Александр Сергеевич Пушкин. (349)

существовавшим до этого традиционным (в частности, и в особенности, -
романтическим) способам и приемам ее литературно-художественного отражения.
Поэт ни в какой мере не скрывает существеннейших недостатков своего героя, в
которых отчетливо проступают родимые пятна его общественной среды, но в то
же время подчеркивает и положительные стороны характера Онегина - "души
прямое благородство", показывает, что по своему интеллектуальному складу он
головою выше окружающих. Недаром поэт не только заявляет, что ему нравятся
"черты" Онегина, но и делает себя в роману его задушевным другом. Не просто
"мода" - и "русская хандра" Онегина, подобная, но отнюдь не тождественная
байроновскому "английскому сплину". Томительная, неизбывная "скука" -
неудовлетворенность окружающим - свойство, присущее ряду хорошо известных
Пушкину передовых его современников. Достаточно познакомиться с таким
характернейшим документом эпохи, как письма к друзьям основоположника
русской элегической поэзии XIX в. Батюшкова. Тот же Батюшков в очерке
"Прогулка по Москве" изобразил себя в качестве некоего своего "доброго
приятеля", который "везде равно зевал". Не менее характерен дневник хорошо
известного Пушкину декабриста Н. И. Тургенева, который так и озаглавлен им
"Моя скука" и где он прямо называет скуку "болезнью, только гораздо
опаснейшею телесной".
 "Охлаждение" Онегина - не напускное чувство. Это лучше всего
доказывается тем, что он вовсе оставляет "свет", уединяясь в своем кабинете.
Но тут-то и сказывается "проклятое воспитание" Онегина
гувернерами-иностранцами, которые учили его многому, но ничему не научили, а
главное - не привили никаких навыков к труду. Светская жизнь утомила его
своим бегом на место, своей занятостью без дела, а делать что-нибудь он не
умел и не хотел: "Труд упорный ему был тошен". "Преданный безделью, томясь
душевной пустотой" - слова, в которых указаны и причина и следствие - таким
он предстает перед читателями в начале действия романа; таким - "Дожив без
цели, без трудов // До двадцати шести годов, // Томясь в бездействии досуга"
- остается Онегин почти на всем протяжении романа.
 Бестужев был неудовлетворен тем, что Пушкин не изобразил своего Онегина
в прямом столкновении "со светом, чтобы
 в резком злословии показать его резкие черты", то есть не дал в его
лице нечто подобное герою грибоедовского "Горя от ума" - Чацкому. Он, как и
Рылеев, не считал Онегина подходящим героем для большого стихотворного
произведения, предметом, достойным поэтического воспевания. Пушкин,
наоборот, сразу же оценив великое значение грибоедовской комедии, именно
образом Чацкого не был удовлетворен, не одобряя метода изображения героя как
второго "я" автора, рупора авторских высказываний, от чего сам он решительно
отошел в образе Онегина. Пушкин отметил, что агитационная функция роли
Чацкого оказалась в противоречии с логикой образа:
 умный человек ведет себя неумно (см. письмо Пушкина к А. Бестужеву от
конца января 1825 г., т. 9). В последней главе романа поэт и прямо, почти
полемически, противопоставляет в этом отношении грибоедовскому герою своего
Онегина, который "попал как Чацкий с корабля на бал", но в противоположность
грибоедовскому герою "не мечет бисера" перед великосветской "толпой": "Стоит
безмолвный и туманный". Образ Чацкого исполнен декабристской патетики, что и
Давало Герцену основание назвать его типом декабриста в русской литературе.
Но по методу разработки он еще несколько сродни традиционному амплуа
резонера. "Это Онегин-резонер",-замечает Герцен ("О развитии революционных
идей в России"). Образ Онегина не только заключает в себе неизмеримо более
широкое обобщение, но и отличается более углубленной реалистической
разработкой. Онегин - отнюдь не идеальный образец добродетелей, каким в
значительной степени является Чацкий, напоминающий в этом отношении
положительных героев фонвизинского "Недоросля", а сложное и противоречивое
сочетание многих положительных качеств и многих недостатков. Мало того,
"типичный характер", показанный в "типичных обстоятельствах" {1}, Онегин
отвечает и второму необходимому признаку реалистического образа, также
указанному Энгельсом: он "тип, но вместе с тем и вполне определенная
личность, "этот"..." {2}.
