Александр ГАЛИЧ (12) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

959 Просмотров

Обсудить

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Она вещи собрала, сказала тоненько:

«А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою!

Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми,

А что у папы у ее топтун под окнами,

А что у папы у ее дача в Павшине,

А что у папы холуи с секретаршами,

А что у папы у ее пайки цековские,

И по праздникам кино с Целиковскою!

А что Тонька-то твоя сильно страшная –

Ты не слушай меня, я вчерашняя!

И с доскою будешь спать со стиральною

За машину за его персональную…

Вот чего ты захотел, и знаешь сам,

Знаешь сам, да стесняешься,

Про любовь твердишь, про доверие,

Про высокие, про материи…

А в глазах-то у тебя дача в Павшине,

Холуи да топтуны с секретаршами,

И как вы смотрите кино всей семейкою,

И как счастье на губах – карамелькою…»

Я живу теперь в дому – чаша полная,

Даже брюки у меня – и те на молнии,

А вина у нас в дому – как из кладезя,

А сортир у нас в дому – восемь на десять…

А папаша приезжает сам к полуночи,

Топтуны да холуи все тут по струночке!

Я папаше подношу двести граммчиков,

Сообщаю анекдот про абрамчиков!

А как спать ложусь в кровать с дурой-Тонькою,

Вспоминаю той, другой, голос тоненький,

Уж, характер у нее – прямо бешеный,

Я звоню ей, а она трубку вешает…

Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино,

В Останкино, где «Титан» кино,

Там работает она билетершею,

На дверях стоит вся замерзшая,

Вся замерзшая, вся продрогшая,

Но любовь свою превозмогшая,

Вся иззябшая, вся простывшая,

Но не предавшая и не простившая!

ЛЕНОЧКА

Апрельской ночью Леночка

Стояла на посту.

Красоточка-шатеночка

Стояла на посту.

Прекрасная и гордая,

Заметна за версту,

У выезда из города

Стояла на посту.

Судьба милиционерская –

Ругайся цельный день,

Хоть скромная, хоть дерзкая –

Ругайся цельный день,

Гулять бы ей с подругами

И нюхать бы сирень!

А надо с шоферюгами

Ругаться целый день.

Итак, стояла Леночка,

Милиции сержант,

Останкинская девочка,

Милиции сержант.

Иной снимает пеночки,

Любому свой талант,

А Леночка, а Леночка –

Милиции сержант.

Как вдруг она заметила –

Огни летят, огни,

К Москве из Шереметьева

Огни летят, огни.

Ревут сирены зычные,

Прохожий – ни-ни-ни!

На Лену заграничные

Огни летят, огни!

Дает отмашку Леночка,

А ручка не дрожит,

Чуть-чуть дрожит коленочка,

А ручка не дрожит.

Машины, чай, не в шашечку,

Колеса – вжик да вжик!

Дает она отмашечку,

А ручка не дрожит.

Как вдруг машина главная

Свой замедляет ход,

Хоть и была исправная,

Но замедляет ход.

Вокруг охрана стеночкой

Из КГБ, но вот

Машина рядом с Леночкой

Свой замедляет ход.

А в той машине писанный

Красавец-эфиоп,

Глядит на Лену пристально

Красавец-эфиоп.

И встав с подушки кремовой,

Не промахнуться чтоб,

Бросает хризантему ей

Красавец эфиоп!

А утром мчится нарочный

ЦК КПСС

В мотоциклетке марочной

ЦК КПСС.

Он машет Лене шляпою,

Спешит наперерез –

Пожалте, Л. Потапова,

В ЦК КПСС!

А там на Старой площади,

Тот самый эфиоп,

Он принимает почести,

Тот самый эфиоп,

Он чинно благодарствует

И трет ладонью лоб,

Поскольку званья царского

Тот самый эфиоп!

Уж свита водки выпила,

А он глядит на дверь,

Сидит с моделью вымпела

И все глядит на дверь.

Все потчуют союзника,

А он сопит, как зверь,

Но тут раздалась музыка

И отворилась дверь:

Вся в тюле и в панбархате

В зал Леночка вошла,

Все прямо так и ахнули,

Когда она вошла.

А сам красавец царственный,

Ахмет Али-Паша Воскликнул: –

Вот так здравствуйте! –

Когда она вошла.

И вскоре нашу Леночку

Узнал весь белый свет,

Останкинскую девочку

Узнал весь белый свет –

Когда, покончив с папою,

Стал шахом принц Ахмет,

Шахиню Л. Потапову

Узнал весь белый свет!

КОМАНДИРОВОЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ

То ли шлюха ты, то ли странница,

Вроде хочется, только колется,

Что-то сбудется, что-то станется,

Чем душа твоя успокоится?

А то и станется, что подкинется,

Будут волосы все распатланы,

Общежитие да гостиница –

Вот дворцы, твои, клеопатровы,

Сядь, не бойся, выпьем водочки,

Чай, живая, не покойница!

Коньячок? Четыре звездочки?

Коньячок – он тоже колется…

Гитарист пошел тренди-брендями,

Саксофон хрипит, как удавленный,

Все, что думалось, стало бреднями,

Обманул «Христос» новоявленный!

Спой, гитара, нам про страдания,

Про глаза нам спой, и про пальцы,

Будто есть страна Пасторалия,

Будто мы с тобой пасторальцы.

Под столом нарежем сальца,

И плевать на всех на тутошних,

Балычок? Прости, кусается…

Никаких не хватает суточных.

Расскажи ж ты мне, белка белая,

Чем ты, глупая озабочена,

Что ты делала, где ты бегала?

