Александр Сергеевич Пушкин. (727)

Раздумья Пушкина этой поры получают ближайшее отражение в романе "Дубровский", начатом в октябре 1832 г. Вплотную подойдя именно в "Дубровском" к проблеме крепостных отношений и крестьянской революции, к истории дворянина, изменяющего своему классу, Пушкин не мог, однако, в архаических формах традиционного "разбойничьего" романа конкретно-исторически осмыслить "бунт" Дубровского и сделать самый образ его политически значимым и актуальным. Между 15 и 22 января 1833 г. Пушкин еще работает над "Дубровским", а 31 января в одной из его тетрадей появляется план исторической повести о Шванвиче, из которой впоследствии выросла "Капитанская дочка". Михаил Александрович Шванвич - личность историческая. Сын петербургского гвардейского офицера, крестник императрицы Елизаветы Петровны, он, в чине подпоручика 2-го Гренадерского полка, попал 8 ноября 1773 г. в плен к пугачевцам, доставлен был в Берду, где присягнул мужицкому царю и в течение нескольких месяцев состоял в его штабе в должности переводчика. Арестованный после разгрома Пугачева под Татищевой Шванвич был по суду лишен чинов и дворянства и сослан в Туруханский край, где и умер, не дождавшись амнистии. План повести о Шванвиче, выросший из случайного рассказа о нем и его отце, услышанного поэтом от генерала Н. С. Свечина, настолько захватил Пушкина, что в феврале 1833 г. он навсегда обрывает работу над "Дубровским", а еще через три дня, в поисках необходимой исторической документации своего замысла, обращается к военному министру А. И. Чернышеву с просьбой о предоставлении ему доступа к "Следственному делу о Пугачеве". Для того чтобы лучше обеспечить успех этой неожиданной просьбы, Пушкин мотивирует ее своим желанием познакомиться с материалами об участии генералиссимуса А. В. Суворова в подавлении восстания 1773-1774 гг. "Следственного дела о Пугачеве" в фондах военного министерства не оказалось (оно было запечатано в Государственном архиве и не подлежало вскрытию без личного указания царя), и вместо него в распоряжение Пушкина с 25 февраля 1833 г. стали поступать из архивов военной коллегии сотни документов секретной переписки о восстании 1773-1774 гг. и о действиях военных и гражданских властей по его ликвидации. Ближайшее знакомство с этим исключительным по своей политической значимости материалом заставляет Пушкина отложить на некоторое время задуманный им роман, вместо которого в его бумагах появляются наброски первых глав исторической монографии о Пугачеве. Работа над неизданными документальными данными о восстании 1773-1774 гг. с самого начала шла в неразрывной связи с собиранием и изучением скудных печатных свидетельств русской и западноевропейской печати как о самом Пугачеве, так и о том крае, в котором пылал "мятеж", и о яицком казачьем войске, взявшем на себя инициативу восстания. Особенно широко использованы были Пушкиным на первых стадиях его работы такие капитальные общеисторические, статистико-экономические и этнографические труды, как "Топография Оренбургская" П. И. Рычкова (1762), как "Историческое и статистическое обозрение уральских казаков" А. И. Левшина (1823), как его же "Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей" (1832). Из редких документальных и мемуарных публикаций о восстании Пугачева Пушкин критически учел уже в первой редакции своего труда "Записки о жизни и службе А. И. Бибикова" (1817), исторический очерк Д. Зиновьева "Михельсон в бывшем в Казани возмущении" (1807), замечательную анонимную публикацию о восстании Пугачева в ежегоднике А. Ф. Бюшинга "Magazin für die neue Histoire und Geographie" (Halle, 1784), книгу Жана-Шарля Лаво "Histoire de Pierre III, Empereur de Russie", приложением к которой является специальный обзор событий 1773-1774 гг. под названием "Histoire de la révolte de Pugatschef" (1799) и многие другие русские и зарубежные труды о России второй половины XVIII столетия. При изучении этих источников ни один хоть сколько-нибудь значимый документ, рассказ или даже анекдот, относящийся к истории восстания Пугачева, не прошел мимо внимания Пушкина. Извлекая крупицы истины из самых, казалось бы, ненадежных изданий, Пушкин ставил на службу своей концепции крестьянской войны 1773-1774 гг. даже прямые ошибки своих предшественников, промахи которых позволяли ему особенно убедительно дискредитировать на страницах "Пугачева" официозную и реакционно-дворянскую историографию ("Обозрение царствования и свойств Екатерины Великия" П. Сумарокова, 1832; "История Донского войска" В. Б. Броневского, 1834, и т. п.). Даже "глупый" и "ничтожный", по характеристике Пушкина, антипугачевский французский роман "Le faux Pierre III" (1775), вышедший в переводе на русский язык под названием "Ложный Петр III, или Жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева" (М. 1809), оказался полезным Пушкину, благодаря тому что в приложении к роману перепечатана была правительственная информация 1775 г. об умерщвленных пугачевцами помещиках, чиновниках, купцах и "прочих званий людей". Этот длинный перечень жертв народного гнева, полностью воспроизведенный Пушкиным в примечаниях к восьмой главе "Истории Пугачева", звучал в 1834 г. уже как грозное предостережение правящему классу, а вовсе не как обличение "злодейств самозванца". "Я прочел со вниманием все, что было напечатано о Пугачеве, - писал впоследствии Пушкин об источниках своей "Истории", отвечая ее критикам, - и сверх того восемнадцать толстых томов in folio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память исторической критикою". Работа Пушкина шла необычайно быстрыми темпами. 25 марта 1833 г., судя по отметкам в рукописях, он приступил к первой главе своего труда, а уже 22 мая того же года черновая редакция "Истории Пугачева" доведена была до конца. Разумеется, это был еще только предельно краткий полуконспективный общий очерк, существенно дополнявшийся, исправлявшийся и перестраивавшийся в течение всего 1833 г. и начала 1834 г., но как некая цельная, хотя еще и сугубо предварительная схема, "История Пугачева" все же уже существовала в мае 1833 г. 2 Весь материал, оказавшийся в распоряжении великого поэта на первой стадии его труда, характеризовал факты восстания с позиций лишь его усмирителей, так как документальными, мемуарными и фольклорными данными, идущими из лагеря Пугачева, Пушкин еще не располагал. Поэтому и в своих высказываниях о движущих силах крестьянской войны автор "Истории Пугачева" не мог еще идти дальше самых осторожных догадок, проверка которых требовала от него, с одной стороны, значительного расширения круга официальных источников, которыми он был ограничен весною 1833 г., а с другой - личного ознакомления с конкретными условиями хозяйственного и политического быта казачества, крепостного крестьянства и кочевого населения губерний, охваченных пожаром восстания.