует учесть также взгляды Н. Гартмана, хотя в своей статье об эйдосе у Платона и Аристотеля103 он терминологией не занимается. Гартман принимает как бесспорное утверждение, что у Платона было много различных вариантов "учения об идеях", хотя исторически был развит позднейшей философией лишь один из них, отдающий предпочтение трансцендентности идей.
Понимание эйдоса у Платона и у Аристотеля, по Гартману, одинаково. Эйдос у обоих мыслится не как некое понятие, а как вид и род сущего. Поэтому нет, например, эйдоса "животного вообще", потому что в области сущего есть собаки, коровы, ослы в своей полной определенности, но нет "животного". Для каждого рода предметов эйдос служит "парадигмой"; частные предметы ему "причастны". Теория идей в таком своем виде отражает как бы ненависть к ненужному раздвоению мира на материальное и идеальное. Аристотель (Met. VII 1040 b 32) именно за то и критикует платоновскую теорию идей, что в ней фактически вещь и идея оказываются одним и тем же. Гартман называет такое положение в теории идей омонимией вещи и эйдоса.
В своей работе о платоновской теории идей, впервые опубликованной в 1951 году, Д. Росс104, замечая, что нет возможности заключить из прямых высказываний Платона об окончательном характере отношения идей к реальным вещам у него (хотя, судя по Phaed. 103 b, Parm. 132 d и Tim. 51 b, Платон говорил о полной трансцендентности идей), пытается найти решение в изучении словоупотребления Платона. Росс рассматривает, какими словами выражено у Платона отношение между идеями и конкретными вещами.
С одной стороны, Платон говорит об отношении идей к конкретным вещам в таких выражениях, из которых можно заключить об имманентности идей. В эту группу входят следующие слова:
в, быть в, заключаться в, входить;
иметь, обладание;
быть причастным, причастность, участие;
присутствовать, присутствие;
присоединяться;
общий, общность, быть общим;
следовать, идти вслед;
владеть;
входить.
С другой стороны, Платон говорит об идеях и в других выражениях, как о чем-то сущностно отличном от вещей. К этой второй группе слов относятся:
образец (paradeigma);
само по себе;
определять (boylesthai), направляться (oregesthai), стремиться (prothymeisthai);
быть похожим, походить;
то, что "там" (tacei);
подобие, уподобляться;
подражать, подражание (mimesis).
По диалогам (Росс исключает первую часть "Парменида", так как Платон здесь не выражает свою точку зрения, а только обсуждает ее и некоторые другие) слова этих двух групп в отношении к "идеям" распределяются следующим образом (в предварительном хронологическом порядке расположения диалогов):
1) Lach. 191 е, 192 а-b.
2) Eythyphr. 5 d. 3) Gorg. 476 е. 4) 506 d. 2) Hipp. Mai. 298 b, 300 a. 4) 293 e, 294 а, с. 5) 289 d-е, 292 d. 6) 300 а 10. 7) 300 а 10, 303 а 5. 4) Lys. 217 b, d. 4) Eythyd. 280 b, 301 d. 1) Men. 72 e. 2) 192 a 4.
a) Eythyphr. 6 e.
2) 72 c. 8) 74 d. 1) Crat. 390 ab, 413 с. 2) 389 b 10. Conv. 204 e. 3) 211 b. 2) Phaed. 103 e, 104 b, d, e, 105 a, b, d, 106 d. 3) 100 c, 101 c, 102 b. 4) 100 d. 5) 100 d. 6) 100 d. 8) 104 d. б) Conv. 211 b.
б) Phaed. 78 d, 100 b.
в) 74 d, 75 b
г) 74 e.
1) R. P. III 402 c, IV 434 d, 435 c. 3) V 476 d. 6) 476 a, 9) IV 434 d. 1) Phaedr. 237 d. 6) 265 e. 1) Parm. 150 a. 2) 149 e, 159 e. 3) 158 b, 160 a. 2) Theaet. 203 e. 2) Soph. 247 a. 3) 228 c. 247 a. 252 b. a) R. P. VI 500 e. г) 510 b, d, e, 511 a.
г) Phaedr. 250 b. д) 250 a.
e) 250 a, b.
a) Theaet. 176 e.
1) Phileb. 16 d. 2) 25 b. a) Tim. 28 a, 29 b, 39 e, 48 e, 49 a. б) 51 c. г) 29 b, c, 52 c, 92 c. e) 50 d, 51 a. ж) 39 e, 48 e, 50 c.
Из этого списка ясно видно, что трансцендентное представление об идеях начинает преобладать у Платона над имманентным в поздних диалогах. И все же, признает Росс, мы не можем сказать, что Платон был вполне удовлетворен "трансцендентной" теорией идей. Росс предполагает, что Платона не удовлетворяли ни термины первого типа, ни термины второго типа, и он употреблял то одни, то другие в стремлении выразить свое понимание отношения идей к вещам, представлявшееся ему чрезвычайно специфическим и не поддающимся описанию ни в терминах "причастности", ни в терминах "прообраза". И "причастность" и "прообраз" были для Платона, по Россу, даже и не терминами, а лишь метафорами, и Платон сознавал, что использование разных метафор лучше выразит его мысль, чем ограничение ее в рамках одной метафоры или одной группы метафор 105.
Для Г. Кремера106 в платоновском понятии eidos, выражающем чистое бытие, не заключено ни логической абстрактности, ни непосредственной наглядности. Это – специфическое понятие, выражающее высшее согласование, оптимальное соответствие между единым и множественным, между центростремительными и центробежными тенденциями бытия. Эйдос – это живое средоточие действительности107. При этом, по Кремеру, понятие эйдоса и идеи переплетено у Платона с понятием "добродетели". Идеи суть исходящие из самого основания бытия и первоначально доступные чувственному восприятию виды единства во множестве, и они представляют собой такие структуры "добродетели" (aretë), как порядок и пропорциональность. В "Горгии" (503 е, 506 d) eidos и cosmos отождествляются. Таким образом, идея сама по себе есть совершенное единство (структурная упорядоченность). Как таковая она есть высшая форма "добродетели" и совершенное осуществление одной из областей сущего108. В указанном месте из "Горгия" eidos выступает синонимом не только "космоса", но и "упорядоченности". В "Государстве" (II 380 d, 381 а, с) идеи (eidos, morphë, idea) выступают как высшие формы aretë "сложенных" (syntheta) чувственных вещей. Идеи в равной мере и чувственны и, восходя к единству в многообразии действительности, умопостигаемы и понятийны109. Идеи образны, потому что они начинаются с усмотрения красоты (cosmos) и порядка (taxis) в чувственном мире.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.