Алексей Константинович Толстой (15)

ПЕСНЯ О КАТКОВЕ, О ЧЕРКАССКОМ,
О САМАРИНЕ, О МАРКЕВИЧЕ И О АРАПАХ

 1

Друзья, ура единство!
Сплотим святую Русь!
Различий, как бесчинства,
Народных я боюсь.

 2

Катков сказал, что, дискать,
Терпеть их — это грех!
Их надо тискать, тискать
В московский облик всех!

 3

Ядро у нас — славяне;
Но есть и вотяки,
Башкирцы, и армяне,
И даже калмыки;

 4

Есть также и грузины
(Конвоя цвет и честь!),
И латыши, и финны,
И шведы также есть;

 5

Недавно и ташкентцы
Живут у нас в плену.
Признаться ль? Есть и немцы
Но это: entre nous!*

 6

Страшась с Катковым драки,
Я на ухо шепну:
У нас есть н поляки,
Но также: entre nous;

 7

И многими иными
Обилен наш запас;
Как жаль, что между ними
Арапов нет у нас!

 8

Тогда бы князь Черкасской,
Усердием велик,
Им мазал белой краской
Их неуказный лик;

 9

С усердьем столь же смелым,
И с помощью воды
Самарин тер бы мелом
Их черные зады;

 10

Катков, наш герцог Алба,
Им удлинял бы нос,
Маркович восклицал бы:
«Осанна! Аксиос!»

* Между нами! (франц.). — Ред.

А.К.Толстой. Полное собрание стихотворений в 2-х т. 
Библиотека поэта. Большая серия. 
Ленинград: Советский писатель, 1984.


ГРЕШНИЦА

 (Отрывки)

 [.......]

 2

«Любовью к ближним пламенея,
Народ смиренью он учил,
Он все законы Моисея
Любви закону подчинил,
Не терпит гнева он, ни мщенья,
Он проповедует прощенье,
Велит за зло платить добром;
Есть неземная сила в нем.
Слепым он возвращает зренье,
Дарит и крепость, и движенье
Тому, кто был и слаб и хром,
Ему признания не надо,
Сердец мышленье отперто,
Его пытующего взгляда
Еще не выдержал никто.
Целя недуг, врачуя муку,
Везде спасителем он был,
И всем простер благую руку,
И никого не осудил.
То, видно, богом муж избранный!
От там, по онпол Иордана,
Ходил как посланный небес,
Он много там свершил чудес,
Теперь пришел он, благодушный,
На эту сторону реки,
Толпой прилежной и послушной
За ним идут ученики».

 [.......]

 4

 [.......]

И слышит грешница в смущенье:
«Она ошиблась! В заблужденье
Ее привел пришельца лик:
То не учитель перед нею,
То Иоанн из Галилеи,
Его любимый ученик».

 5

Небрежно немощным обидам
Внимал он девы молодой,
И вслед за ним, с спокойным видом
Подходит к храмине другой.
В его смиренном выраженье
Восторга нет, ни вдохновенья,
Но мысль глубокая легла
На очерк дивного чела.
То не пророка взгляд орлиный,
Не прелесть ангельской красы —
Делятся на две половины
Его волнистые власы;
Поверх хитона упадая,
Одела риза шерстяная
Простою тканью стройный рост
В движеньях скромен он и прост;
Ложась вкруг уст его прекрасных,
Слегка раздвоена брада, —
Таких очей благих и ясных
Никто не видел никогда.

И пронеслося над народом
Как дуновенье тишины,
И чудно благостным приходом
Сердца гостей потрясены.
Замолкнул говор. В ожиданье
Сидит недвижное собранье,
Тревожно дух переводя.
И он, в молчании глубоком,
Обвел сидящих тихим оком,
И, в дом веселья не входя,
На дерзкой деве самохвальной
Остановил свой взор печальный.

 6

И был тот взор как луч денницы,
И всё открылося ему,
И в сердце сумрачном блудницы
Он разогнал ночную тьму.
И всё, что было там таимо,
В грехе что было свершено,
В ея глазах неумолимо
До глубины озарено.
Внезапна стала ей понятна
Неправда жизни святотатной,
Вся ложь ее порочных дел —
И ужас ею овладел.
Уже на грани сокрушенья
Она постигла в изумленье,
Как много благ, как много сил
Господь ей щедро подарил
И как она восход свой ясный
Грехом мрачила ежечасно.
И, в первый раз гнушаясь зла,
Она в том взоре благодатном
И кару дням своим развратным,
И милосердие прочла;
И, чуя новое начало,
Еще страшась земных препон,
Она, колебляся, стояла...
И вдруг в тиши раздался звон
Из рук упавшего фиала...
Стесненной груди слышен стон,
Бледнеет грешница младая,
Дрожат открытые уста —
И пала ниц она, рыдая,
Перед святынею Христа.

А.К.Толстой. Полное собрание стихотворений в 2-х т. 
Библиотека поэта. Большая серия. 
Ленинград: Советский писатель, 1984.


КУРГАН

В степи, на равнине открытой,
Курган одинокий стоит;
Под ним богатырь знаменитый
В минувшие веки зарыт.

В честь витязя тризну свершали,
Дружина дралася три дня,
Жрецы ему разом заклали
Всех жен и любимца коня.

Когда же его схоронили
И шум на могиле затих,
Певцы ему славу сулили,
На гуслях гремя золотых.

«О витязь, делами твоими
Гордится великий народ!
Твое громоносное имя
Столетия все перейдет!

И если курган твой высокий
Сровнялся бы с полем пустым,
То слава, разлившись далеко,
Была бы курганом твоим!»

И вот миновалися годы,
Столетия вслед протекли,
Народы сменили народы,
Лицо изменилось земли;

Курган же с высокой главою,
Где витязь могучий зарыт,
Еще не сровнялся с землею,
По-прежнему гордо стоит;

А витязя славное имя
До наших времен не дошло.
Кто был он? Венцами какими
Свое он украсил чело?

Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жег города?
И смерью погиб он какою?
И в землю опущен когда?

Безмолвен курган одинокий,
Наездник державный забыт,
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит.

Лишь мимо кургана мелькает
Сайгак, через поле скача,
Иль вдруг на него налетает,
Крилами треща, саранча;

Порой журавлиная стая,
Окончив подоблачный путь,
К кургану шумит подлетая,
Садится на нем отдохнуть;

Тушканчик порою проскачет
По нем при мерцании дня,
Иль всадник высоко маячит
На нем удалого коня;

А слезы прольют разве тучи,
Над степью плывя в небесах,
Да ветер лишь свеет летучий
С кургана забытого прах.
 

Когда же на западе дальний,
Бледнея, скрывается день,
Сидит на кургане печально
Забытого витязя тень,

Сидит и вздыхает глубоко:
«Где слава, где слава моя?
Минувшие веки далеко,
Отторгнут от прошлого я!

О жизни своей вспомяну ли?
Всё было иначе тогда!
Певцы, вы меня обманули,
Венцов моих нет и следа!

И если бы знал я, как скоро,
Как скоро увянут они,
Далеко от брани и спора
Я прожил бы мирные дни!»

Так думает витязь, вздыхая,
На темном кургане сидит,
Доколе заря золотая
Пустынную степь озарит;

Тогда он обратно уходит,
В подземный уходит он дом,
А ветер по-прежнему бродит,
И грустно и пусто кругом.