Блок Александр Александрович. (12)

Я медленно сходил с ума 
У двери той, которой жажду. 
Весенний день сменяла тьма 
И только разжигала жажду.

Я плакал, страстью утомясь, 
И стоны заглушал угрюмо. 
Уже двоилась, шевелясь, 
Безумная, больная дума.

И проникала в тишину 
Моей души, уже безумной, 
И залила мою весну 
Волною черной и бесшумной.

Весенний день сменяла тьма, 
Хладело сердце над могилой. 
Я медленно сходил с ума, 
Я думал холодно о милой.

Март 1902

 * * *

Весна в реке ломает льдины 
И милых мертвых мне не жаль:
Преодолев мои вершины, 
Забыл я зимние теснины 
И вижу голубую даль.

Что сожалеть в дыму пожара, 
Что сокрушаться у креста, 
Когда всечасно жду удара 
Или божественного дара 
Из Моисеева куста!

Март 1902

 * * *

Утомленный, я терял надежды, 
Подходила темная тоска. 
Забелели чистые одежды, 
Задрожала тихая рука.

"Ты ли здесь? Долина потонула 
В безысходном, в непробудном сне... 
Ты сошла, коснулась и вздохнула, - 
День свободы завтра мне?" -

"Я сошла, с тобой до утра буду, 
На рассвете твой покину сон, 
Без следа исчезну, всё забуду, - 
Ты проснешься, вновь освобожден".

1 апреля 1902

 * * *

Странных и новых ищу на страницах 
Старых испытанных книг, 
Грежу о белых исчезнувших птицах, 
Чую оторванный миг.

Жизнью шумящей нестройно взволнован, 
Шопотом, криком смущен, 
Белой мечтой неподвижно прикован 
К берегу поздних времен.

Белая Ты, в глубинах несмутима, 
В жизни - строга и гневна. 
Тайно тревожна и тайно любима, 
Дева, Заря, Купина.

Блёкнут ланиты у дев златокудрых, 
Зори не вечны, как сны. 
Терны венчают смиренных и мудрых 
Белым огнем Купины.

4 апреля 1902

 * * *

Днем вершу я дела суеты, 
Зажигаю огни ввечеру. 
Безысходно туманная - ты 
Предо мной затеваешь игру.

Я люблю эту ложь, этот блеск, 
Твой манящий девичий наряд. 
Вечный гомон и уличный треск, 
Фонарей убегающий ряд.

Я люблю, и любуюсь, и жду 
Переливчатых красок и слов. 
Подойду и опять отойду 
В глубины протекающих снов.

Как ты лжива и как ты бела! 
Мне же по сердцу белая ложь.. 
Завершая дневные дела, 
Знаю - вечером снова придешь.

5 апреля 1902

 * * *

Люблю высокие соборы, 
Душой смиряясь, посещать, 
Входить на сумрачные хоры, 
В толпе поющих исчезать. 
Боюсь души моей двуликой 
И осторожно хороню 
Свой образ дьявольский и дикий 
В сию священную броню. 
В своей молитве суеверной 
Ищу защиты у Христа. 
Но из-под маски лицемерной 
Смеются лживые уста. 
И тихо, с измененным ликом, 
В мерцаньи мертвенном свечей, 
Бужу я память о Двуликом 
В сердцах молящихся людей. 
Вот - содрогнулись, смолкли хоры, 
В смятеньи бросились бежать. 
Люблю высокие соборы, 
Душой смиряясь, посещать

8 апреля 1902

 * * *

Я тишиною очарован 
Здесь - на дорожном полотне. 
К тебе я мысленно прикован 
В моей певучей тишине.

Там ворон каркает высоко, 
И вдруг - в лазури потонул 
Из бледноватого далека 
Железный возникает гул.

Вчера твое я слышал слово, 
С тобой расстался лишь вчера, 
Но тишина мне шепчет снова:
Не так нам встретиться пора.

Вдали от суетных селений, 
Среди зеленой тишины 
Обресть утраченные сны 
Иных, несбыточных волнений.

18 апреля 1902 
На полотне Финл. жел дороги

 * * *

Слышу колокол. В поле весна. 
Ты открыла веселые окна. 
День смеялся и гас. Ты следила одна 
Облаков розоватых волокна.

Смех прошел по лицу, но замолк и исче:
Что же мимо прошло и смутило?
Ухожу в розовеющий лес
Ты забудешь меня, как простила.

Апрель 1902

 * * *

Там - в улице стоял какой-то дом, 
И лестница крутая в тьму водила. 
Там открывалась дверь, звеня стеклом, 
Свет выбегал, - и снова тьма бродила.

Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской "Цветы", прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице - при свете лампы жолтом.

Там наверху окно смотрело вниз, 
Завешанное неподвижной шторой, 
И, словно лоб наморщенный, карниз 
Гримасу придавал стене - и взоры...

Там, в сумерках, дрожал в окошках свет, 
И было пенье, музыка и танцы.
А с улицы - ни слов, ни звуков нет, -
И только стекол выступали глянцы.

По лестнице над сумрачным двором 
Мелькала тень, и лампа чуть светила. 
Вдруг открывалась дверь, звеня стеклом, 
Свет выбегал, и снова тьма бродила.

1 мая 1902

 * * *

Мы встречались с тобой на закате. 
Ты веслом рассекала залив. 
Я любил твое белое платье, 
Утонченность мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи. 
Впереди - на песчаной косе 
Загорались вечерние свечи. 
Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгорании 
Не приемлет лазурная тишь... 
Мы встречались в вечернем тумане, 
Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды, 
Всё померкло, прошло, отошло.. 
Белый стан, голоса панихиды 
И твое золотое весло.

13 мая 1902

 * * *

Тебя скрывали туманы, 
И самый голос был слаб. 
Я помню эти обманы, 
Я помню, покорный раб.

Тебя венчала корона 
Еще рассветных причуд. 
Я помню ступени трона 
И первый твой строгий суд.

Какие бледные платья! 
Какая странная тишь! 
И лилий полны объятья, 
И ты без мысли глядишь.

Кто знает, где это было? 
Куда упала Звезда? 
Какие слова говорила, 
Говорила ли ты тогда?

Но разве мог не узнать я 
Белый речной цветок, 
И эти бледные платья, 
И странный, белый намек?

Май 1902

 * * *

Поздно. В окошко закрытое 
Горькая мудрость стучит. 
Всё ликованье забытое 
Перелетело в зенит.

Поздно. Меня не обманешь ты. 
Смейся же, светлая тень! 
В небе купаться устанешь ты - 
Вечером сменится день.

Сменится мертвенной скукою -
Краски поблёкнут твои... 
Мудрость моя близорукая' 
Темные годы мои!

Май 1902