Александр Семенович Кушнер (3)

Танцует тот, кто не танцует,
Ножом по рюмочке стучит,
Гарцует тот, кто не гарцует,-
С трибуны машет и кричит.

А кто танцует в самом деле,
И кто гарцует на коне,
Тем эти пляски надоели,
А эти лошади - вдвойне!

1962

Строфы века. Антология русской поэзии. 
Сост. Е.Евтушенко. 
Минск, Москва: Полифакт, 1995.


* * *

Слово "нервный" сравнительно поздно
Появилось у нас в словаре
У некрасовской музы нервозной
В петербургском промозглом дворе.
Даже лошадь нервически скоро
В его желчном трехсложнике шла,
Разночинная пылкая ссора
И в любви его темой была.
Крупный счет от модистки, и слезы,
И больной, истерический смех,
Исторически эти неврозы
Объясняются болью за всех,
Переломным сознаньем и бытом.
Эту нервность, и бледность, и пыл,
Что неведомы сильным и сытым,
Позже в женщинах Чехов ценил,
Меж двух зол это зло выбирая,
Если помните... ветер в полях,
Коврин, Таня, в саду дымовая
Горечь, слезы и черный монах.
А теперь и представить не в силах
Ровной жизни и мирной любви.
Что однажды блеснуло в чернилах,
То навеки осталось в крови.
Всех еще мы не знаем резервов,
Что еще обнаружат, бог весть,
Но спроси нас:- Нельзя ли без нервов?
- Как без нервов, когда они есть!-
Наши ссоры. Проклятые тряпки.
Сколько денег в июне ушло!
- Ты припомнил бы мне еще тапки.
- Ведь девятое только число,-
Это жизнь? Между прочим, и это,
И не самое худшее в ней.
Это жизнь, это душное лето,
Это шорох густых тополей,
Это гулкое хлопанье двери,
Это счастья неприбранный вид,
Это, кроме высоких материй,
То, что мучает всех и роднит.

Строфы века. Антология русской поэзии. 
Сост. Е.Евтушенко. 
Минск, Москва: Полифакт, 1995.


НАД МИКРОСКОПОМ

Побудь средь одноклеточных,
Простейших водяных.
Не спрашивай: "А мне-то что?"
Сам знаешь - всё от них.

Ну как тебе простейшие?
Имеют ли успех
Милейшие, светлейшие,
Глупейшие из всех?

Вот маленькая туфелька
Ресничками гребет.
Не знает, что за публика
Ей вслед кричит: "Вперед!"

В ней колбочек скопление,
Ядро и вакуоль,
И первое томление,
И, уж конечно,- боль.

Мы как на детском празднике
И щурим левый глаз.
Мы, как десятиклассники,
Глядим на первый класс.

1962

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


* * *

Там, где на дне лежит улитка,
Как оркестровая труба,
Где пескари шныряют прытко
И ждет их страшная судьба

В лице неумолимой щуки,-
Там нимфы нежные живут,
И к нам протягивают руки,
И слабым голосом зовут.

У них особые подвиды:
В ручьях красуются наяды,
Среди густых дерев - дриады,
И в море синем - нереиды.

Их путать так же неприлично,
Как, скажем, лютик водяной,
И африканский, необычный,
И ядовитый луговой.

Отнюдь не праздное всезнайство!
Поэт, усилий не жалей,
Не запускай свое хозяйство
И будь подробен, как Линней.

1962

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


ГРАФИН

Вода в графине - чудо из чудес,
Прозрачный шар, задержанный в паденье!
Откуда он? Как очутился здесь,
На столике, в огромном учрежденье?
Какие предрассветные сады
Забыли мы и помним до сих пор мы?
И счастлив я способностью воды
Покорно повторять чужие формы.
А сам графин плывет из пустоты,
Как призрак льдин, растаявших однажды,
Как воплощенье горестной мечты
Несчастных тех, что умерли от жажды.
Что делать мне?
 Отпить один глоток,
Подняв стакан? И чувствовать при этом,
Как подступает к сердцу холодок
Невыносимой жалости к предметам?
Когда сотрудница заговорит со мной,
Вздохну, но это не ее заслуга.
Разделены невидимой стеной,
Вода и воздух смотрят друг на друга...

1962

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


* * *

Когда я мрачен или весел,
Я ничего не напишу.
Своим душевным равновесьем,
Признаться стыдно, дорожу.

