- 1043 Просмотра
- Обсудить
Всеволод Рождественский. Избранное.По чувствам братья мы с тобой, Мы в искупленье верим оба, И будем мы питать до гроба Вражду к бичам страны родной. Когда ж пробьет желанный час И встанут спящие народы — Святое воинство свободы В своих рядах увидит нас. Любовью к истине святой В тебе, я знаю, сердце бьется, И, верно, отзыв в нем найдется На неподкупный голос мой.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Скажи мне, долго ль заблуждаться Тебе, о сердце, суждено? Пора бы с грезами расстаться... Мы старики с тобой давно. А ты, назло годам и року, Тревожней бьешься и сильней (Хоть мало видишь в этом проку), Чем билось в дни весны своей. Когда среди волнений света, В толпе шумящей и пустой, Слова любимого поэта Произнесут перед тобой, Или науки голос строгой О правде вечной говорит, Какую ты забьешь тревогу, Какой огонь в тебе горит! Красой стыдливою блистая, Мелькнут ли женские черты — В восторге чистом замирая, Навстречу им как рвешься ты. О перестань! Понять бы можно Давным-давно в твои лета, Что бред поэзия ничтожный, Что правда вечная — мечта! Что как-то странно поклоненье В наш век полезный красоте, Что уж теперь должны стремленья У человека быть не те... Пойми, что правда там, где сила, Где достиженье благ земных, И, всё забыв, что ты любило, Живи и бейся лишь для них!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Над пустыней, в полдень знойный, Горделиво и спокойно Тучка легкая плывет. А в пустыне, жаждой мучим И лучом палимый жгучим, К ней цветок моленье шлет: «Посмотри, в степи унылой Я цвету больной и хилый, И без сил, и без красы... Мне цвести так безотрадно: Нет ни тени здесь прохладной, Ни свежительной росы, Я горю, томлюсь от зною, И поблекшей головою Я к земле сухой приник. Каждый день с надеждой тайной Я всё ждал, что хоть случайно Залетишь ты к нам на миг; Вот пришла ты... и взываю Я с мольбой к тебе, и знаю, Что к мольбе склонишься ты: Что прольется дождь обильный, И, покров стряхнувши пыльный, Оживут мои листы, И под влагой неба чистой, И роскошный и душистый, Заблистает мой наряд; И потом, в степи суровой, Долго, долго к жизни новой Буду помнить я возврат...» Но, горда, неумолима, Пронеслася тучка мимо Над поникнувшим цветком. Далеко, над сжатой нивой, Бесполезно, прихотливо Пролилась она дождем; А в пустыне, жаждой мучим И лучом палимый жгучим, Увядал цветок больной... И всё ждал он, увядая,— Тучка вот придет другая... Но уж не было другой.
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Мною злых и глупых шуток, Жизнь, играла ты со мной, И стою на перепутье Я с поникшей головой. Сердца лучшие порывы И любимые мечты Осмеяла беспощадно, В пух и прах разбила ты. Подстрекнула ты лукаво На неравный бой меня, И в бою том я потратил Много страсти и огня. Только людям на потеху Скоро выбился из сил; И осталось мне сознанье, Что я немощен и хил. Что ж! Пойду дорогой торной, Думал я, толпе вослед, Скромен, тих, благонамерен, Бросив юношеский бред. Что за гладкая дорога! Камни здесь не режут ног. Если б шел по ней я прежде, Я бы так не изнемог. Да и цель гораздо ближе; Пристань мирная в виду... Сколько там я наслаждений Неизведанных найду! Но увы! пришлось недолго К этой цели мне идти, И опять я очутился На проселочном пути. А виной всё эти грезы, Эти сны поры былой... Безотвязные, со мною Шли они рука с рукой. И манили всё куда-то, И шептали что-то мне, Милых образов так много Показали в стороне. Им навстречу устремился Я, исполнен новых сил: Шел по терниям колючим, В бездны мрачные сходил. И уж думал — подхожу я К милым призракам моим, Но напрасно, утомленный, Простирал я руки к ним. Отдалялись, улетали Дорогие от меня... И внезапно на распутье Ночью был застигнут я. Долго ль ночь моя продлится И что ждет меня за ней, Я не знаю; знаю только, Что тоска в душе моей. Но не торная дорога, Рано брошенная мной, Пробуждает сожаленье В этот миг в душе больной. Жаль мне призраков любимых, Жаль роскошных ярких грез, Что так рано день, сокрывшись, На лучах своих унес!