Александр Сергеевич Пушкин. (123)

ПУШКИН АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \  ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

* * *

Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь - как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.

* * *

 Он между нами жил
Средь племени ему чужого; злобы
В душе своей к нам не питал, и мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами
И песнями (он вдохновен был свыше
И свысока взирал на жизнь). Нередко
Он говорил о временах грядущих,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
Мы жадно слушали поэта. Он
Ушел на запад - и благословеньем
Его мы проводили. Но теперь
Наш мирный гость нам стал врагом - и ядом
Стихи свои, в угоду черни буйной,
Он напояет. Издали до нас
Доходит голос злобного поэта,
Знакомый голос!.. боже! освяти
В нем сердце правдою твоей и миром,
И возврати ему...

ПЕСНИ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН

Предисловие.

Большая часть этих песен взята мною из книги, вышедшей в Париже в конце 1827
года, под названием La Guzla, ou choix de Poesies Illyriques, recueillies
dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l'Herzegowine {1}. Неизвестный
издатель говорил в своем предисловии, что, собирая некогда безыскусственные
песни полудикого племени, он не думал их обнародовать, но что потом, заметив
распространяющийся вкус к произведениям иностранным, особенно к тем, которые
в своих формах удаляются от классических образцов, вспомнил он о собрании
своем и, по совету друзей, перевел некоторые из сих поэм, и проч. Сей
неизвестный собиратель был не кто иной, как Мериме, острый и оригинальный
писатель, автор Театра Клары Газюль, Хроники времен Карла IX, Двойной Ошибки
и других произведений, чрезвычайно замечательных в глубоком и жалком упадке
нынешней французской литературы. Поэт Мицкевич, критик зоркий и тонкий и
знаток в славенской поэзии, не усумнился в подлинности сих песен, а какой-то
ученый немец написал о них пространную диссертацию.

Мне очень хотелось знать, на чем основано изобретение странных сих песен: С.
А. Соболевский, по моей просьбе, писал о том к Мериме, с которым был он
коротко знаком, и в ответ получил следующее письмо:

Paris, 18 janvier 1835.

Je croyais, Monsieur, que la Guzla n'avait eu que sept lecteurs, vous, moi
et le prote compris; je vois avec bien du plaisir que j'en puis compter deux
de plus ce qui forme un joli total de neuf et confirme le proverbe que nul
n'est prophete en son pays. Je repondrai candidement a vos questions. La
Guzla a ete composee par moi pour deux motifs, dont le premier etait de me
moquer de la couleur locale dans laquelle nous nous jetions a plein collier
vers l'an de grace 1827. Pour vous rendre compte de l'autre motif je suis
oblige de vous conter une histoire. En cette meme annee 1827, un de mes amis
et moi nous avions forme le projet de faire un voyage en Italie. Nous etions
devant une carte tracant au crayon notre itineraire; arrives a Venise, sur
la carte s'entend, et ennuyes des Anglais et des Allemands que nous
rencontrions, je proposai d'aller a Trieste puis de la a Raguse. La
proposition fut adoptee, mais nous etions fort legers d'argent et cette
"douleur nompareille" comme dit Rabelais nous arretait au milieu de nos
plans. Je proposai alors d'ecrire d'avance notre voyage, de le vendre a un
libraire et d'emloyer le prix a voir si nous nous etions beaucoup trompes.
Je demandai pour ma part a colliger les poesies populaires et a les
traduire, on me mit au defi, et le lendemain j'apportai a mon compagnon de
voyage cinq ou six de ces traductions. Je passais l'automne a la campagne.
On dejeunait a midi et je me levais a dix heures, quand j'avais fume un ou
deux cigares ne sachant que faire, avant que les femmes ne paraissent au
salon, j'ecrivais une ballade. Il en resulta un petit volume que je publiai
en grand secret et qui mystifia deux ou trois personnes. Voici les sources
ou j'ai puise cette couleur locale tant vantee: d'abord une petite brochure
d'un consul de France a Banialouka. J'en ai oublie le titre, l'analyse en
serait facile. L'auteur cherche a prouver que les Bosniaques sont de fiers
cochons, et il en donne d'assez bonnes raisons. Il cite par-ci par-la
quelques mots illyriques pour faire parade de son savoir (il en savait
peut-etre autant que moi). J'ai recueilli ces mots avec soin et les ai mis
dans mes notes. Puis j'avais lu le chapitre intitu"l"e. De'costumi dei
Morlachi, dans ie voyage en Dalmatie de Fortis. Il a donne le texte et la
traduction de la complainte de la femme de Hassan Aga qui est reellement
illyrique; mais cette traduction etait en vers. Je me donnai une peine
infinie pour avoir une traduction litterale en comparant les mots du texte
qui etaient repetes avec l'interpretation de l'abbe Fortis. A force de
patience, j'obtins un mot "a" mot, mais j'etais embarrasse encore sur
quelques points. Je m'adressai a un de mes amis qui sait la russe. Je lui
lisais le texte en le prononcant a l'italienne, et il le comprit presque
entierement. Le bon fut, que Nodier qui avait deterre Fortis et la ballade
de Hassan Aga, et l'avait traduite sur la traduction poetique de l'abbe en
la poetisant encore dans sa prose, Nodier cria comme un aigle que je l'avais
pille. Le premier vers illyrique est:

