Аполлон Александрович Григорьев (9)

Я вас люблю... что делать — виноват!
Я в тридцать лет так глупо сердцем молод,
Что каждый ваш случайный, беглый взгляд
Меня порой кидает в жар и холод...
И в этом вы должны меня простить,
Тем более, что запретить любить
Не может власть на свете никакая;
Тем более, что, мучась и пылая,
Ни слова я не смею вам сказать
И принужден молчать, молчать, молчать!..

Я знаю сам, что были бы преступны
Признанья или смысла лишены:
Затем, что для меня вы недоступны,
Как недоступен рай для сатаны.
Цепями неразрывными окован,
Не смею я, когда порой, взволнован,
Измучен весь, к вам робко подхожу
И подаю вам руку на прощанье,
Сказать простое слово: до свиданья!
Иль, говоря,— на вас я не гляжу.

К чему они, к чему свиданья эти?
Бессонницы — расплата мне за них!
А между тем, как зверь, попавший в сети,
Я тщетно злюсь на крепость уз своих.
Я к ним привык, к мучительным свиданьям...
Я опиум готов, как турок, пить,
Чтоб муку их в душе своей продлить,
Чтоб дольше жить живым воспоминаньем...
Чтоб грезить ночь и целый день бродить
В чаду мечты, под сладким обаяньем
Задумчиво опущенных очей!
Мне жизнь темна без света их лучей.

Да... я люблю вас... так глубоко, страстно,
Давно... И страсть безумную свою
От всех, от вас особенно таю.
От вас, ребенок чистый и прекрасный!
Не дай вам бог, дитя мое, узнать,
Как тяжело любить такой любовью,
Рыдать без слов, метаться, ощущать,
Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,
Бежит по жилам, рваться, проклинать,
Терзаться ночи, дни считать тревожно,
Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;
Беречься каждой мелочи ничтожной,
Дрожать за каждый шаг неосторожный,
Над пропастью бездонною стоять
И чувствовать, что надо погибать,
И знать, что бегство больше невозможно.
<1857>
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

ЭЛЕГИИ

 1

В час, когда утомлен бездействием душно-тяжелым
Или делом бесплодным — делом хуже безделья,—
Я под кров свой вхожу — и с какой-то тоской озираю
Стены, ложе да стол, на котором по глупой,
Старой, вечной привычке ищу поневоле глазами,
Нет ли вести какой издалека, худой или доброй
Все равно, лишь бы вести, и роюсь заведомо тщетно —
Так, чтоб рыться,— в бумагах... В час, когда
 обливает
Светом серым своим финская ночь комнату,— снова
Сердце болит и чего-то просит, хотя от чего-то
Я отрекся давно, заменил неизвестное что-то —
Глупое, сладкое что-то — суровым, холодно-
 печальным
Нечто... Пусть это нечто звучит душе одномерно,
Словно маятник старых часов,— зато для желудка
Это нечто здоровей... Чего тебе, глупое сердце?
Что за вестей тебе хочется? Знай себе, бейся
 ровнее,
Лучше будет, поверь... Вести о чем-нибудь малом,
Дурны ль они, хороши ль, только кровь понапрасну
 волнуют.
Лучше жить без вестей, лучше, чтоб не было даже
И желаний о ком да о чем-нибудь знать. И чего же
Надо тебе, непокорное, гордое сердце,— само ты
Хочешь быть господином, а просишь все уз да неволи,
Женской ласки да встречи горячей... За эти
Ласки да встречи — плохая расплата, не всё ли
Ты свободно любить, ничего не любя... не завидуй.
Бедное сердце больное — люби себе всё, или вовсе
Ничего не любя — от избытка любви одиноко,
Гордо, тихо страдай, да живи презрением вволю.

 2

Будет миг... мы встретимся, это я знаю — недаром
Словно песня мучит меня недопетая часто
Облик тонко-прозрачный с больным лихорадки
 румянцем,
С ярким блеском очей голубых... Мы встретимся —
 знаю,
Знаю все наперед, как знал я про нашу разлуку.
Ты была молода, от жизни ты жизни просила,
Злилась на свет и людей, на себя, на меня еще
 злилась...
Злость тебе чудно пристала... но было бы трудно
 ужиться
Нам обоим... упорно хотела ты верить надеждам
Мне назло да рассудку назло... А будет время иное,
Ты устанешь, как я,— усталые оба, друг другу
Руку мы подадим и пойдем одиноко по жизни
Вез боязни измены, без мук душевных, без горя,
Да и без радости тоже — выдохшись поровну оба,
Мудрость рока сознавши. Дает он, чего мы не просим,
Сколько угодно душе — но опасно, поверье, мне, опасно
И просить, и желать — за минуты мы платим
Дорого. Стоит ли свеч игра?.. И притом же
Рано иль поздно — устанем... Нельзя ж поцелуем
Выдохнуть душу одним... Догорим себе тихо,
Но, догорая, мой друг, в пламень единый сольемся.

