Александр Сергеевич Пушкин. (176)

ПУШКИН АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \  ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Мериме (письмо это в печати неизвестно), ответ на которое Пушкин и поместил
в предисловии к "Песням западных славян". Однако сочинение иллирийских песен
не было ни столь легким, ни столь кратковременным делом, как пишет об этом
Мериме в своем письме. Установлено, что он работал над книгой не пятнадцать
дней, а около семи лет, основательно изучая фольклор южных славян. Ему
удалось передать дух подлинной народной поэзии.
 Единственная рукопись, оставшаяся от "Песен западных славян",
напечатанных самим Пушкиным, это - черновик "Соловья" и четыре первые строки
сербского текста. Поэт не понял одного оборота сербского языка, и поэтому
вместо текста оригинала, где "мать не женила молодого", у Пушкина появилось
"Рано молодца женили".
 Предисловие. Мицкевич не усумнился... в подлинности, сих песен, -
Пушкин имеет в виду примечание: "с сербского", сделанное Мицкевичем под его
стихотворением "Морлак в Венеции", которое являлось переводом из "Гузлы"
("Гуслей") П. Мериме.
 Какой-то ученый немец написал о них пространную диссертацию... - Речь
идет, очевидно, о книге: W. Gerhard. Serbische Volkslieder und Heldenm
archen. Leipzig. 1828. (В. Геpxapд, Сербские народные песни и сказания о
героях, Лейпциг, 1828). Эта книга представляет собой перевод сербских
народных песен, а также "Гузлы" Мериме, к которому приложен обширный
"глоссариум" (словарь).

 1 Точнее: "Гусли".