Scto s bieli u gorje zelenoi

Fortis a traduit:

Che mai biancheggia nel verde Bosco

Nodier a traduit bosco par plaine verdoyante; c'etait mal tomber, car on me
dit que gorje veut dire colline. Voil"a" mon histoire. Faites mes excuses a
M. Pouchkine. Je suis fier et honteux a la fois de l'avoir attrape, и проч.
{2}

1

ВИДЕНИЕ КОРОЛЯ {1}

Король ходит большими шагами
Взад и вперед по палатам;
Люди спят - королю лишь не спится:
Короля султан осаждает,
Голову отсечь ему грозится
И в Стамбул отослать ее хочет.

Часто он подходит к окошку;
Не услышит ли какого шума?
Слышит, воет ночная птица,
Она чует беду неминучу,
Скоро ей искать новой кровли
Для своих птенцов горемычных.

Не сова воет в Ключе-граде,
Не луна Ключ-город озаряет,
В церкви божией гремят барабаны,
Вся свечами озарена церковь.

Но никто барабанов не слышит,
Никто света в церкви божией не видит,
Лишь король то слышал и видел;
Из палат своих он выходит
И идет один в божию церковь.

Стал на паперти, дверь отворяет...
Ужасом в нем замерло сердце,
Но великую творит он молитву
И спокойно в церковь божию входит.

Тут он видит чудное виденье:
На помосте валяются трупы,
Между ими хлещет кровь ручьями,
Как потоки осени дождливой.
Он идет, шагая через трупы,
Кровь по щиколку {2} ему досягает...

Горе! в церкви турки и татары
И предатели, враги богумилы. {3}
На амвоне сам султан безбожный,
Держит он наголо саблю,
Кровь по сабле свежая струится
С вострия до самой рукояти.

Короля незапный обнял холод:
Тут же видит он отца и брата.
Пред султаном старик бедный справа,
Униженно стоя на коленах,
Подает ему свою корону;
Слева, также стоя на коленах,
Его сын, Радивой окаянный,
Басурманскою чалмою покрытый
(С тою самою веревкою, которой
Удавил он несчастного старца),
Край полы у султана целует,
Как холоп, наказанный фалангой {4}.

И султан безбожный, усмехаясь,
Взял корону, растоптал ногами
И промолвил потом Радивою:
"Будь над Боснией моей ты властелином,
Для гяур-христиан беглербеем" {5}.
И отступник бил челом султану,
Трижды пол окровавленный целуя.

И султан прислужников кликнул
И сказал: "Дать кафтан Радивою! {6}
Не бархатный кафтан, не парчовый,
А содрать на кафтан Радивоя
Кожу с брата его родного".
Бусурмане на короля наскочили,
Донага всего его раздели,
Атаганом ему кожу вспороли,
Стали драть руками и зубами,
Обнажили мясо и жилы,
И до самых костей ободрали,
И одели кожею Радивоя.

Громко мученик господу взмолился:
"Прав ты, боже, меня наказуя!
Плоть мою предай на растерзанье,
Лишь помилуй мне душу, Иисусе!"

При сем имени церковь задрожала,
Все внезапно утихнуло, померкло, -
Все исчезло - будто не бывало.

И король ощупью в потемках
Кое-как до двери добрался
И с молитвою на улицу вышел.

Было тихо. С высокого неба
Город белый луна озаряла.
Вдруг взвилась из-за города бомба {7},
И пошли бусурмане на приступ.