Отчего в глазах червоточина?

Туфли лодочкой на полу-то чьи?

Чья на креслице юбка черная?

Наш роман с тобой до полуночи,

Курва – здешняя коридорная!

Влипнешь в данной ситуации,

И пыли потом, как конница,

Мне – к семи, тебе – к двенадцати,

Очень рад был познакомиться!

До свиданья, до свиданья,

Будьте счастливы и так далее,

А хотелось нам, чтоб страдания,

А хотелось, чтоб Пасторалия!

Но, видно, здоровы мы усталые,

От анкет у нас в кляксах пальцы!

Мы живем в стране Постоялии –

Называемся – постояльцы…

Из к/ф «Бегущая по волнам»

Все наладится, образуется,

Так, что незачем зря тревожиться.

Все, безумные образумятся,

Все итоги, непременно подытожатся.

Были гром и град, были бедствия –

Будут тишь да гладь, благоденствие,

Ах, благоденствие!

Все наладится, образуется,

Виноватые станут судьями

Что забудется, то забудется

Сказки, сказками, будни – буднями

Все наладится, образуется,

Никаких тревог не останется

И покуда не наказуется

Безнаказанно мирно будем стариться

Вот он скачет, витязь удалой,

С чудищем стоглавым силой меряясь.

И плевать ему на ту, что эту перевязь

Штопала заботливой иглой.

Мы не пели славы палачам,

Удержались, выдержали, выжили

Но тихонько, чтобы мы не слышали

Жены наши плачут по ночам…

АБСОЛЮТНО ЕРУНДОВАЯ ПЕСНЯ (анти – песня)

Собаки бывают дуры,

И кошки бывают дуры.

Но это не отражается

На стройности их фигуры.

Не в глупости и не в дикости –

Все дело в статях и прикусе.

Кто стройные – те достойные,

А прочие – на-ка, выкуси!

И важничая, как в опере,

Шагают суки и кобели,

Позвякивают медальками,

Которыми их сподобили.

Шагают с осанкой гордою,

К любому случаю годною,

Посматривают презрительно

На тех, кто не вышел мордою.

Рожденным медаленосителями

Не быть никогда просителями,

Самой судьбой им назначено

В собачьем сидеть президиуме

Собаки бывают дуры,

И кошки бывают дуры.

И им по этой причине

Нельзя без номенклатуры.

КАНАРЕЙКА

Кто разводит безгласных рыбок,

Кто, забавник, свистит в свирельку,

А я поеду на птичий рынок

И куплю себе канарейку.

Все полста отвалю, не гривну,

Привезу ее, суку, на дом,

Обучу канарейку Гимну,

Благо, слов никаких не надо.

Соловей, соловей, пташечка,

Канареечка жалобно поет…

Канареечка, канарейка,

Птица малая, вроде мухи.

А кому судьба – карамелька,

А кому она – одни муки.

Не в Сарапуле и не в Жиздре,

Жил в Москве я – в столице мира.

А что видел я в этой жизни,

Окромя веревки, да мыла?

Соловей, соловей, пташечка,

Канареечка жалобно поет…

Но сносил я полсотни тапок,

Был загубленным, был спасенным.

А мне, глупому, лучше б в табор, –

Лошадей воровать по селам.

Прохиндей, шарлатан, провидец,

Я б в веселый час под забором

Я б на головы всех правительств

Положил бы свой хуй с прибором.

Соловей, соловей, пташечка,

Канареечка жалобно поет…

О ПОЛЬЗЕ УДАРЕНИЙ

Ударение, ударение,

Будь для слова, как удобрение.

Будь рудою из слова добытой,

Чтоб свобода не стала Свободой.

БЛЮЗ ДЛЯ МИСС ДЖЕЙН

Голос, голос.

Ну что за пленительный голос.

Он как будто расшатывал обручи глобуса

И летел звездопадом над линией фронта.

Мисс Фонда?

Там, в Сайоне прицельным огнем протараненном,

Где всевластна пальба и напрасна мольба,

В эту ночь вы, должно быть, сидите над раненым

И стираете кровь с опаленного лба, да?

А загнанных лошадей пристреливают,

В сторонке там за деревьями,

где кровью земля просолена,

А загнанных лошадей пристреливают,

Хотя бы просто из жалости.

А жалеть-то еще позволено?

Вас, как прежде, восторженно хвалят газетчики:

То статья, то цветное московское фото.

Как прекрасны глаза ваши, губы и плечики,

Мисс Фонда!

И досужая публика жадно и тупенько

Будет в снимках выискивать тайное, личное

А с носилок девчоночья падает туфелька.

Ничего что одна – ведь другая-то лишняя.

А загнанных лошадей пристреливают,

В сторонке там за деревьями,

где кровью земля просолена,

А загнанных лошадей пристреливают,

Хотя бы просто из жалости.

А жалеть-то еще позволено?

Дальнобойные бахают слитно и сытно,

Топят лодки на помощь спешащего флота.

Неужели же вам хоть немножко не стыдно,

Мисс Фонда?

Нынче, вроде, не в моде алмазы и золото,

В магазине любом выбирайте свободно.

Нынче носят бежу из серпа и из молота.

Хоть не очень красиво, но дьявольски модно.

А загнанных лошадей пристреливают,

В сторонке там за деревьями,

где кровью земля просолена,

А загнанных лошадей пристреливают,

Хотя бы просто из жалости.

А жалеть-то еще позволено?

Что ж, не будем корить вероломную моду.

Лишь одно постараемся помнить всегда:

Красный цвет означает не только свободу,

Красный цвет иногда еще – краска стыда!

Да, да!

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.