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Дети века все больные,— Мне повсюду говорят,— Ходят бледные, худые, С жизнью всё у них разлад. Нет! Напрасно стариками Оклеветан бедный век; Посмотрите: перед вами Современный человек. Щеки словно как с морозу, Так румянцем и горят; Как прилична эта поза, Как спокоен этот взгляд. Вы порывов увлеченья Не заметите за ним; Но как полон уваженья Он к достоинствам своим. Все вопросы разрешает Он легко, без дальних дум; Не тревожит, не смущает Никогда сомненье ум. И насмешкой острой, милой Как умеет он кольнуть Недовольных, что уныло На житейский смотрят путь, Предрассудки ненавидят, Всё твердят про идеал И лишь зло и гибель видят В том, что благом мир признал. Свет приятным разговором И умом его пленен; Восклицают дамы хором: «Как он мил! как он умен!» Нет! Напрасно старость взводит Клевету на бедный век: Жизнь блаженствуя проводит Современный человек!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Когда мне встретится истерзанный борьбою, Под гнетом опыта поникший человек; И речью горькой он, насмешливой и злою Позору предает во лжи погрязший век; И вера в род людской в груди его угасла, И дух, что некогда был полон мощных сил, Подобно ночнику, потухшему без масла, Без веры и любви стал немощен и хил; И правды луч, сверкающий за далью Грядущих дней, очам его незрим,— Как больно мне! Глубокою печалью При встрече той бываю я томим. И говорю тогда: явись, явись к нам снова, Господь, в наш бедный мир, где горе и разлад; Да прозвучит еще божественное слово И к жизни воззовет твоих отпадших чад!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Он беден был. Его отец... Он беден был. (Его отец В гусарах век служил, Любил танцовщиц и вконец Именье разорил.) И ярый был он либерал: Все слабости людей Он энергически карал, Хоть не писал статей. Не мог терпеть он спину гнуть, Любил он бедный класс, Любил помещиков кольнуть Сатирой злой подчас. И Жоржем Зандом и Леру Был страстно увлечен, Мужей он поучал добру, Развить старался жен. Когда же друга моего Толкнула в глушь судьба, Он думал — закалит его С невежеством борьба. Всех лихоимцев, подлецов Мечтал он быть грозой; И за права сирот и вдов Клялся стоять горой. Но, ах! грядущее от нас Густой скрывает мрак; Не думал он, что близок час Вступить в законный брак. Хоть предавал проклятью он Пустой, бездушный свет, Но был в губернии пленен Девицей в тридцать лет. Она была иных идей... Ей не был Занд знаком, Но дали триста душ за ней И трехэтажный дом. Женился он, ему пришлась По сердцу жизнь сам-друг... Жена ввела его тотчас В губернский высший круг. И стал обеды он давать, И почитал за честь, Когда к нему съезжалась знать, Чтоб хорошо поесть. И если в дом к нему порой Являлся генерал, Его, от счастья сам не свой, Он на крыльце встречал. Жена крутой имела нрав; А дом и триста душ Давали ей так много прав... И покорился муж. Хоть иногда еще карал Он зло в кругу друзей, Но снисходительней взирал На слабости людей. Хоть не утратил он вполне Могучий слова дар, Но как-то стынул при жене Его душевный жар. Бывало, только заведет О крепостных он спор, Глядишь, и зажимает рот Ему супруги взор. И встретил я его потом В губернии другой; Он был с порядочным брюшком И чин имел большой. Пред ним чиновный весь народ И трепетал и млел; И уж не триста душ — пятьсот Он собственных имел. О добродетели судил Он за колодой карт... Когда же юноша входил Порой пред ним в азарт, Он непокорность порицал Как истый бюрократ... И на виновного бросал Молниеносный взгляд...
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Что за детская головка, Что за тонкие черты! И в улыбке и в движеньях Сколько детской простоты! Лишь во взгляде, полном думы, Я читаю иногда, Что исчезли безвозвратно Детской резвости года. То огнем, то негой дышат Эти карие глаза; Знать, для сердца наступает Страсти первая гроза... И боюсь я, и невольно Грудь сжимается тоской: Не степной былинке слабой С ураганом вынесть бой!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Знакомые звуки, чудесные звуки! О, сколько вам силы дано! Прошедшее счастье, прошедшие муки, И радость свиданья, и слезы разлуки... Вам всё воскресить суждено. Знакомые тени являются снова, Проходят одна за другой... И сердце поверить обману готово, И жаждет, и молит всей жизни былого, Согретое страстью былой. И всё, что убито бесплодной борьбою, Опять шевельнулось в груди... На доблестный подвиг, на битву с судьбою Иду я отважно, и яркой звездою Надежда горит впереди. В возлюбленном взоре, в улыбке участья Прочел я давно, что любим; Не страшны мне грозы, не страшно ненастье; Я знаю — любви бесконечное счастье Меня ожидает за ним! Довольно, довольно!.. замолкните, звуки! Мою вы терзаете грудь... Прошедшее счастье, прошедшие муки, И радость свиданья, и слезы разлуки, О сердце! навеки забудь!..