 В допушкинской русской литературе уже имелись правдивые, порой
реалистически очерченные образы, но данные лишь под одним, сатирическим,
углом зрения. Это относится не только к Фонвизину, но и к Грибоедову, и к
Крылову-баснописцу. В обрисовке характера Онегина Пушкин впервые
художественно осуществил принцип всестороннего реалистического обобщения,
представляющего органический сплав типического и индивидуального; овладел
методом реалистической типизации не в узких рамках условного басонного жанра
или сатирической комедии с ее также условными единствами места и времени, а
в широкой вместительной раме романа, охватывающего почти всю жизнь героя.
 В новом реалистическом качестве образ Онегина предстает уже в первой
главе романа. Характер героя дан здесь не только в его настоящем, - в своем
уже сложившемся виде, но показан и в истории его развития, в динамике
становления, формирования. По дальнейшему ходу, в фабульном развертывания
романа, этот, уже сложившийся характер, "дорисовывается", выступает все
отчетливее и яснее. В разнообразной житейской обстановке (в деревне, в кругу
поместного дворянства, в странствиях по России, на великосветском рауте), в
различных фабульных положениях (испытание дружбой, любовью, убийством друга)
образ Онегина раскрывается всеми своими сторонами, отсвечивает всеми
гранями. Наконец, в последней глава на этот образ накладываются некоторые
новые черты, открывающие перспективы его дальнейшего развития, определяющие
его возможную будущую судьбу, которая остается (по причинам, от автора, если
не полностью, то в значительной степени не зависевшим) за пределами восьми
глав романа.
 Основной художественный прием, с помощью которого особенно рельефно
вырисовывается характер Онегина, - прием контраста. На контрасте -
сопоставлении противоположностей - строятся не только отношения "главного
лица" со своей классовой средой (будь то грубые и невежественные
соседи-помещики или блестящее и изысканное великосветское общество). Это как
бы фон картины. На первом же ее плане - сопоставление с людьми наиболее ему
близкими - Ленским, Татьяной.
 Контраст между Онегиным и Ленским прямо и резко обозначен поэтом:
"Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не так различны меж собой". Но
тесно сошлись Онегин с Ленским, "стали неразлучны" друг с другом не только
потому, что крайности сходятся. Ленский, как и Онегин, резко выделяется из
окружающей среды и так же для нее чужероден и неприемлем. Оба они -
представители новой, молодой России. Пылкий
 и восторженный романтизм Ленского - явление в своем роде не менее
характерное для передовой дворянской молодежи пушкинского времени, чем
"охлаждение" и скептицизм Онегина. Достаточно вспомнить многочисленных
русских романтиков-идеалистов того времени, типа любомудров, или так
называемых московских "архивных юношей", о которых Пушкин упоминает в
седьмой главе "Онегина".
 Для наибольшего прояснения характера Ленского - его пламенной
восторженности, прямо противоположной охлажденному онегинскому скептицизму,
Пушкин пользуется тем приемом своеобразного "историзма", который был
применен им в отношении главного лица романа: ставит вопрос о "причине"
возникновения этой черты и сразу же отвечает на него, показывает среду, в
которой эта черта развилась. Пламенный романтизм Ленского, его наивная вера
в "мира совершенство" - результат совершенной оторванности от реальной
русской действительности. Романтизм Ленского - благоуханный цветок, но
выращенный в "Германии туманной", на почве немецкой идеалистической
философии ("поклонник Канта") и немецкой романтической литературы - "под
небом Шиллера и Гете", и особенно Шиллера, томик которого он недаром
раскрывает "при свечке" - в ночь перед дуэлью.
