Александр Лурия. Психология как историческая наука (3)

1266 Просмотров

Мы оставим рассмотрение фактов, говорящих о глубоком отличии психологического строения сложных познавательных процессов в условиях различных социально-экономических укладов, и обратимся вновь к рассмотрению более простых психологических фактов, которые имеют, однако, для исторической психологии не меньший интерес.

В психологической науке первой половины XX в. было проведено немало исследований, описывавших основные законы человеческого восприятия.

Авторы классической психологии, изучавшие эту проблему, никогда не сомневались в том, что зрительное восприятие человека (восприятие цвета и геометрической формы) является процессом, в основе которого лежат четкие физиологические (или даже физические) законы, и что оно имеет отчетливый естественный характер. Мысль о том, что восприятия цвета или формы, в частности оптические иллюзии, могут формироваться в процессе истории, что основные законы зрительного восприятия могут иметь общественно-исторический характер, была совершенно чужда психологии истекшей половины столетия и стала «появляться только в отдельных исследованиях последнего десятилетия.

Однако внимательное рассмотрение этого раздела психологии дает много оснований для предположения, что даже относительно простые формы зрительного восприятия являются продуктом общественно-исторического развития и что основные законы восприятия цвета и формы, а также зрительных иллюзий не остаются одинаковыми в условиях различных социально-экономических укладов и на различных этапах развития культуры. Для современной психологической науки процессы восприятия цвета или формы не являются теми элементарными явлениями, из которых, как из кирпичиков, могут быть построены более сложные познавательные процессы; скорее наоборот - восприятие цвета и формы само входит в состав сложной познавательной деятельности и, следовательно, во многом зависит от ее строения.

Мы знаем, что существует более 3 млн. различимых оттенков цвета. Однако существует лишь 10 — 12 названий основных цветов, и человек, воспринимающий цветовые оттенки, непроизвольно кодирует их с помощью соответственных названий, разбивает их на соответствующие группы. Вот почему восприятие цветов как оттенков красного, желтого, зеленого, синего, иначе говоря — классификация их на определенные категории, является основной характерной чертой развитого зрительного восприятия.

Аналогичное заключение может быть сделано и о восприятии геометрических форм. Существует бесчисленное множество конкретных геометрических форм; однако все они воспринимаются человеком как варианты нескольких основных геометрических категорий. Вся сложность зрительного восприятия геометрических форм заключается в том, чтобы принять решение, к какой именно геометрической форме — квадрату, треугольнику, трапеции и т. д. — относится данная воспринимаемая фигура.

Сказанное можно сформулировать в простом положении: восприятие цветовых оттенков или геометрических форм является разновидностью категориальных процессов отражения мира, процессом, стоящим на границе ощущения и мышления.

Если эти положения правильны, возникает естественное предположение, что при различных по своему психологическому строению формах сознания и при преобладающей роли тех или иных форм практики процессы оценки цвета и формы должны иметь неодинаковое психологическое строение. Иначе говоря, даже такие элементарные психологические процессы, как восприятие цвета и формы, являются продуктом исторического развития.

Обратимся к соответствующим фактам.

Языковедам хорошо известно, что дробность названия цветовых оттенков зависит от требований общественной практики и что в условиях примитивных культур категориальное название цветов часто заменяется многочисленными обозначениями оттенков, различение которых имеет сугубо практическое значение. Так, в языках ряда северных народов существует до двух-трех десятков обозначений оттенков белого цвета (соответствующих оттенкам снега в различных условиях: прочный блестящий снег, талый снег и т. п.), хотя категориальное обозначение белого цвета отсутствует. Известно также, что словесные обозначения хроматических цветов, имеющих в практике этих народов неизмеримо меньшее значение, оказывается несравненно более бедным.

Аналогичные факты были получены и в нашем исследовании. Испытуемым предъявлялся ряд цветных оттенков (в другой серии опытов — ряд геометрических фигур) и предлагалось сначала назвать каждый из них, а затем разложить предъявленные оттенки (или фигуры) на небольшое количество групп, т.е. классифицировать их.

