Александр Сергеевич Пушкин. (699)

Высказывалось предположение, что записи 1831 г. Пушкин собирался представить правительству как образец для газеты "Дневник", которую он готовился издавать. Однако от этого предположения нужно, по-видимому, отказаться, и не только потому, что там попадаются такие частные сведения, как помолвка А.О. Россет, - критика действий императора, пусть самая умеренная, которая содержится в этих записях, была в печати недопустима. Судя по тому, что дневник 1831 г. написан на листах, поля которых оставлены равными тексту (как и дневник 1833-1835 гг., как и подготовительные тексты "Истории Петра" и другие работы, требующие дополнений, вставок, обработки), можно предположить, что эти записи, наряду с последним дневником, рассматривались Пушкиным как материалы для будущих "Записок". По самому содержанию своему дневники Пушкина, отмечающие все значительные события, представляют собою ценнейший документ свидетеля общественной жизни страны. В этом смысле особенно большой материал дает дневник 1833-1835 гг. Пушкин подвергает здесь критике множество вопиющих фактов, характеризующих современный ему общественный строй: расточение государственных средств на придворную роскошь, обход царем законного судопроизводства (с выразительной репликой, обращенной к Николаю: "Вот тебе шиш, и поделом"), хищение крупнейшими чиновниками сумм, предназначенных для помощи голодающим крестьянам, и многое другое. Намекает Пушкин на скандальные любовные похождения Николая I, как и предшественника его, Александра; он отмечает дикое явление, ставшее заурядным, - свободное присутствие в высшем обществе цареубийц (убийц Павла I), и дает понять, что Александр I знал о готовящемся убийстве своего отца. Вновь и вновь возвращается Пушкин к вопросу о циничном расходовании дворянством колоссальных средств на торжества по случаю совершеннолетия наследника. "Что скажет народ, умирающий с голода?" Негодование вызывает у Пушкина перлюстрация его писем, которые читает и сам царь. "Однако какая глубокая безнравственность в привычках правительства, - пишет он, разумея самого Николая I. - В каком веке мы живем!" В дневнике записана характеристика Николая I, принадлежащая, вероятнее всего, самому Пушкину: "В нем много от прапорщика и немного от Петра Великого". Дневники Пушкина, отражая потребность писателя фиксировать все важное, происходящее вокруг него, имели и определенное назначение. Помимо того, что они могли служить автору надежным источником для будущих "Записок" (воспоминаний) , они являются и бесспорным обращением Пушкина - через головы современников - к последующим поколениям, свободным от царской цензуры. Не раз дает Пушкин недвусмысленно понять это в последнем дневнике: "Замечание для потомства", "Опишу все в подробности в пользу будущего Вальтер-Скотта" и т. д. О "Записках" (воспоминаниях) Пушкина приходится судить по осколкам их - фрагментам и программам. Главная часть основного автобиографического труда Пушкина - его "Записки" - была им самим уничтожена. "В 1821 году начал я свою биографию, - писал поэт в 30-х гг., приступая к новым "Запискам", - и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать многие имена, и, может быть, увеличить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере: я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства". Эти страницы, составляющие центральную тему воспоминаний, писавшихся Пушкиным в ссылке в Михайловском, были посвящены декабристам. Именно эти "Записки", надо думать, дали основание Пущину говорить о существовании политической прозы Пушкина: "Он всегда согласно со мною мыслил о деле общем (res publica), по-своему проповедовал в нашем смысле - и изустно и письменно, стихами и прозой" 4). До ссылки Пушкин политической прозы не писал (по крайней мере нет никаких данных об этом), так что Пущин, очевидно, имеет в виду то, что он мог слышать в Михайловском: это были "Записки" и так называемая статья "О русский истории XVIII века". Об объеме сожженных "Записок" можно судить по письмам поэта из Михайловского 1824-1825 гг., из которых становится ясным, что он писал свои воспоминания почти год - с ноября 1824 г. по сентябрь 1825 г., а в