Блок Александр Александрович. (31)

 ОСЕННЯЯ ВОЛЯ 
Выхожу я в путь, открытый взорам,
Ветер гнет упругие кусты,
Битый камень лег по косогорам,
Желтой глины скудные пласты.
Разгулялась осень в мокрых долах,
Обнажила кладбища земли,
Но густых рябин в проезжих селах
Красный цвет зареет издали'.
Вот оно, мое веселье, пляшет
И звенит, звенит, в кустах пропав!
И вдали, вдали призывно машет
Твой узорный, твой цветной рукав.
Кто взманил меня на путь знакомый,
Усмехнулся мне в окно тюрьмы?
Или - каменным путем влекомый
Нищий, распевающий псалмы?
Нет, иду я в путь никем не званый,
И земля да будет мне легка!
Буду слушать голос Руси пьяной,
Отдыхать под крышей кабака.
Запою ли про свою удачу,
Как я молодость сгубил в хмелю...
Над печалью нив твоих заплачу,
Твой простор навеки полюблю...
Много нас - свободных, юных, статных -
Умирает не любя...
Приюти ты в далях необъятных!
Как и жить и плакать без тебя!
 
 Июль 1905. Рогачевское шоссе 

 * * * 
Не мани меня ты, воля,
 Не зови в поля!
Пировать нам вместе, что ли,
 Матушка-земля?
Кудри ветром растрепала
 Ты издалека,
Но меня благословляла
 Белая рука...
Я крестом касался персти,
 Целовал твой прах,
Нам не жить с тобою вместе
 В радостных полях!
Лишь на миг в воздушном мире
 Оглянусь, взгляну,
Как земля в зеленом пире
 Празднует весну, -
И пойду путем-дорогой,
 Тягостным путем -
Жить с моей душой убогой
 Нищим бедняком.
 
 Июль 1905 

 * * * 
Оставь меня в моей дали',
Я неизменен. Я невинен.
Но темный берег так пустынен,
А в море ходят корабли.
Порою близок парус встречный,
И зажигается мечта;
И вот - над ширью бесконечной
Душа чудесным занята.
Но даль пустынна и спокойна -
И я всё тот же - у руля,
И я пою, всё так же стройно,
Мечту родного корабля.
Оставь же парус воли бурной
Чужой, а не твоей судьбе:
Еще не раз в тиши лазурной
Я буду плакать о тебе.
 
 Август 1905 

 * * * 
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, - плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
 
 Август 1905 

 * * * 
В лапах косматых и страшных
Колдун укачал весну.
Вспомнили дети о снах вчерашних,
Отошли тихонько ко сну.
Мама крестила рукой усталой,
Никому не взглянула в глаза.
На закате полоской алой
Покатилась к земле слеза.
"Мама, красивая мама, не плачь ты!
Золотую птицу мы увидим во сне.
Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,
А корабль уплывал к весне.
Он плыл и качался, плыл и качался,
А бедный матросик смотрел на юг:
Он друга оставил и в слезах надрывался, -
Верно, есть у тебя печальный друг?"
"Милая девочка, спи, не тревожься,
Ты сегодня другое увидишь во сне.
Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:
Одно и то же снится лишь мне..."
 
 Август 1905 

 * * * 
Там, в ночной завывающей стуже,
В поле звезд отыскал я кольцо.
Вот лицо возникает из кружев,
Возникает из кружев лицо.
Вот плывут ее вьюжные трели,
Звезды светлые шлейфом влача,
И взлетающий бубен метели,
Бубенцами призывно бренча.
С легким треском рассыпался веер, -
Ах, что значит - не пить и не есть!
Но в глазах, обращенных на север,
Мне холодному - жгучая весть...
И над мигом свивая покровы,
Вся окутана звездами вьюг,
Уплываешь ты в сумрак снеговый,
Мой от века загаданный друг.
 
 Август 1905 

 * * * 
Утихает светлый ветер,
Наступает серый вечер,
Ворон канул на сосну,
Тронул сонную струну.
В стороне чужой и темной
Как ты вспомнишь обо мне?
О моей любови скромной
Закручинишься ль во сне?
Пусть душа твоя мгновенна -
Над тобою неизменна
Гордость юная твоя,
Верность женская моя.
Не гони летящий мимо
Призрак легкий и простой,
Если будешь, мой любимый,
Счастлив с девушкой другой...
Ну, так с богом! Вечер близок,
Быстрый лёт касаток низок,
 Надвигается гроза,
 Ночь глядит в твои глаза.
 
 21 августа 1905 

 * * * 
В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
Всё, как было. Только странная
Воцарилась тишина.
И в окне твоем - туманная
Только улица страшна.
Словно что-то недосказано,
Что всегда звучит, всегда...
Нить какая-то развязана,
Сочетавшая года.
И прошла ты, сонно-белая,
Вдоль по комнатам одна.
Опустила, вся несмелая,
Штору синего окна.
И потом, едва заметная,
Тонкий полог подняла.
И, как время безрассветная,
Шевелясь, поникла мгла.
Стало тихо в дальней спаленке -
Синий сумрак и покой,
Оттого, что карлик маленький
Держит маятник рукой.
 