 Восторженная мечтательность "полурусского соседа" Онегина - Ленского, с
его "прямо геттингенской" душой, полное отсутствие в нем чувства реальности
тонко подчеркивается Пушкиным выразительной деталью. Подлинно поэтической,
но похожей на других Татьяне с ее ярко выраженной "русской душой" он
предпочитает заурядную Ольгу ("Любой роман возьмите и найдете верно ее
портрет"). В этом отношении Онегин, совпадая с самим Пушкиным, гораздо
зорче, гораздо ближе к реальности ("Я выбрал бы другую, когда б я был как ты
поэт").
 Наряду с образом "главного лица" - Онегина, образ Татьяны самый
значительный и важный в романе. Исключительно ценный и значительный сам по
себе, он вместе с тем выполняет важнейшую сюжетную и композиционную функцию,
являясь в общей идейно-художественной структуре романа своего рода
противовесом образу Онегина.
 Отношения между Онегиным и Татьяной составляют основную сюжетную линию
пушкинского романа в стихах. Однако в этой личной любовной фабуле таится
далеко идущее содержание, именно в ней-то и заключен наиболее полный ответ
на поставленный поэтом вопрос о печальном одиночестве главного лица романа в
окружающей его действительности, об основной причине "русской хандры"
Онегиных. "Хандра" Онегина - действительно "русская", поскольку она выросла
на почве русской действительности. Но ее породили условия жизни верхушечных
общественных слоев, оторвавшихся от остального народа; она сложилась в
атмосфере "хладного разврата света". Ответ этот дается отнюдь не в прямой
форме, а подсказывается специфическими средствами и приемами искусства -
языком художественных образов и фабульных ситуаций (история двух встреч
Онегина и Татьяны, контраст между героем и героиней, обусловленные этим
драматические коллизии).
 Подобно Онегину, подобно Ленскому, Татьяна-исключение из своей среды и
подобно им - "исключение типичное" (термин историка В. О. Ключевского в
отношении Онегина). Она - также представительница новой, молодой России. Как
и Онегин, который "для всех... кажется чужим" и сам ощущает эту свою
чуждость ("Для всех чужой" -письмо Татьяне), "она в семье своей родной
казалась девочкой чужой" и мучительно ощущает это: "Вообрази: я здесь одна,
никто меня не понимает" (письмо Онегину). Татьяна полюбила Онегина потому,
что, как говорит поэт, "пора пришла", но не случайно, что полюбила она
именно Онегина. Вместе с тем характер Татьяны сложился совсем в другой
общественной среде, развился совсем в иной обстановке, в иных условиях,
нежели характер Онегина. Татьяна, по словам поэта, - "русская душою, сама не
зная почему". Но читателям Пушкин полностью раскрывает, почему это так.
Татьяна (самое имя которой, впервые "своевольно" вводимое Пушкиным в большую
литературу, влечет за собой непременные ассоциации "старины иль девичьей")
выросла, в полную противоположность Онегину, "в глуши забытого селенья" - в
атмосфере русских народных сказок, поверий, "преданий простонародной
старины". Детство, отрочество и юность Татьяны и Евгения прямо
противоположны. У Евгения - иностранцы-гувернеры; у -Татьяны - простая
русская крестьянка-няня, прототипом которой, как прямо указывает Пушкин,
была его собственная няня - Арина Родионовна, живой источник народности для
самого поэта, "вознаграждавшая" недостатки его "проклятого воспитания", во
многом, как уже сказано, аналогичного онегинскому. Там - ненормальный
противоестественный образ жизни - обращение "утра в полночь", здесь - жизнь
в полном соответствии с природой: Татьяна просыпается на рассвете; подобно
крестьянским девушкам, первым снегом умывает "лицо, плеча и грудь". Там -
"наука страсти нежной", цепь легких и скоро приевшихся, надоевших побед;
здесь - мечты о настоящей, большой любви, об единственном суженном небом
избраннике. Правда, на эти мечты, как и на формирование всего духовного мира
Татьяны, оказали существенное влияние иностранные романы- "обманы и
Ричардсона и Руссо". Больше того, поэт сообщает нам, что его героиня
"по-русски плохо знала... изъяснялася с трудом на языке своем родном";
письмо к Онегину пишется ею по-французски. Но в обрисовке образа Татьяны,
который столь дорог и мил поэту, с неменьшей степенью, чем в обрисовке