 1)Гузла, или сборник иллирийских стихотворений, собранных в Далмации,
Боснии, Хорватии и Герцеговине (франц.).
 2) Париж, 18 января 1835.
 Я думал, милостивый государь, что у Гузлы было только семь читателей, в
том числе вы, я и корректор: с большим удовольствием узнаю, что могу
причислить к ним еще двух, что составляет в итоге приличное число девять и
подтверждает поговорку - никто не пророк в своем отечестве. Буду отвечать на
ваши вопросы чистосердечно, Гузлу я написал по двум мотивам, - во-первых, я
хотел посмеяться над "местным колоритом", в который мы слепо ударились в
лето от рождества Христова 1827. Для объяснения второго мотива мне
необходимо рассказать вам следующую историю. В том же 1827 году мы с одним
из моих друзей задумали путешествие по Италии. Мы набрасывали карандашом по
карте наш маршрут. Так мы прибыли в Венецию - разумеется, на карте - где нам
надоели встречавшиеся англичане и немцы, и я предложил отправиться в Триест,
а оттуда в Рагузу. Предложение было принято, но кошельки наши были почти
пусты, и эта "несравненная скорбь", как говорил Рабле, остановила нас на
полдороге. Тогда я предложил сначала описать наше путешествие, продать
книгопродавцу и вырученные деньги употребить на то, чтобы проверить, во
многом ли мы ошиблись. На себя я взял собирание народных песен и перевод их;
мне было выражено недоверие, но на другой же день я доставил моему товарищу
но путешествию пять или шесть переводов. Осень я провел в деревне. Завтрак у
нас был в полдень, я же вставал в десять часов; выкурив одну или две сигары
и не зная, что делать до прихода дам в гостиную, я писал балладу. Из них
составился томик, который я издал под большим секретом, и мистифицировал им
двух или трех лиц. Вот мои источники, откуда я почерпнул этот столь
превознесенный "местный колорит": во-первых, небольшая брошюра одного
французского консула в Банялуке. Ее заглавие я позабыл, но дать о ней
понятие нетрудно. Автор старается доказать, что босняки - настоящие свиньи,
и приводит этому довольно убедительные доводы. Местами он употребляет
иллирийские слова, чтобы выставить напоказ свои знания (на самом деле, быть
может, он знал но больше моего). Я старательно собрал все эти слова и
поместил их в примечания. Затем я прочел главу: De'costumi dei Morlachi1) из
"Путешествия по Далмации" Фортиса. Там я нашел текст и перевод чисто
иллирийской заплачки жены Ассана-Аги; но песня эта переведена стихами. Мне
стоило большого труда получить построчный перевод, для чего приходилось
сопоставлять повторяющиеся слова самого подлинника с переложением аббата
Фортиса. При некотором терпении я получил дословный перевод, но относительно
некоторых мест все еще затруднялся. Я обратился к одному из моих друзей,
знающему по-русски, прочел ему подлинник, выговаривая его на итальянский
манер, и он почти вполне понял его. Замечательно, что Нодье, откопавший
Фортиса и балладу Ассана-Аги и переведший со стихотворного перевода аббата,
еще более опоэтизировав его в своей прозе, - прокричал на всех перекрестках,
что я обокрал его. Вот первый стих в иллирийском тексте: "Scto se bieli u
gorje zeicnoï"2), Фортис перевел: "Che mai biancheggia nel verde
Bosco"3). Нодье перевел Bosco - зеленеющая равнина; он промахнулся, потому
что, как мне объяснили, gorje означает: гора. Вот и вся история. Передайте
г. Пушкину мои извинения. Я горжусь и стыжусь вместе с тем, что и он
попался, и пр. <(франц.)>
 1) О нравах морлаков (итал.).
 2) Что белеет на горе зеленой (серб.).
 3) Что же белеет в зеленой роще (итал.).
 3)Заметка об Иакинфе Маглановиче.
 Иакинф Магланович - единственный мне знакомый гусляр, который в то же
время был поэтом; большинство гусляров повторяют старые песни или самое
большее - сочиняют подражания, заимствуя стихов двадцать из одной баллады,
столько же из другой и связывая все это при помощи скверных стихов
собственного изделия.
 Поэт наш родился в Звониграде, как он сам говорит об этом в балладе
"Боярышник рода Велико". Он был сын сапожника, и его родители, по-видимому,
не сильно беспокоились о его образовании, ибо он не умеет ни читать, пи
писать. В возрасте восьми лет он был похищен чинженегами, или цыганами. Эти
люди увели его в Боснию, где и обучили своим штукам и без труда обратили его
в магометанство, исповедываемое большинством среди них1). Один "айан", или
старшина, в Ливно отобрал его у цыган и взял себе в услужение, где он и
пробыл несколько лет.
 Ему было пятнадцать лет, когда один католический монах обратил его в
христианство, рискуя быть посаженным на кол в случае обнаружения этого, ибо
турки отнюдь не поощряют миссионерской деятельности. Юный Иакинф недолго
задумывался над тем, чтобы покинуть своего хозяина, достаточно сурового, как
и большинство босняков; но, уходя из его дома, он задумал отмстить за дурное
обращение. Однажды ночью, в в грозу, он ушел из Ливно, захватив с собой шубу
и саблю хозяина, с несколькими цехинами, какие ему удалось похитить. Монах,
окрестивший его, сопровождал его в бегстве, совершенном, вероятно, по его
совету.
 От Ливно до Синя, в Далмации, не больше чем миль двенадцать. Беглецы
скоро прибыли туда, под покровительство венецианского правительства, в
безопасности от преследований айана. Здесь-то Магланович сочинил свою первую
песню; он воспел свое бегство в балладе, которая привлекла внимание
некоторых, и с нее-то началась его известность2).
 Но он был без средств к существованию, а по природе своей не слишком
был расположен к труду. Благодаря морлацкому гостеприимству некоторое время
он жил на подаяния сельских жителей, отплачивая им пением какой-нибудь
заученной им старой песни. Вскоре он сам сочинил несколько новых песен на
случай свадеб и погребений, и его присутствие стало настолько необходимым,
что праздник был не в праздник, если на нем не было Маглановича с его
гузлой.
 Так он жил в окрестностях Синя, мало беспокоясь о своих родных, судьба
которых ему доныне осталась неизвестной, так как со дня похищения он ни разу
не бывал в Звониграде.
 В двадцать пять лет это был красивый молодой человек, сильный, ловкий,
прекрасный охотник и сверх того знаменитый поэт и музыкант; его уважали все,
в особенности девушки. Та, которой он отдавал предпочтение, звалась Марией и
была дочерью богатого морлака но имени Злариновича. Он легко добился
взаимности и, по обычаю, похитил ее. У него был соперник но имени Ульян,
нечто вроде местного сеньора, который заранее проведал о похищении.
Иллирийские нравы таковы, что отвергнутый любовник легко утешается и не
косится на своего счастливого соперника; но этот Ульян решил ревновать и
препятствовать счастью Маглановича. В ночь похищения он явился с двумя
слугами в ту минуту, когда Мария уже села на лошадь, чтобы следовать за
возлюбленным. Ульян угрожающим голосом приказал остановиться. Соперники, по
обычаю, были вооружены. Магланович выстрелил первый и убил сеньора Ульяна.
Если бы у него была семья, то она поддержала бы его, и он не покинул бы
страны из-за таких пустяков; но он был одинок, против него - готовая на
месть вся семья убитого. Он быстро пришел к решению и скрылся с женой в
горах, где присоединился к гайдукам3).
 Он долго жил с ними и далее был ранен в лицо при схватке с пандурами4).
Наконец, заработав кое-какие деньги, как я полагаю, не особенно честным