 4 октября 1905 

 * * * 
 Евгению Иванову 
Вот он - Христос - в цепях и розах
За решеткой моей тюрьмы.
Вот агнец кроткий в белых ризах
Пришел и смотрит в окно тюрьмы.
В простом окладе синего неба
Его икона смотрит в окно.
Убогий художник создал небо.
Но лик и синее небо - одно.
Единый, светлый, немного грустный -
За ним восходит хлебный злак,
На пригорке лежит огород капустный,
И березки и елки бегут в овраг.
И всё так близко и так далёко,
Что, стоя рядом, достичь нельзя,
И не постигнешь синего ока,
Пока не станешь сам как стезя...
Пока такой же нищий не будешь,
Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,
Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,
И не поблекнешь, как мертвый злак.
 
 10 октября 1905 
 * * * 
Так. Неизменно всё, как было.
Я в старом ласковом бреду.
Ты для меня остановила
Времен живую череду.
И я пришел, плющом венчанный,
Как в юности, - к истокам рек.
И над водой, за мглой туманной, -
Мне улыбнулся тот же брег.
И те же явственные звуки
Меня зовут из камыша.
И те же матовые руки
Провидит вещая душа.
Как будто время позабыло
И ничего не унесло,
И неизменным сохранило
Певучей юности русло.
И так же вечен я и мирен,
Как был давно, в годину сна.
И тяжким золотом кумирен
Моя душа убелена.
 
 10 октября 1905 

 * * * 
Прискакала дикой степью
На вспенённом скакуне.
"Долго ль будешь лязгать цепью?
Выходи плясать ко мне!"
Рукавом в окно мне машет,
Красным криком зажжена,
Так и манит, так и пляшет,
И ласкает скакуна.
"А, не хочешь! Ну, так с богом!"
Пыль клубами завилась...
По тропам и по дорогам
В чистом поле понеслась...
Не меня ты любишь, Млада,
Дикой вольности сестра!
Любишь краденые клады,
Полуночный свист костра!
И в степях, среди тумана,
Ты страшна своей красой -
Разметавшейся у стана
Рыжей спутанной косой.
 
 31 октября 1905 

 БРЕД 
Я знаю, ты близкая мне...
Больному так нужен покой...
Прильнувши к седой старине,
Торжественно брежу во сне...
С тобою, мой свет, говорю...
Пьяни, весели меня, боль! -
Ты мне обещаешь зарю?
Нет, с этой свечой догорю!
Так слушай, как память остра, -
Недаром я в смертном бреду...
Вчера еще были, вчера
Заветные лес и гора...
Я Белую Деву искал -
Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь?
Я Древнюю Деву искал,
И рог мой раскатом звучал.
Вот иней мне кудри покрыл,
Дыханье спирала зима...
И ветер мне очи слепил,
И рог мой неверно трубил...
Но слушай, как слушал тогда
Я голос пронзительных вьюг!
Что было со мной в те года, -
Тому не бывать никогда!..
Я твердой стопою всхожу -
О, слушай предсмертный завет!..
В последний тебе расскажу:
Я Белую Деву бужу!
Вот спит Она в облаке мглы
На темной вершине скалы,
И звонко взывают орлы,
Свои расточая хвалы...
Как странен мой траурный бред!
То - бред обнищалой души...
Ты - свет мой, единственный свет.
Другой - в этом трауре нет.
Уютны мне черные сны.
В них память свежеет моя:
В виденьях седой старины,
Бывалой, знакомой страны...
Мы были, - но мы отошли,
И помню я звук похорон:
Как гроб мой тяжелый несли,
Как сыпались комья земли.
 
 4 ноября 1905 

 СКАЗКА О ПЕТУХЕ И СТАРУШКЕ 
Петуха упустила старушка,
Золотого, как день, петуха!
Не сама отворилась клетушка,
Долго ль в зимнюю ночь до греха!
И на белом узорном крылечке
Промелькнул золотой гребешок...
А старуха спускается с печки,
Всё не может найти посошок...
Вот - ударило светом в оконце,
Загорелся старушечий глаз...
На дворе - словно яркое солнце,
Деревенька стоит напоказ.
Эх, какая беда приключилась,
Впопыхах не нащупать клюки...
Ишь, проклятая, где завалилась!..
А у страха глаза велики:
Вон стоит он в углу, озаренный,
Из-под шапки таращит глаза...
А на улице снежной и сонной
Суматоха, возня, голоса...
Прибежали к старухину дому,
Захватили ведро, кто не глуп...
А уж в кучке золы - незнакомый
Робко съежился маленький труп...
Долго, бабушка, верно искала,
Не сыскала ты свой посошок...
Петушка своего потеряла,
Ан, нашел тебя сам петушок!
Зимний ветер гуляет и свищет,
Всё играет с торчащей трубой...
Мертвый глаз будто всё еще ищет,
Где пропал петушок... золотой.
А над кучкой золы разметенной,
Где гулял и клевал петушок,
То погаснет, то вспыхнет червонный
Золотой, удалой гребешок.
 
 11 января 1906