 3

Часто мне говоришь ты, склонясь темно-русой
 головкой,
Робко взор опустив, о грустном и тяжком бывалом.
Бедный, напуганный, грустный ребенок, о, верь мне:
Нас с тобою вполне сроднило крепко — паденье.
Если б чиста ты была — то, знай, никогда б головою
Гордой я не склонился к тебе на колени и страстно
Не прильнул бы ни разу к маленькой ножке устами.
Только тому я раб, над чем безгранично владею,
Только с тобою могу я себе самому предаваться,
Предаваясь тебе... Подними же чело молодое,
Руку дай мне и встань, чтобы мог я упасть пред тобою.
Май 1846
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

* * *

Опять, как бывало, бессонная ночь!
Душа поняла роковой приговор:
Ты Евы лукавой лукавая дочь,
Ни хуже, ни лучше ты прочих сестер.

Чего ты хотела?.. Чтоб вовсе с ума
Сошел я?.. чтоб все, что кругом нас, забыл?
Дитя, ты сама б испугалась, сама,
Когда бы в порыве я искренен был.
Ты знаешь ли все, что творилось со мной,
Когда не холодный, насмешливый взор,
Когда не суровость, не тон ледяной,
Когда не сухой и язвящий укор,
Когда я не то, что с отчаяньем ждал,
Во встрече признал и в очах увидал,
В приветно-тревожных услышал речах?
Я был уничтожен, я падал во прах...
Я падал во прах, о мой ангел земной,
Пред женственно-нежной души чистотой,
Я падал во прах пред тобой, пред тобой,
Пред искренней, чистой, глубокой, простой!
Я так тебя сам беззаветно любил,
Что бодрость мгновенно в душе ощутил,
И силу сковать безрассудную страсть,
И силу бороться, и силу не пасть.
Хоть весь в лихорадочном был я огне,
Но твердости воли достало во мне —
Ни слова тебе по душе не сказать,
И даже руки твоей крепче не сжать!
Зато человека, чужого почти,
Я встретил, как брата лишь встретить мог брат,
С безумным восторгом, кипевшим в груди...
По-твоему ж, был я умен невпопад.

Дитя, разве можно иным было быть,
Когда я не смею, невправе любить?
Когда каждый миг должен я трепетать,
Что завтра, быть может, тебя не видать,
Когда я по скользкому должен пути,
Как тать, озираясь, неслышно идти,
Бессонные ночи в тоске проводить,
Но бодро и весело в мир твой входить.
Пускай он доверчив, сомнений далек,
Пускай он нисколько не знает тебя...
Но сам в этот тихий земли уголок
Вхожу я с боязнью, не веря в себя.

А ты не хотела, а ты не могла
Понять, что творилось со мною в тот миг,
Что если бы воля мне только была,
Упал бы с тоской я у ног у твоих
И током бы слез, не бывалых давно,
Преступно-заглохшую душу омыл...
Мой ангел... так свято, глубоко, полно
Ведь я никого никогда не любил!..

При новой ты встрече была холодна,
Насмешливо-зла и досады полна,
Меня уничтожить хотела совсем...
И точно!.. Я был безоружен и нем.
Мне раз изменила лишь нервная дрожь,
Когда я в ответ на холодный вопрос,
На взгляд, где сверкал мне крещенский мороз,—
Борьба, так борьба!— думал грустно,— ну что ж!
И ты тоже Евы лукавая дочь,
Ни хуже, ни лучше ты прочих сестер.
И снова бессонная, длинная ночь,—
Душа поняла роковой приговор.
2O января 1847 (?)
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

* * *

Будь счастлива... Забудь о том, что было,
Не отравлю я счастья твоего,
Не вспомяну, как некогда любила,
Как некогда для сердца моего
Твое так безрассудно сердце жило.

Не вспомяну... что было, то прошло...
Пусть светлый сон души рассеять больно,
Жизнь лучше снов — гляди вперед светло.
Безумством грез нам тешиться довольно.
Отри слезу и подними чело.

К чему слеза? раскаянье бесплодно...
Раскаянье — удел души больной,
Твое же сердце чисто и свободно,
И пусть мое измучено борьбой,
Но понесет свой жребий благородно...

О, полюби, коль можешь ты, опять,
Люби сильней и глубже, чем любила...
Не дай лишь сердца силам задремать,
Живым душам бесстрастие — могила,
А на твоей — избрания печать.

Будь счастлива... В последний раз мне руку
Свою подай; прижав ее к устам,
Впервые и на вечную разлуку
В лобзаньи том тебе я передам
Души своей безвыходную муку.

В последний раз натешу сердце сном,
Отдамся весь обманчивому счастью,
В последний раз в лобзании одном
Скажусь тебе всей затаенной страстью
И удалюсь в страдании немом.

И никогда, ни стоном, ни мольбою,
Не отравлю покоя твоего...
Я требую всего, иль ничего...
Прости, прости! да будет бог с тобою!
<1857>
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

* * *

Благословение да будет над тобою,
Хранительный покров святых небесных сил,
Останься навсегда той чистою звездою,
Которой луч мне мрак душевный осветил.