Пускай, кто думает иначе,
К столу бежит, а не идет,
И там безумствует, и плачет,
И на себе рубашку рвет.

А я домой с вечерних улиц
Не тороплюсь, не тороплюсь.
Уравновешенный безумец,
Того мгновения дождусь,

Когда большие гири горя,
Тоски и тяжести земной,
С моей душой уже не споря,
Замрут на линии одной.

1962

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


* * *

Звезда над кронами дерев
Сгорит, чуть-чуть не долетев.

И ветер дует... Но не так,
Чтоб ели рухнули в овраг.

И ливень хлещет по лесам,
Но, просветлев, стихает сам.

Кто, кто так держит мир в узде,
Что может птенчик спать в гнезде?

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


СТАРИК

Кто тише старика,
Попавшего в больницу,
В окно издалека
Глядящего на птицу?

Кусты ему видны,
Прижатые к киоску.
Висят на нем штаны
Больничные в полоску.

Бухгалтером он был
Иль стекла мазал мелом?
Уж он и сам забыл,
Каким был занят делом.

Сражался в домино
Иль мастерил динамик?
Теперь ему одно
Окно, как в детстве пряник.

И дальний клен ему
Весь виден, до прожилок,
Быть может, потому,
Что дышит смерть в затылок.

Вдруг подведут черту
Под ним, как пишут смету,
И он уже - по ту,
А дерево - по эту!

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


ШАШКИ

Я представляю все замашки
Тех двух за шахматной доской.
Один сказал: "Сыграем в шашки?
Вы легче справитесь с тоской".

Другой сказал: "К чему поблажки?
Вам не понять моей тоски.
Но если вам угодно в шашки,
То согласитесь в поддавки".

Ах, как легко они играли!
Как не жалели ничего!
Как будто по лесу плутали
Вдали от дома своего.

Что шашки? Взглядом умиленным
Свою скрепляли доброту,
Под стать уступчивым влюбленным,
Что в том же прятались саду.

И в споре двух великодуший
Тот, кто скорее уступал,
Себе, казалось, делал хуже,
Но, как ни странно, побеждал.

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


* * *

Эти сны роковые - вранье!
А рассказчикам нету прощенья,
Потому что простое житье
Безутешней любого смещенья.

Ты увидел, когда ты уснул,
Весла в лодке и камень на шее,
А к постели придвинутый стул
Был печальней в сто раз и страшнее.

По тому, как он косо стоял,-
Ты б заплакал, когда б ты увидел,-
Ты бы вспомнил, как смертно скучал
И как друг тебя горько обидел.

И зачем - непонятно - кричать
В этих снах, под машины ложиться,
Если можно проснуться опять -
И опять это все повторится.

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


* * *

Бог семейных удовольствий,
Мирных сценок и торжеств,
Ты, как сторож в садоводстве,
Стар и добр среди божеств.

Поручил ты мне младенца,
Подарил ты мне жену,
Стол, и стул, и полотенце,
И ночную тишину.

Но голландского покроя
Мастерство и благодать
Не дают тебе покоя
И мешают рисовать.

Так как знаем деньгам цену,
Ты рисуешь нас в трудах,
А в уме лелеешь сцену
В развлеченьях и цветах.

Ты бокал суешь мне в руку,
Ты на стол швыряешь дичь
И сажаешь нас по кругу,
И не можешь нас постичь!

Мы и впрямь к столу присядем,
Лишь тебя не убедим,
Тихо мальчика погладим,
Друг на друга поглядим.

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Чтоб двадцать семь свечей зажечь
С одной горящей спички,
Пришлось тому, кто начал речь,
Обжечься с непривычки.

Лихие спорщики и те
Следили, взяв конфету,
Как постепенно в темноте
Свет прибавлялся к свету.

Тянулся нож во мгле к лучу,
И грань стекла светилась,
И тьмы на каждую свечу
Все меньше приходилось.

И думал я, что жизнь и свет -
Одно, что мы с годами
Должны светлеть, а тьма на нет
Должна сходить пред нами.

Сидели мы плечо к плечу,
Казалось, думал каждый
О том, кто первую свечу
В нас засветил однажды.

Горело мало, что ли, свеч,
Туман сильней клубился,
Что он еще одну зажечь
Решил - и ты родился.

И что-то выхватил из мглы:
Футляр от скрипки, скрипку,
Бутыль, коробку пастилы,
А может быть, улыбку.

1966

Александр Кушнер. Канва. 
Ленинградское Отделение, 
"Советский Писатель", 1981.