Блок Александр Александрович. (20)

Когда я стал дряхлеть и стынуть, 
Поэт, привыкший к сединам, 
Мне захотелось отодвинуть 
Конец, сужденный старикам. 
И я опять, больной и хилый, 
Ищу счастливую звезду. 
Какой-то образ, прежде милый, 
Мне снится в старческом бреду,
Быть может, память изменила, 
Но я не верю в эту ложь, 
И ничего не пробудила 
Сия пленительная дрожь. 
Все эти россказни далече - 
Они пленяли с юных лет, 
Но старость мне согнула плечи, 
И мне смешно, что я поэт...
Устал я верить жалким книгам 
Таких же розовых глупцов! 
Проклятье снам! Проклятье мигам 
Моих пророческих стихов! 
Наедине с самим собою 
Дряхлею, сохну, душит злость, 
И я морщинистой рукою 
С усильем поднимаю трость...
Кому поверить? С кем мириться? 
Врачи, поэты и попы...
Ах, если б мог я научиться 
Бессмертной пошлости толпы!

4 июня 1903 Bad Nauheim

 * * *

Очарованный вечер мой долог, 
И внимаю журчанью струи, 
Лег туманов белеющий полог 
На зеленые нивы Твои

Безотрадному сну я не верю, 
Погрузив мое сердце в покой...
Скоро жизнь мою бурно измерю 
Пред неведомой встречей с Тобой...

Чьи-то очи недвижно и длинно 
На меня сквозь деревья глядят. 
Всё, что в сердце, по-детски невинно 
И не требует страстных наград.

Все, что в сердце, смежило ресницы, 
Но едва я заслышу. "Лети", - 
Полечу я с восторгами птицы, 
Оставляющей перья в пути...

11 июня 1903 Bad Nauheim. 

 * * *
 К М С

Сердито волновались нивы 
Собака выла. Ветер дул. 

Ее восторг самолюбивый 
Я в этот вечер обманул.

Угрюмо шепчется болото. 
Взошла угрюмая луна. 
Там в поле бродит, плачет кто-то. 
Она! Наверное - она?

Она смутила сон мой странный - 
Пусть приютит ее другой:
Надутый, глупый и румяный 
Паяц в одежде голубой.

12 июня 1903 Bad Nauheim

 * * *

Скрипка сгоне! под горой. 
В сонном парке вечер длинный, 
Вечер длинный - Лик Невинный, 
Образ девушки со мной.

Скрипки стон неутомимый 
Напевает мне: "Живи..." 
Образ девушки любимой -
Повесть ласковой любви.

Июнь 1908. Bad Nauheim 

 * * *

Ей было пятнадцать лет. Но по стуку 
Сердца - невестой быть мне могла. 
Когда я, смеясь, предложил ей руку, 
Она засмеялась и ушла.

Это было давно. С тех пор проходили 
Никому не известные годы и сроки. 
Мы редко встречались и мало говорили, 
Но молчанья были глубоки

И зимней ночью, верен сновиденью, 
Я вышел из людных и ярких зал, 
Где душные маски улыбались пенью, 
Где я ее глазами жадно провожал

И она вышла за мной, покорная, 
Сама не ведая, что будет через миг. 
И видела лишь ночь городская, черная, 
Как прошли и скрылись- невеста и жених

И в день морозный, солнечный, красный - 
Мы встретились в храме - в глубокой тишине 
Мы поняли, что годы молчанья были ясны, 
И то, что свершилось, - свершилось в вышине.

Этой повестью долгих, блаженных исканий 
Полна моя душная, песенная грудь. 
Из этих песен создал я зданье, 
А другие песни - спою когда-нибудь

16 июня 1903 Bad Nauheim

 

 ДВОЙНИК

Вот моя песня - тебе, Коломбина 
Это - угрюмых созвездий печать -
Только в наряде шута-Арлекина 
Песни такие умею слагать.

