Александр НЕПОМНЯЩИЙ (1)

Немного грустная история - сплошное стебалово.
Немного смертей, гораздо больше скандалов,
Короче: раз тонула в Волге желтая подводная лодка. 
«Пива и зрелищ! – орал Третий Рим. 
Летели чепчики и лифчики, хотя Рим был глухим. – 
Давай на бис! на бис! на бис!» - И так, пока не пошла кровью глотка. 

Изготовление «винта» (домашние условия),
Схождение с ума товарища Цикория, 
Acid high life – жизнь от укола и до укола.
На Берлин идут атакой русские панки:
Джонни Роттену с Москвы нужен счет в ихнем банке. 
Дело Троицких, или Конец русского рок-н-ролла. 

Романтический герой в черном плаще 
Покорил все сердца,
Захватил все места в хит-параде. 
Но это в песнях, а в жизни у него ларек.
К нему по вечерам подъезжает дружок, 
На тачке; с дружком, разумеется, бляди. 

А другого раскрутили на обе столицы. 
К нему подъезжали различные лица, 
Говорили: «Все будет, но нужен демо в новом проекте». 
Говорили: «Братан, скорее пишись,
Твои песенки – хиты». Не заметили лишь,
Что эти песни все - где-то между жизнью и смертью.

Жизнь и смерть – две дамы - почти треугольник. 
Как они удивились, 
Что как-то раз с перепоя
Он понял вдруг, что с одной все не так,
А раз не так, то так и надо – 
И отправился спать со второю.

Школа, армия, семья, сослуживцы, родители, 
Хорошие подруги, другие благодетели -
И человек, один, – они его загоняли. 
А теперь, как вам ни странно, он сидит на игле
Или ему скучно жить без LSD:
Получите, распишитесь, спите спокойно – загнали! 
Загнали! Загнали! Загнали!

Человек здесь – только собирательный образ, 
Всего-то и было, что гитара и голос.
А где это было? В Питере, в Москве или в Калуге?
А у нас зато шикарный повод для пьянки -
Например, концерт памяти Янки.
Под нее, говорят, хорошо танцевать буги-вуги. 

Смерть уже продана — легко рифмовать 
Словечки «насрать» и «умирать», 
Особенно, если делать это в майке с портретом Егора. 
И песенки пели, и, как шелуха, 
Слетало с них что-то, вероятно, душа, 
И исчезало прочь, за далекие горы. 

Но никто и не заметил по пути в гастроном, 
Что так давно уже пахнет дерьмом
Наш крутой протест в перерывах попойки. 
И мы споем лихую песню про андеграунд,
Хотя никто здесь не хочет на последний раунд — 
Нам и так хорошо на нашей рок-н-ролльной помойке. 

Мы споем еще на бис на нашей рок-н-ролльной помойке.
Мы споем еще не раз на нашей рок-н-ролльной помойке...

Квадратная

Когда тени в углах заплясали смелей,
Стали слышаться крики неизвестных зверей 
И штора качалась взад-вперед,
Я понял, что мой телефон мне врет. 

Я позвонил ей и сказал: люблю и жду.
За стеной шуршит весна, я больше не могу.
А из трубки голос тихий: тогда прощай,
Сотри из книжки номер мой и не вспоминай. 

Я, обломавшись, позвонил другу домой. 
А у друга голос тот же, но совсем чужой. 
Он извинился, что забыл, как меня зовут, 
Очень рад поговорить, но сейчас его ждут.

Я испугался и набрал номер Господа Бога. 
Но хозяина, как понял я, не было дома. 
Горний голос (видно, ангел) мне объяснял, 
Что Бог был очень занят, а теперь устал. 

И я разбил о стенку подлый аппарат –
Теперь в трубочке загадочно весь день молчат. 
В трубку дышит она и тоже молчит, 
И друг, конечно, слышит, только тоже молчит.

