Блок Александр Александрович. (40)

 * * * 
Твое лицо бледней, чем было
В тот день, когда я подал знак,
Когда, замедлив, торопила
Ты легкий, предвечерний шаг.
Вот я стою, всему покорный,
У немерцающей стены.
Что' сердце? Свиток чудотворный,
Где страсть и горе сочтены!
Поверь, мы оба небо знали:
Звездой кровавой ты текла,
Я измерял твой путь в печали,
Когда ты падать начала.
Мы знали знаньем несказа'нным
Одну и ту же высоту
И вместе пали за туманом,
Чертя уклонную черту.
Но я нашел тебя и встретил
В неосвещенных воротах,
И этот взор - не меньше светел,
Чем был в туманных высотах!
Комета! Я прочел в светилах
Всю повесть раннюю твою,
И лживый блеск созвездий милых
Под черным шелком узнаю!
Ты путь свершаешь предо мною,
Уходишь в тени, как тогда,
И то же небо за тобою,
И шлейф влачишь, как та звезда!
Не медли, в темных те'нях кроясь,
Не бойся вспомнить и взглянуть.
Серебряный твой узкий пояс -
Сужденный магу млечный путь.
 Март 1906 

 НЕЗНАКОМКА 
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
 "In vino veritas!"* кричат. {* - "Истина в вине!" (лат.). - Ред. } 
 
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
 24 апреля 1906. Озерки 

 * * * 
Там дамы щеголяют модами,
Там всякий лицеист остер -
Над скукой дач, над огородами,
Над пылью солнечных озер.
Туда мани'т перстами алыми
И дачников волнует зря
Над запыленными вокзалами
Недостижимая заря.
Там, где скучаю так мучительно,
Ко мне приходит иногда
Она - бесстыдно упоительна
И унизительно горда.
За толстыми пивными кружками,
За сном привычной суеты
Сквозит вуаль, покрытый мушками,
Глаза и мелкие черты.
Чего же жду я, очарованный
Моей счастливою звездой,
И оглушенный и взволнованный
Вином, зарею и тобой?
Вздыхая древними поверьями,
Шелками черными шумна,
Под шлемом с траурными перьями
И ты вином оглушена?
Средь этой пошлости таинственной,
Скажи, что' делать мне с тобой -
Недостижимой и единственной,
Как вечер дымно-голубой?
 Апрель 1906 - 28 апреля 1911 

 * * * 
Передвечернею порою
Сходил я в сумерки с горы,
И вот передо мной - за мглою -
Черты печальные сестры.
Она идет неслышным шагом.
За нею шевели'тся мгла,
И по долинам, по оврагам
Вздыхают груди без числа.
"Сестра, откуда в дождь и холод
Идешь с печальною толпой,
Кого бичами выгнал голод
В могилы жизни кочевой?"
Вот подошла, остановилась
И факел подняла во мгле,
И тихим светом озарилось
Всё, что незримо на земле.
И там, в канавах придорожных,
Я, содрогаясь, разглядел
Черты мучений невозможных
И корчи ослабевших тел.
И вновь опущен факел душный,
И, улыбаясь мне, прошла -
Такой же дымной и воздушной,
Как окружающая мгла.
Но я запомнил эти лица
И тишину пустых орбит,
И обреченных вереница
Передо мной всегда стоит.
 
 Сентябрь 1906 
 
 ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ 
Мы встретились с тобою в храме
И жили в радостном саду,
Но вот зловонными дворами
Пошли к проклятью и труду.
Мы миновали все ворота
И в каждом видели окне,
Как тяжело лежит работа
На каждой согнутой спине.
И вот пошли туда, где будем
Мы жить под низким потолком,
Где прокляли друг друга люди,
Убитые своим трудом.
Стараясь не запачкать платья,
Ты шла меж спящих на полу;
Но самый сон их был проклятье,
Вон там - в заплеванном углу...
Ты обернулась, заглянула
Доверчиво в мои глаза...
И на щеке моей блеснула,
Скатилась пьяная слеза.
Нет! Счастье - праздная забота,
Ведь молодость давно прошла.
Нам скоротает век работа,
Мне - молоток, тебе - игла.
Сиди, да шей, смотри в окошко,
Людей повсюду гонит труд,
А те, кому трудней немножко,
Те песни длинные поют.
Я близ тебя работать стану,
Авось, ты не припомнишь мне,
Что я увидел дно стакана,
Топя отчаянье в вине.
 Сентябрь 1906 

 В ОКТЯБРЕ 
Открыл окно. Какая хмурая
 Столица в октябре!
Забитая лошадка бурая
 Гуляет на дворе.
Снежинка легкою пушинкою
 Порхает на ветру,
И елка слабенькой вершинкою
 Мотает на юру.
Жилось легко, жилось и молодо -
 Прошла моя пора.
Вон - мальчик, посинев от холода,
 Дрожит среди двора.
Всё, всё по старому, бывалому,
 И будет как всегда:
Лошадке и мальчишке малому
 Не сладки холода.
Да и меня без всяких поводов
 Загнали на чердак.
Никто моих не слушал доводов,
 И вышел мой табак.
А всё хочу свободной волею
 Свободного житья,
Хоть нет звезды счастливой более
 С тех пор, как за'пил я!
Давно звезда в стакан мой канула, -
 Ужели навсегда?..
И вот душа опять воспрянула:
 Со мной моя звезда!
Вот, вот - в глазах плывет манящая,
 Качается в окне...
И жизнь начнется настоящая,
 И крылья будут мне!
И даже всё мое имущество
 С собою захвачу!
Познал, познал свое могущество!..
 Вот вскрикнул... и лечу!
Лечу, лечу к мальчишке малому,
 Средь вихря и огня...
Всё, всё по старому, бывалому,
 Да только - без меня!
 
 Октябрь 1906