Блок Александр Александрович. (21)

Андрею Белому

Так. Я знал. И ты задул 
 Яркий факел, изнывая
 В дымной мгле. 
В бездне - мрак, а в небе - гул. 
 Милый друг! Звезда иная 
 Нам открылась на земле.

Неразлучно - будем оба 
Клятву Вечности нести. 
Поздно встретимся у гроба 
На серебряном пути.

Там - сжимающему руки 
Руку нежную сожму. 
Молчаливому от муки 
Шею крепко обниму

Так. Я слышал весть о новом!
Маска траурной души! 
В Оный День - знакомым словом 
Снова сердце оглуши!

И тогда - в гремящей сфере 
Небывалого огня - 
Светлый меч нам вскроет двери 
Ослепительного Дня.

1 ноября 1903

 * * *

Ты у камина, склонив седины, 
Слушаешь сказки в стихах. 
Мы за тобою - незримые сны 
Чертим узор на стенах

Дочь твоя - в креслах - весны розовей, 
Строже вечерних теней. 
Мы никогда не стучали при ней, 
Мы не шалили при ней.

Как у тебя хорошо и светло - 
Нам за стеною темно...
Дай пошалим, постучимся в стекло, 
Дай-ка - забьемся в окно!

Скажешь ты, тихо подняв седины 
"Стукнуло где-то, дружок?" 
Дочка твоя, что румяней весны, 
Скажет: "Там серый зверок"

1 ноября 1903

 * * *

Крыльцо Ее словно паперть 
Вхожу - и стихает гроза. 
На столе - узорная скатерть 
Притаились в углу образа.

На лице Ее - нежный румянец, 
Тишина озаренных теней. 
В душе - кружащийся танец 
Моих улетевших дней.

Я давно не встречаю румянца, 
И заря моя - мутно тиха. 
И в каждом кружении танца 
Я вижу пламя греха

Только в дар последним похмельям 
Эта тихая радость дана. 
Я пришел к ней с горьким весельем 
Осушить мой кубок до дна

7 ноября 1903

 РАССВЕТ

Я встал и трижды поднял руки. 
Ко мне по воздуху неслись 
Зари торжественные звуки, 
Багрянцем одевая высь.

Казалось, женщина вставала, 
Молилась, отходя во храм, 
И розовой рукой бросала 
Зерно послушным голубям.

Они белели где-то выше, 
Белея, вытянулись в нить 
И скоро пасмурные крыши 
Крылами стали золотить.

Над позолотой их заемной, 
Высоко стоя на окне, 
Я вдруг увидел шар огромный, 
Плывущий в красной тишине.

18 ноября 1903

 ФАБРИКА

В соседнем доме окна жолты. 
По вечерам - по вечерам 
Скрипят задумчивые болты, 
Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота, 
А на стене - а на стене 
Недвижный кто-то, черный кто-то 
Людей считает в тишине.

Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет 
Согнуть измученные спины 
Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся, 
Навалят на спины кули. 
И в жолтых окнах засмеются, 
Что этих нищих провели.

24 ноябре 1903

 * * *

Мы шли на Лидо в час рассвета 
Под сетью тонкого дождя. 
Ты отошла, не дав ответа, 
А я уснул, к волнам сойдя.

Я чутко спал, раскинув руки, 
И слышал мерный плеск волны. 
Манили страстной дрожью звуки, 
В колдунью-птицу влюблены.

И чайка - птица, чайка - дева 
Всё опускалась и плыла 
В волнах влюбленного напева, 
Которым ты во мне жила.

11 декабря 1903 С.-Петербург

 * * *

Мне гадалка с морщинистым ликом 
Ворожила под темным крыльцом. 
Очарованный уличным криком, 
Я бежал за мелькнувшим лицом.

Я бежал и угадывал лица, 
На углах останавливал бег. 
Предо мною ползла вереница 
Нагруженных, скрипящих телег.

Проползала змеей меж домами -
Я не мог площадей перейти...
А оттуда взывало: "За нами!" 
Раздавалось: "Безумный! Простив

Там - бессмертною волей томима, 
Может быть, призывала Сама...
Я бежал переулками мимо - 
И меня поглотили дома.

11 декабря 1908

 * * *
 Е. П. Иванову

Плачет ребенок. Под лунным серпом 
Тащится по полю путник горбатый. 
В роще хохочет над круглым горбом 
Кто-то косматый, кривой и рогатый.

В поле дорога бледна от луны. 
Бледные девушки прячутся в травы. 
Руки, как травы, бледны и нежны. 
Ветер колышет их влево и вправо.

Шепчет и клонится злак голубой. 
Пляшет горбун под луною двурогой. 
Кто-то зовет серебристой трубой. 
Кто-то бежит озаренной дорогой.

Бледные девушки встали из трав. 
Подняли руки к познанью, к молчанью. 
Ухом к земле неподвижно припав, 
Внемлет горбун ожиданью, дыханью.

В роще косматый беззвучно дрожит. 
Месяц упал в озаренные злаки. 
Плачет ребенок. И ветер молчит. 
Близко труба. И не видно во мраке.

14 декабря 1903

 * * *

Среди гостей ходил я в черном фраке. 
Я руки жал. Я, улыбаясь, знал:

Пробьют часы. Мне будут делать знаки. 
Поймут, что я кого-то увидал...

Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку. 
Ты скажешь: "Брось. Ты возбуждаешь смех". 
Но я пойму - по голосу, по звуку, 
Что ты меня боишься больше всех.

Я закричу, беспомощный и бледный, 
Вокруг себя бесцельно оглянусь. 
Потом - очнусь у двери с ручкой медной, 
Увижу всех... и слабо улыбнусь.

18 декабря 1903