Две группы испытуемых были аналогичны тем, которые испытывались в описанных выше опытах; при этом в первой группе были также женщины, жившие на женской половине («ичкари»). Результаты опытов были полностью однозначны.

Испытуемые, относившиеся к нашей основной группе, применяли при рассматривании цветовых оттенков лишь небольшое число принятых у нас «категориальных» названий цветов; до-60% применяемых названий носили вещественный, наглядно-образный характер: «цвет сливы», «цвет ириса», «цвет телячьего помета», «цвет испорченного хлопка», «цвет фисташек» и т.д. Соответственно этому и классификация цветовых оттенков принимала своеобразные черты. Подавляющая часть испытуемых этой группы вообще отказалась классифицировать оттенки, раскладывая их на мелкие группы соответственно только что приведенным названиям или — в лучшем случае — подбирая эти оттенки по их светлоте или насыщенности. Всякое предложение разбить их на более крупные группы отвергалось, обозначение групп оттенков словами «красные», «синие», «зеленые» отвергалось как несущественное.

При переходе к другим — более культурно развитым группам испытуемых — положение существенно менялось. Испытуемые из числа колхозного актива и привлеченные к испытаниям женщины, прошедшие кратковременную подготовку на курсах, начинали широко пользоваться категориальными обозначениями оттенков и без труда классифицировали их по соответствующим «категориальным» группам.

Аналогичные факты были получены в опытах с названием и классификацией геометрических фигур. Основная группа наших испытуемых давала геометрическим фигурам наглядно-образное обозначение: они называли круг — «ведро», «сито», «часы», «месяц»; треугольник — «тумар» (узбекский амулет); квадрат — «дверь», «окно», «зеркало», «доска, на которой сушат урюк». Круг, изображенный пунктиром, воспринимался как «решето» или «бусы»; треугольник, изображенный маленькими крестиками, как «вышивка», «корзина», «звезды» и т. д.

В группе женщин из «ичкари» такие образные названия полностью доминировали, и категориальных геометрических названий не было вовсе; в другой группе испытуемых, еще не получивших начального образования, категориальные названия встречались лишь в 15 — 16% случаев в более культурно развитых группах число категориальных названий поднималось до 60 и даже до 85%.

Соответственно такому восприятию геометрических фигур протекали и опыты с их классификацией. В основной группе преобладали либо случаи отказа от классификации фигур, либо же их классификация по отдельным частным признакам (так, фигуры, изображенные пунктиром, относились в одну, изображенные крестиками — в другую группу и т.д.); иногда имела место разбивка на группы по предметному значению фигуры; классификация по геометрическим категориям не встречалась вовсе.

По мере перехода к более культурно развитым группам картина менялась, и у представителей колхозного актива категориальная классификация геометрических фигур (четырехугольник, треугольник, круг) с отвлечением от побочных признаков (способов изображения, размеров и т. д.) доходила уже до 50% случаев, а в той группе молодежи, которая прошла годичное обучение, встречалась даже в 100% случаев.

Наиболее существенным был, однако, тот факт, что и непосредственное восприятие геометрических фигур приобретало в этих условиях своеобразные черты.

Психологи хорошо знают, что незаконченные фигуры (незаконченный треугольник, незаконченный круг) воспринимаются обычно как соответствующие геометрические формы (треугольник, круг) и что «процесс заканчивания геометрической фигуры до целого» рассматривался представителями гештальтпсихологии как естественный процесс, протекающий по универсальным физиологическим (или даже физическим) законам.

Ничего подобного мы не встречали в опытах, проведенных с людьми, живущими в условиях простых социально-экономических укладов.

Наши испытуемые воспринимали незаконченный круг как «браслет», незаконченный треугольник — как «мерку для керосина», незаконченный квадрат — как «ящик без крышки» и соответственно этому никогда не относили эти фигуры в одну и ту же группу с законченными геометрическими формами.