Двое - мы тащимся вдоль по базару, 
Оба - в звенящем наряде шутов. 
Эй, полюбуйтесь на глупую пару, 
Слушайте звон удалых бубенцов!

Мимо идут, говоря: "Ты, прохожий, 
Точно такой же, как я, как другой;
Следом идет на тебя непохожий 
Сгорбленный нищий с сумой и клюкой".

Кто, проходя, удостоит нас взора? 
Кто угадает, что мы с ним - вдвоем? 
Дряхлый старик повторяет мне: "Скоро" 
Я повторяю- "Пойдем же, пойдем"

Если прохожий глядит равнодушно, 
Он улыбается; я трепещу;

Злобно кричу я: "Мне скучно! Мне душно?" 
Он повторяет: "Иди. Не пущу"

Там, где на улицу, в звонкую давку 
Взглянет и спрячется розовый лик, - 
Там мы войдем в многолюдную лавку, - 
Я - Арлекин, и за мною - старик.

О, если только заметят, заметят, 
Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! - 
Может быть, рядом со мной они встретят 
Мой же - лукавый, смеющийся взгляд!

Там - голубое окно Коломбины, 
Розовый вечер, уснувший карниз...
В смертном весельи - мы два Арлекина 
Юный и старый - сплелись, обнялись!

О, разделите! Вы видите сами:
Те же глаза, хоть различен наряд!..
Старый - он тупо глумится над вами, 
Юный - он нежно вам преданный брат!

Та, что в окне, - розовей навечерий, 
Та, что вверху, - ослепительней дня! 
Там Коломбина! О, люди! О, звери!
Будьте как дети. Поймите меня.

30 июля 1903 С Шахматово

 

 ВЕРБНАЯ СУББОТА

Вечерние люди уходят в дома. 
Над городом синяя ночь зажжена. 
Боярышни тихо идут в терема 
По улице веет, гуляет весна.

На улице праздник, на улице свет, 
И свечки и вербы встречают зарю. 
Дремотная сонь, неуловленный бред - 
Заморские гости приснились царю.

Приснились боярам... - Проснитесь, мы тут... 
Боярышня сонно склонилась во мгле 
Там тени идут и виденья плывут..
Что было на небе - теперь на земле...

Весеннее утро. Задумчивый сон. 
Влюбленные гости заморских племен 
И, может быть, поздних, веселых времен

Прозрачная тучка. Жемчужный узор. 
Там было свиданье. Там был разговор.

И к утру лишь бледной рукой отперлась, 
И розовой зорькой душа занялась.

1 сентября 1903 С.-Петербург

 

 * * *
 Иммануил Кант

Сижу за ширмой. У меня 
Такие крохотные ножки..
Такие ручки у меня,
Такое темное окошко...
Тепло и темно. Я гашу 
Свечу, которую приносят, 
Но благодарность приношу. 
Меня давно развлечься просят. 
Но эти ручки... Я влюблен 
В мою морщинистую кожу..
Могу увидеть сладкий сон, 
Но я себя не потревожу 
Не потревожу забытья, 
Вот этих бликов на окошке 
И ручки скрещиваю я, 
И также скрещиваю ножки. 
Сижу за ширмой. Здесь тепло 
Здесь кто то есть. Не надо свечки 
Глаза бездонны, как стекло. 
На ручке сморщенной колечки

18 октября 1903

 * * *

Когда я уйду на покой от времен, 
Уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон, 
Которым я цвел и дышал.

Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла, 
Которое билось во мне, 
Когда подходила Ты, стройно бела, 
Как лебедь, к моей глубине

Не я возмущал Твою гордую лень - 
То чуждая сила его.
Холодная туча смущала мой день, - 
Твой день был светлей моего.

Ты вспомнишь, когда я уйду на покой, 
Исчезну за синей чертой, - 
Одну только песню, что пел я с Тобой, 
Что Ты повторяла за мной.

1 ноября 1903