Адорно Т. Исследование авторитарной личности. (57)

Нападки на правительство и президента

Богатый материал имеется у фашистов под рукой для нападок на правительство. Демократический режим всегда можно описать как "косвенно" отчужденный от народа" холодный и институциональный. Его нейтралистская природа постоянно дает возможность обвинить его в игнорировании интересов народа и особенно тех. кто живет в отдаленных частях страны. Всегда можно вытащить "пугало" бюрократизма, где централизованный демократический режим должен состязаться с изощрённостями закона разума и конституционного права. Его постоянно можно обвинять в дороговизне и коррупции. Маленькому человеку, который платит налоги и не видит, кому непосредственно на пользу идут деньги, каждый расход кажется "расточительством". Психологическими средствами фашистской рекламы являются ментальность налогоплательщика, к которому действительно или якобы предъявляют слишком большие требования, и присущее ему сопротивление против централизованного правительства, так как в анонимном государстве, которое не способно гарантировать жизнь тем, от которых оно берет, сбор налогов имплицитно вызывает чувство несправедливости. В своем желании подражать экономически превосходящим, даже группы, которые, являясь, по-видимому, сторонниками Томаса, платят только незначительные прямые налоги, часто
391

впадают в ментальность "перегруженного" налогоплательщика. Эта тенденция имеет склонность к тому. чтобы стать собственным "вероисповеданием". В итоге скрытая обида обращается, однако, против правительства, которое только "берет", а не против социальной системы, которая делает налоги неизбежными. Где фашизм приходит в власти, он увеличивает налоги, однако они. по крайней мере вначале, ловче замаскированы чем, например, пожертвования на благо отечества и собратьев по нации. Ссылки на народную идею, сопровождаемые террором, временно прекращают всякую дискуссию по поводу налогов. То же самое относится к коррупции. В странах, где господствуют разнузданные, деспотические группы, без сомнения, имеется больше случаев расточительства и коррупции, чем в демократических государствах, но они держатся в тайне и очень редко эта тема обсуждается, в то время как демократия допускает ее свободное обсуждение, и таким образом создает иллюзию, что она является рассадником коррупции. "Прогрессивное", подчеркнуто демократическое правление при Рузвельте является особенно подходящей целью для враждебного в отношении правительства поведения фашистов, хотя ее оппозиция ни в коем случае не определяется существенно Новым курсом. Однако фашистская пропаганда против Нового курса жива либеральной традицией США, которая рассматривает любое государственное вмешательство в экономические дела как средство для критики существующего.
Томас ненавидит президента и хочет, чтобы его слушатели также его ненавидели. Однако, он всегда называет его "наш президент", молится за него и делает вид, что он хранит традицию терпимости в американской демократии. Но он хочет только одного: "Президент должен покаяться". Христианскую идею покаяния он коварно превращает в средство очернить первого человека исполнительной власти: "Мой друг, я говорю тебе очень серьезно, так серьезно, как только можно говорить человеческому существу; если ты не будешь раскаиваться, если федеральный судья не раскаивается, если члены Сената не раскаиваются, если каждый мужчина или каждая женщина в нашей стране не будут раскаиваться, они не увидят царства Божьего". По-видимому, здесь "каждый мужчина или каждая женщина" являются дополнением, а главной фигурой является президент, который никогда не давал повода сомневаться в своих принципиально либеральных возрениях.
Намеки связывают президента, его аппарат управления или, по крайней мере, некоторые "вышестоящие органы" с коммунизмом. Этот трюк применяют однако не только фашистские агитаторы, а почти все противники демократического режима. "Почему Америка хочет поддерживать нечто подобное (искусственно организованный экономический кризис)? Разве это возможно, мой друг, чтобы поощрение в высших инстанциях приводило к таким вещам?" Название одной из его речей накладывает на демократическое правительство четкое клеймо коммунизма. "Это правда, что предпо-
392

лагает Торговая палата, что коммунизм является действительной целью некоторых людей в окружении президента?" В доверительной речи он доходит до утверждения, что хотя писания сионских мудрецов являются, как доказано, фальсификацией, однако их глубинная правда была подтверждена Новым курсом. По-видимому, правительство выполняло шаг за шагом все изложенные в них планы. Точно так аргументировал нацист Розенберг, после того как швейцарский суд вынес свой приговор. Разумные опровержения остаются бессильными против таких легенд или нашептываний, которые позволяет себе Томас в отношении правительства. Как только их нельзя сохранить на объективном уровне, они переделываются с помощью вспомогательных гипотез или путем сдвига с уровня фактов на уровень "глубинной правды".
Нападки на президента ни в коем случае не являются чем-то новым в США. Они всегда были со времен Эндрю Джонсона. Исторический анализ, наверное, раскрыл бы перманентную готовность некоторых политических групп обвинять президента. Это ирония, что мятежники, выступающие против Эндрю Джонсона, называли себя "радикалами". Нехарактерным и слишком простым кажется нам тезис, что позиция населения в отношении президента является амбивалентной, так как он имеет имидж отца. Современные монархии, как например Великобритания, имеют мало аналогичного по сравнению с нападками на президентов в республиках. Скорее эта привычка объясняется проявлением демократии вообще и американской конституции в частности. "Что правительство народа посредством народа и для народа" наделяет отдельного индивидуума значительной властью президенства, масса народа воспринимает, очевидно, как парадокс; это вызавает по крайней мере неосознанно сильное сопротивление. Prima facie* - высшая исполнительная власть, вызывает возмущение, как монархическая и "недемократическая", и создает, таким образом, постоянную готовность призывать на борьбу против нее систему контроля и равновесия и обвинять ее, высшую власть, в нарушении своих границ и в стремлении к диктатуре. Сегодня старое сопротивление прежней, или "народной демократии", идет вразрез с идеей демократии посредством заместительства, и институт президента служит в первую очередь для того, чтобы поддерживать совершенно другую идеологию. Президента упрекают меньше в "антидемократической власти", чем в том, что она "незаконна", что его авторитет не является естественным выражением современных коренных отношений власти. Поэтому фашист желает их разрушить. Старые реминисценции абсолютистской легитимности были превращены в идею, однажды интерпретированную Геббельсом, что только тот, кто использует власть, ее заслуживает, т.е. кто ее использует в целях беспощадной эксплуатации. Президента, заклейменного как человека, который хотел бы быть
* Prima facie - (пат.) с первого взгляда: по первому впечатлению: на первый взгляд.
393

диктатором, по существу презирают, так как он не может и не хочет действовать как диктатор, так как представляет систему и группы, не являющиеся диктаторскими. По существу, хулители президента чувствуют, что легальная власть, которую он воплощает, не полностью покрывается его реальной общественной властью, что решающие экономические силы находятся вне его сферы, в другом лагере. Поэтому его конституционные права воспринимаются как "нелигитимные" по сравнению с крупной промышленностью, которая является выражением сущности деловой культуры. Современные нападки на президента означают конфликт между формальной демократией и экономической концентрацией, который имеет тенденцию расширяться вместе с последней. В высшей степени аналогична ей прежде всего история Третьей Французской Республики; в ней не только аристократия упорно смотрела на официальный демократический режим сверху вниз, но также и самые влиятельные экономические силы. Ненависть к президенту едва ли отличается от ненависти к высшим финансовым кругам, с которыми фашисты любят его связывать.