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
(Отрывок из неоконченной поэмы) La terre est triste et dessechee; mais elle reverdira. L'haleine du mechant ne passera pas eternellement sur elle comme un souffle qui brule. "Paroles d'un croyant"1 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Истерзанный тоской, усталостью томим, Я отдохнуть прилег под явором густым. Двурогая луна, как серп жнеца кривой, В лазурной вышине сияла надо мной. Молчало всё кругом... Прозрачна и ясна, Лишь о скалу порой дробилася волна. В раздумье слушал я унылый моря гул, Но скоро сон глаза усталые сомкнул. И вдруг явилась мне, прекрасна и светла, Богиня, что меня пророком избрала. Чело зеленый мирт венчал листами ей, И падал по плечам златистый шелк кудрей. Огнем любви святой был взор ее согрет, И разливал на всё он теплоту и свет. Благоговенья полн, лежал недвижим я И ждал священных слов, дыханье притая. Но вот она ко мне склонилась и рукой Коснулася слегка груди моей больной. И наконец уста разверзлися ее, И вот что услыхал тогда я от нее: «Страданьем и тоской твоя томится грудь, А пред тобой лежит еще далекий путь. Скажу ль я, что тебя в твоей отчизне ждет? Подымет на тебя каменья твой народ За то, что обвинишь могучим словом ты Рабов греха, рабов постыдной суеты! За то, что возвестишь ты мщенья грозный час Тому, кто в тине зла и праздности погряз! Чье сердце не смущал гонимых братьев стон, Кому законом был отцов его закон! Но не страшися их! И знай, что я с тобой, И камни пролетят над гордой головой. В цепях ли будешь ты, не унывай и верь, Я отопру сама темницы мрачной дверь. И снова ты пойдешь, избранный мной левит, И в мире голос твой не даром прозвучит. Зерно любви в сердца глубоко западет; Придет пора, и даст оно роскошный плод. И человеку той поры недолго ждать, Недолго будет он томиться и страдать. Воскреснет к жизни мир... Смотри, уж правды луч Прозревшим пламенем сверкает из-за туч! Иди же, веры полн... И на груди моей Ты скоро отдохнешь от муки и скорбей». Сказала... И потом сокрылася она, И пробудился я, взволнованный, от сна. И Истине святой, исполнен новых сил, Я дал обет служить, как прежде ей служил. Мой падший дух восстал... И утесненным вновь Я возвещать пошел свободу и любовь...
Примечания
Сравните стихотворение А.Пушкина «Пророк».
1. Земля печальна и иссушена зноем; но она зазеленеет вновь. Дыханье зла не вечно будет веять над нею палящим дуновеньем. «Слова верующего» (франц.). — Ред.
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Прости, прости, настало время! Расстаться должно нам с тобой; Белеет парус мой, и звезды Зажглися в тверди голубой. О, дай усталой головою Еще на грудь твою прилечь, В последний раз облить слезами И шелк волос, и мрамор плеч! А там расстанемся надолго... Когда же мы сойдемся вновь, Дитя! в сердцах, быть может, холод Заменит прежнюю любовь! Быть может, дерзко всё былое Тогда мы вместе осмеем, Хотя украдкой друг от друга Слезу невольную прольем... Прости же, друг! Полна печали Душа моя... Но час настал, И в путь нетерпеливым плеском Зовет меня сребристый вал...
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Страдал он в жизни много, много, Но сожаленья не просил У ближних, так же как у бога, И гордо зло переносил. А было время — и сомненья Свои другим он поверял, Но тщетно... бедный не слыхал От брата слова утешенья! Ему сказали: «Молод ты, Остынет жар в крови с летами, Исчезнут пылкие мечты... Так точно было прежде с нами!» Но простодушно верил он, Что не напрасны те стремленья, И прозревал он в отдаленьи Священной истины закон. Ему твердили с укоризной, Что не любил он край родной; Он мир считал своей отчизной И человечество — семьей! И ту семью любил он страстно И для ее грядущих благ Истратить был готов всечасно Избыток юных сил в трудах. Но он любимым упованьям Пределы всюду находил В стране рабов слепых преданья, И жажды дел не утолил! И умер он в борьбе бесплодной, Никто его не разгадал; Никто порывов не узнал Души любящей, благородной... Считали все его пустым, И только юность пожалели; Когда ж холодный труп отпели, Рыданья не было над ним. Над свежей юноши могилой Теперь березы лишь шумят Да утром пасмурным звучат Напевы иволги унылой...
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
О, отчего полна томленья И странных грез душа моя, Когда в тиши уединенья Напев знакомый слышу я? Не будят в сердце эти звуки Печали, смолкнувшей давно, Ни мук любви, ни слез разлуки Им воскресить не суждено. Но я люблю твой глас призывный, Напев далекой стороны, Как ропот моря заунывный В часы вечерней тишины...
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.