черновике новых "Записок" Пушкин говорит о сожжении тетрадей. Долгое время полагали, что от сожженных "Записок" Пушкина почти ничего не сохранилось. Судьба их была выяснена только недавно - в исследовании И. Л. Фейнберга, доказавшего, что "Записки" погибли не целиком 5). К числу уцелевших отрывков исследователь справедливо относит фрагмент воспоминаний о Карамзине, страницы, посвященные А. П. Ганнибалу (напечатанные поэтом в виде примечания к первому изданию первой главы "Евгения Онегина"), описание встречи с Державиным (Пушкин намечал поместить его как извлечение из своих "Записок" в примечании к стихотворению "Воспоминания в Царском Селе", 1814 г.), воспоминания о Крыме ("Отрывок из письма к Д."). Большой интерес представляет фрагмент воспоминаний о Карамзине, отрывок из которых - воспоминания о появлении I тома "Истории государства Российского", - поэт напечатал в 1827 г. среди анонимных "Отрывков из писем, мыслей и замечаний", с пометой: "Извлечено из неизданных записок". Рассказ же о споре между Пушкиным и Карамзиным на тему о рабстве и свободе, естественно, напечатан быть не мог. Несколько лет спустя после сожжения своих "Записок" Пушкин решил вернуться к ним. Замысел новых "Записок" был очень обширен: Пушкин намеревался "избрать себя лицом", вокруг которого хотел "собрать другие, более достойные замечания". Поэт написал лишь вступление, рассказав о трагических судьбах и необыкновенных характерах своих предков. К возобновляемым "Запискам" относятся, как устанавливает названное исследование, литературные портреты современников (Будри, "Фальстаф" Давыдов, Дуров), а также отрывок "О холере" - воспоминания об осени 1830 г., когда поэт оказался в Болдине, окруженном холерными карантинами. О богатом содержании задуманных новых "Записок" мы можем судить по двум незаконченным программам их. По ним видно, что "домашняя" жизнь автора должна была изображаться на широком историческом фоне - "рождение Ольги" (сестры) - "смерть Екатерины" (императрицы). Ряд, пунктов программы - "нестерпимое состояние", "мое положение", "отношение к товарищам", "мое тщеславие" - показывают, что поэт предполагал говорить в автобиографии и о психологических переживаниях своих. Как выглядело бы это в развернутой литературной форме, мы можем себе представить, читая единственный в своем роде "Отрывок" ("Несмотря на великие преимущества...") - т. 5. Если в дневниках своих Пушкин уделяет главное внимание событиям общественного значения, обнажает коррупцию правительственных кругов и язвы самодержавно-крепостнического строя, если стиль его дневников предельно лаконичен, то совершенно иное литературное явление должны были представлять собою его "Записки". В "Записках" должны были мы увидеть вольно нарисованную картину жизни, свободно написанные портреты современников, выразительные психологические признания. "Не трудно понять, - писал лучший биограф Пушкина, - какой памятник оставил бы после себя поэт наш, если бы успел извлечь из своего архива материалов полные, цельные записки своей жизни; но и в уничтожении той части их, которая была уже составлена им в 1825 г., русская литература понесла невознаградимую утрату. При гениальном способе Пушкина передавать выражение лиц и физиономию событий немногими родовыми их чертами, и проводить эти черты глубоким неизгладимым резцом, - публика имела бы такую картину одной из замечательнейших эпох русской жизни, которая, может быть, помогла бы уразумению нашей домашней истории начала столетия лучше многих трактатов о ней" 6). 1) В 1830 г. Пушкин даже стал записывать эти воспоминания под диктовку. 2) П. А. Вяземский. Старая записная книжка. Полн. собр. сочинений князя П. А. Вяземского, т. VIII, СПб. 1883, стр. 185. 3) Мы не касаемся здесь "Путешествия в Арзрум"; законченность этого произведения, высокие его художественные достоинства, то обстоятельство, что Пушкин сам его печатал, создали традицию относить его к художественной прозе. 4) И. И. Пущин, "Записки о Пушкине", М. 1956, стр. 69. 5) И. Л. Фейнберг, Незавершенные работы Пушкина, М. 1955; изд. 2-е, дополненное, М. 1958. 6) П. Анненков, Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху, СПб. 1874, стр. 309.