Процесс заканчивания фигур до целого, который рассматривался как естественный физиологический процесс и обозначался специальным термином «амплификация», таким образом, оказывается наличным только на определенном историческом уровне развития «геометрического сознания».

Мы закончили краткий обзор отдельных фактов из большого материала, которым мы располагаем, и можем теперь сделать соответствующие выводы.

Мысль о том, что основные процессы психической жизни человека носят универсальный, неизменный, вне-исторический характер и должны рассматриваться потому либо как категории духа, либо как естественные функции мозга, независимые от общественно-исторических условий, при ближайшем рассмотрении оказывается ложной.

Психические процессы, и в первую очередь высшие специфически человеческие формы психической деятельности, такие, как произвольное внимание, активная память, отвлеченное мышление, по своему происхождению должны пониматься как социальные процессы, формирующиеся в условиях общения ребенка со взрослыми, в условиях усвоения общечеловеческого опыта. Они являются общественно-историческими по своему происхождению, опосредствованными по своему строению и сознательными, произвольно-управляемыми по способу своего функционирования.

Рассмотрение развития этих процессов в онтогенезе показывает, что, возникнув как сложные, опирающиеся на внешние средства и язык, развернутые формы деятельности, они постепенно свертываются, сокращаются и приобретают тот характер внутренних «умственных» действий, которые только кажутся нам первичными и непосредственными, а на самом деле являются продуктом длительного исторического развития.

Данные психологических исследований показывают, далее, что по мере развития и усвоения социально-исторических кодов языка психические процессы изменяют не только свою психологическую структуру, но и свою природу, их изменчивость теряет свою непосредственную связь с генотипом и начинает определяться сложными внешними — паратипическими — факторами. Данные исследования показали также, что в процессе онтогенетического развития существенно меняется также и исходное отношение между психологическими процессами. На ранних ступенях непосредственное восприятие и память определяли протекание мышления, на позднейших же ступенях с развитием вербально-логических процессов сформированные на их основе процессы мышления начинают определять формы восприятия и памяти.

Положение об историческом характере психологических процессов не ограничивается лишь фактами онтогенетического развития. Оно подтверждается и исследованиями тех изменений, которые претерпевают психические процессы при переходе от одной ступени общественного развития к другой.

Эти факты показывают, что развитие психических процессов в общественной истории вовсе не сводится только к получению нового опыта и к обогащению круга представлений. Возникновение новых форм практической деятельности, переход от наглядно-действенных видов практики к сложным формам теоретической деятельности, являющийся одним из важных аспектов исторического развития, приводит к коренной перестройке основных психических процессов, к радикальному изменению их психологического строения, к появлению новых видов психической деятельности, которые до этого не имели места.

Факты, полученные в специальных исследованиях, показали, что даже такие процессы, как образование понятий, логический вывод и умозаключение, не должны пониматься как внеисторические категории психологии, что они формируются в конкретных общественно-исторических условиях и имеют принципиально различную структуру в условиях доминирования различных форм деятельности. Историческое формирование психических процессов не исчерпывается лишь наиболее сложными формами познавательных процессов, но может быть прослежено и при анализе простых видов психических процессов, которые классической психологией обычно рассматривались как естественные функции мозга, но которые на самом деле являются таким же продуктом социально-исторических условий, как и сложные вербально-логические процессы.

Положение, что основные категории психических процессов человека имеют исторический характер и что психология человека должна пониматься как историческая наука, является новым и еще недостаточно разработанным. Оно было впервые сформулировано в философии марксизма, но только сейчас начинает по-настоящему усваиваться и в самой психологической науке.

Есть все основания думать, что оно органически войдет в психологическую науку и что перед будущими поколениями психологов раскрываются новые и важнейшие перспективы изучения основных психологических процессов человека, как результата исторического развития.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.