- 1095 Просмотров
- Обсудить
Пустословя на минбаре, вволю чешет шейх язык,
Словно дьявол, он колдует в своре темных забулдыг.
Если проповедь случайно просветлит умы людей,
Их тотчас же усыпляет шейха исступленный крик.
Все ступени у минбара устилают вздор и ложь,
Бред — все поученья шейха, сам он — взбалмошный старик.
Умными прослыли шейхи, а умен ли хоть один?
В их нелепых заклинаньях разума не бьет родник.
От хадисов лишь названья сохраняют их слова,
Вкривь и вкось толкуют шейхи главы из священных книг.
Разрубить минбар на части, разнести его, поджечь,
Чтоб кровавого убийцу жребий жертв его постиг!
Злыдней, дьяволу подобных избегай, о Навои,
И не дай себя опутать их сетями ни на миг!
* * *
Украсишь ты свой наряд красным, желтым, зеленым,
И пламенем я объят — красным, желтым, зеленым.
В пустыне моей любви кострами горячих вздохов
Самумов вихрится ряд — красным, желтым, зеленым.
Цветник твоей красоты в душе моей отразился,
И блесткам цветов я рад — красным, желтым, зеленым.
Рубиновое вино, литое золото чаши,
Зеленая гроздь горят красным, желтым, зеленым.
Где бедность — там пестрота, и каждый нищий сумеет
Украсить бедный халат красным, желтым, зеленым.
Не требуй же, Навои, диван разукрашивать ярко:
Ведь сами стихи пестрят красным, желтым, зеленым.
* * *
Когда, тоскуя по тебе, я розу в цветнике возьму,
Мой жаркий вздох чадит и жжет — она желтеет в том дыму.
Я думал, рок всю тяжесть мук Фархаду и Меджнуну дал,
Потом я понял: жребий бед мне предназначен одному!
Ее каменьев тяжкий град проник сквозь боль отверстых ран —
Как сердце милой, этот груз в себе храню я, как в дому.
Моя наездница лиха, ей любо на скаку играть;
Что ж, нужен ей для гона шар — с себя я голову сниму.
Ах, нечестивица! К беде она попалась мне в пути:
Вот приключилось горе мне — погибель вере и уму.
Не диво, если, охмелев, рассвет я встречу в кабачке:
Вчера собрался я в мечеть, да позабыл надеть чалму!
Спален любовью, Навои клеймом каленым сердце сжег:
Оно язвит и жжет меня, а жар я сам даю клейму!
* * *
Осрамился я — но пьяный сок земной тому причиной.
Пью вино, но несравненной стан прямой тому причиной.
Если друга мучит пери, не она, а он виновен.
Коль в шального камень кинут, сам шальной тому причиной.
Если кто от скорби сохнет, небо в том не виновато,
Но, что скорбь в скорбящем чует дух родной, тому причиной.
Про луну лепечет глупый, привораживая пери, —
Люди верят в заклинанья: ум пустой тому причиной.
Жизнь дарующий убийца! Я умру, в том нет позора.
Если смерть милей мне жизни, холод твой тому причина.
Хоть тебя я проклинаю, льешь ты кровь мою жестоко,
Проклинающий отступник сам собой тому причиной.
Навои, вина не пьешь ты, ждет напрасно виночерпий, —
Образ грозный, голос нежный — роковой тому причиной.
* * *
Не спросила — сердце друга трепетать давно ли стало?
Оскорбленное, тем боле замирать от боли стало.
Раны кровь не успокоил, не унял рубин подруги.
Видеть струи слез кровавых ей забавно, что ли, стало?
Я хотел вином рубина отогнать свои печали,
Но в безумье впало сердце и чернее смоли стало.
Сердце, на горе терпенья ты живешь, но все нагорье
Смыто паводком любовным и ровней юдоли стало.
Навои, ты жемчуг нижешь из росу своей ланиты,
И тебя лишь стихотворство утешать в недоле стало.
* * *
Как от вздохов безнадежных дым струится, посмотрите!
В ночь разлуки море горя как клубится, посмотрите!
От луны письмо доставив, в грудь мою вонзила когти
И с моим кровавым сердцем взмыла птица — посмотрите!
Родинка на подбородке — волшебство индийских магов,
А под ним михраб явила чаровница, посмотрите.
У меня душа сгорает от любовной жгучей жажды.
Два рубина, влаги полных, ей криница, — посмотрите.
И глаза ее, и губы взяли в плен мою свободу,
В них так сладостно и властно смех искрится, посмотрите.
Тщетно Шествующий ищет, хоть и полон мир Желанным.
Боже! Он страданья просит, он томится, посмотрите.
Навои в стремленьи к другу перестал быть сам собою,
Взял он посох, и на теле — власяница — посмотрите!
* * *
Я желтухой болен, кравчий. Весь в осеннем цвете яром,
Где ж вино, что охмеляет винограда желтым даром?
И лицо мое, и тело — листья желтые на ветке.
Пожелтели — кто ж излечит их целительным отваром!
И в очах зрачки с белками стали желты, как тюльпаны.
Что за хворь? Той розоликой жечь меня дано пожаром!
Говорят, очам полезно видеть желтое — ах, где же
Кипарис в одеждах розы, что пылает желтым жаром?
Желтоперой птицей ночи стал среди полдневной стаи
Пожелтелый день разлуки, что сражен судьбы ударом.
Если ж не больны желтухой ночь и утро, отчего же
Ночь распустит кудри, солнце лик свой рвет — в рыданье яром?
Желтизну больного тела Навои скрыл в прахе скорби —
Так вот нищий в землю прячет золото в кувшине старом!
* * *
Пусть сто тысяч звезд-жемчужин сыплет с высей небосвод —
Туча бедствий неизбежно град печали принесет.
Знает рок одну заботу, низвергая этот град, —
Обломать побеги жизни, саду тела слать извод.
Каждый, кто обижен долей, знает злобный рок небес,
Но судьбу, старуху злую, благодетелем зовет!
В океане сотворенья небо — мелкий пузырек,
А пузырь хоть каплю влаги даст ли от своих щедрот?
Если б небо было в силах хоть на миг найти покой,
Разве так оно спешило б — день за днем, за годом год?
Небо, как и я, — в смятенье, смущено своей судьбой:
Как меня в кругу терзаний, мчит его круговорот.
Синева на теле неба — от ударов злой судьбы:
Как ни мчится, мне подобно, а до цели не дойдет!
Нет могущества у неба, и слабы мы наравне,
И вовеки мы не можем друг от друга ждать отчет!
Навои, коль правду ищешь, знай, что сущ один лишь бог!
Нету сущего вне бога, правду бог в себе несет!
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.