Интересно, что они никогда не придут.
Интересно, что и я навсегда тут. 
Вот узнать бы, как выглядят лица людей,
Но в комнате квадратной ни окон, ни дверей.

Наблюдать, лежа на сетке, белизну потолка –
То же самое, что
Кружить по замкнутым улицам, читать надписи вслух –
То же самое, что
Стебаться весь вечер над телерекламой дерьма – 
То же самое, что
Собирать в узком кругу еще на «ноль пять» – 
То же самое, что
Звонить всем по списку. По ходу думать, зачем –
То же самое, что
Петь волнительным голосом очередной шедевр –
То же самое, что
Заряжать батарейки старым Пиксис с Гр.Обом –
То же самое, что
Слушать плач Роберта Смита и отвязно страдать -
То же самое, что
Пить. Что-то гнать про Армаггедон в категориях «всех спасти» –
То же самое, что
Вешать лапшой «сны во сне» о любви –
То же самое, что
Черкать рифмы в блокнот, полируя стишки –
То же самое, что
Убивать их - и в клочья преступленья следы.
И лишь два места, где все об ином, – ты и смерть.
Только два места – неизбывная ты, неизбежная смерть.

Я сказал это слово… 
Значит, из вас двоих выбирать?
И ничего.
Прошептал это слово…
А после спорол бутерброд. Вкусно.
И ничего.
Повторил это слово…
А после на правый бочок.
И ничего.
Прошептал это слово…
Но коленки дрожали.
И ничего.
Подписал это слово…
Не ангел-хранитель спас - тошнило от страха.
И ничего.
Проорал это слово…
А после сказали такой каламбур! Я смеялся.
И ничего.
Загадал это слово... 
Но звездочки падали часто-часто…
И ничего.
Солгал это слово… 
А после забыл. Тьфу, склероз…

Значит, биться о стенку с пеной дней на губах -
То же самое, что
Попивать на теплой кухне чаек –
То же самое, что
Бояться теней на красной стене –
То же самое, что
Рисовать цветочки на левой руке –
То же самое, что
Блевать и падать на асфальт или кафель –
То же самое, что
Полагать: «Все к лучшему. Своим чередом, своим чередом», -
То же самое, что
Стараться заснуть, как можно надольше заснуть -
То же самое, что 
Обыскивать звезды и выворачивать наизнанку.
И там никого.
И только два долга, что не оплатить, –
Ты и смерть.
Только два долга – бесценная ты 
И бесплатная смерть.
Две птицы живые на все небеса:
Ты и смерть.
Только две птицы.
Светлая – ты. 
Белая – смерть.
Только две птицы. 
Черная – ты. 
Белая – смерть.

Респектабельно одетая middle-class woman,
Толстая, как свинья,
Опасливо косясь, сожмет чемоданы,
Ей теперь не заснуть до утра. 

Не устранит ее страхов даже томик Маркузе
В моих "наркоманских" руках. 
Ну и пусть, в своих подозреньях
Она совершенно права: я социально опасен.
Я социально опасен.


Моментально подняв деревянную бдительность, 
Синеют при встрече менты.
Необходимо проверить мои документы, 
И обшмонать на предмет травы.

И даже если постричься и одеться в цвет хаки - 
Ауру не уберешь. 
Они учуют, мент и в Африке мент 
И его не наебешь.
Я социально опасен. 

Ветеран жлоб-движения пьет свою водку, 
И водка уже не идет. 
Он гордится золотыми зубами 
И числом разбитых им морд. 

Его рука ностальгически ищет заточку
В кармане обоссанных брюк. 
Но он верит, на смену придет молодежь 
И неформалам наступит каюк. 

В моем кармане - бутылка с зажигательной смесью 
И листки красно-коричневых партизан. 
Мои цели, вероятно,- пристрелить президента 
И уронить Останкинский телебашенный кран.

Вероятно, утащить водородную бомбу 
И затолкать героин в водопровод. 
Меня лучше расстрелять под первым забором, 
Вероятно, я даже играю панк-рок.
Я социально опасен.