А я сознал уже правдивость приговора,
Произнесенного карающей судьбой
Над бурной жизнию, не чуждою укора,—
Под правосудный меч склонился головой.

Разумен строгий суд, и вопли бесполезны,
Я стар, как грех, а ты, как радость, молода,
Я долго проходил все развращенья бездны,
А ты еще светла, и жизнь твоя чиста.

Суд рока праведный душа предузнавала,
Недаром встреч с тобой боялся я искать:
Я должен был бежать, бежать еще сначала,
Привычке вырасти болезненной не дать.

Но я любил тебя... Твоею чистотою
Из праха поднятый, с тобой был чист и свят,
Как только может быть с любимою сестрою
К бесстрастной нежности привыкший с детства брат.

Когда наедине со мною ты молчала,
Поняв глубокою, хоть детскою душой,
Какая страсть меня безумная терзала,
Я речь спокойную умел вести с тобой.

Душа твоя была мне вверенной святыней,
Благоговейно я хранить ее умел...
Другому вверено хранить ее отныне,
Благословен ему назначенный удел.

Благословение да будет над тобою,
Хранительный покров святых небесных сил,
Останься лишь всегда той чистою звездою,
Которой краткий свет мне душу озарил!
<1857>
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

* * *

О, если правда то, что помыслов заветных
Возможен и вдали обмен с душой родной...
Скажи: ты слышала ль моих призывов тщетных
 Безумный стон в ночи глухой?

Скажи: ты знала ли, какою скорбью лютой
Терзается душа разбитая моя,
Ты слышала ль во сне иль наяву минутой,
 Как проклинал и плакал я?

Ты слышала ль порой рыданья, и упреки,
И зов по имени, далекий ангел мой?
И между строк для всех порой читала ль строки,
 Незримо полные тобой?

И поняла ли ты, что жар и сила речи,
Что всякий в тех строках заветнейший порыв
И правда смелая — все нашей краткой встречи
 Неумолкающий отзыв?

Скажи: ты слышала ль? Скажи: ты поняла ли?
Скажи — чтоб в жизнь души я верить мог вполне
И знал, что светишь ты из-за туманной дали
 Звездой таинственною мне!
<1857>
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.

ГОРОД

 (Посвящается И. А. Манну)

Великолепный град! пускай тебя иной
 Приветствует с надеждой и любовью,
Кому не обнажен скелет печальный твой,
 Чье сердце ты еще не облил кровью
И страшным холодом не мог еще обдать,
 И не сковал уста тяжелой думой,
И ранней старости не положил печать
 На бледный лик, суровый и угрюмый.

Пускай мечтает он над светлою рекой
 Об участи, как та река, широкой,
И в ночь прозрачную, любуяся тобой,
 Дремотою смежить боится око,
И длинный столб луны на зыби волн следит,
 И очи шлет к неведомым палатам,
Еще дивясь тебе, закованный в гранит
 Гигант, больной гниеньем и развратом.

Пускай, по улицам углаженным твоим
 Бродя без цели, с вечным изумленьем,
Еще на многих он встречающихся с ним
 Подъемлет взор с немым благоговеньем
И видеть думает избранников богов,
 Светил и глав младого поколенья,
Пока лицом к лицу не узрит в них глупцов
 Или рабов презренных униженья.

Пускай, томительным снедаемый огнем,
 Под ризою немой волшебной ночи,
Готов поверить он, с притворством незнаком,
 В зовущие увлажненные очи,
Готов еще страдать о падшей красоте
 И звать в ее объятьях наслажденье,
Пока во всей его позорной наготе
 Не узрит он недуга истощенье.

Но я — я чужд тебе, великолепный град.
 Ни тихих слез, ни бешеного смеха
Не вырвет у меня ни твой больной разврат,
 Ни над святыней жалкая потеха.
Тебе уже ничем не удивить меня —
 Ни гордостью дешевого безверья,
Ни коловратностью бессмысленного дня,
 Ни бесполезной маской лицемерья.

Увы, столь многое прошло передо мной:
 До слез, до слез страдание смешное,
И не один порыв возвышенно-святой,
 И не одно великое земное
Судьба передо мной по ветру разнесла,
 И не один погиб избранник века,
И не одна душа за деньги продала
 Свою святыню — гордость человека.

И не один из тех, когда-то полных сил,
 Искавших жадно лучшего когда-то,
Благоразумно бред покинуть рассудил
 Или погиб добычею разврата;
А многие из них навеки отреклись
 От всех надежд безумных и опасных,
Спокойно в чьи-нибудь холопы продались.
 И за людей слывут себе прекрасных.

Любуйся ж, юноша, на пышный гордый град,
 Стремись к нему с надеждой и любовью,
Пока еще тебя не истощил разврат
 Иль гнев твое не обдал сердце кровью,
Пока еще тебе в божественных лучах
 Сияет все великое земное,
Пока еще тебя не объял рабский страх
 Иль истощенье жалкое покоя.
1845 или 1846
Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. 
Новая библиотека поэта. 
Санкт-Петербург: Академический проект, 2001.