Брейтен Брейтенбах (2)

ПРИЧАСТИЕ

Теперь спи зарывшись лицом в подушку

словно прислушиваясь к тайне

прикрыв глаза отдыхают ресницы как изгороди

вокруг запертых монастырей зрачков

кружась в светлой воронке бытия чаше света

крике жизни боли познания

ты живешь лишь одно мгновение

твои ребра волнуются коралловые рифы твоих волос

сверлят кровь и тупятся о кость

эта секунда до вопля наслаждения шлифует все вокруг

теперь когда ветры приносят дождь к ставням и дверям

темное удушье

спи зарывшись лицом в подушку словно прислушиваясь к ударам весел

в твоей крови ты бабочка трепещущего света

чей скелет уже готов рассыпаться в прах

(когда эта кровь сгустится когда бледное станет голубым)

(когда кости захрустят белые вороны с кошачьими глазами станут терзать тебя)

(их птенцы найдут себе корм в гнезде твоего живота)

...твой труп и мой труп

солнце станет маленьким

клевер покроется ржавчиной

слепые зеркала

темный замкнутый круг оконных стекол

зеленая ночь без конца

теперь спи я уткнусь носом в букет твоего затылка

как зрел как пьянящ аромат затылка

ты жива

ты изысканный цветок из пульсирующей слоновой кости

ты глубока как чашечка гардении тиха как арум

теперь спи шевельнись ты ломаешь свет руками

пар в углублениях твоей шеи как наркотик

тебе в жертву приношу я эти руки полные воздуха

возьми

ешь пей живи

возьми также и мои руки и сок моего тела

улыбнись еще раз во сне мой цветок мой плод

ты не слышишь как ночь вгрызается в крышу над нашими головами

ПЫЛАЮЩИЙ МИНДАЛЬ

- быстро вечер приходит:

ветер к земле приближает седые порывы

и деревья колеблют свои кровеносные кроны,

у моря влажнеют глаза

это прекрасно когда расцветает миндаль

- море красуется в первом черном костюме

и старается к нам повернуться спиной

деревья мерцая склоняются к морю,

лижет почву молочное стадо

это прекрасно когда расцветает миндаль

- ветра сухого порывы глотает ослица,

больше не блеет коза

вымя овцы незаметно твердеет,

свирельщик-пастух ускользает по нотам холмов

это прекрасно когда расцветает миндаль

- как летние птицы летят под поблекшей луной

умирая,

как ящерица меж камней продвигается шариком ртути

чтобы жить

это прекрасно когда расцветает миндаль

- не тогда ли случается нам задрожать

и почуять в глазах теплоту и увидеть

миндальное пламя свечи

и понять как торопится кровь к напряженным рукам?

я приду и тебя обрету ты я знаю прекрасна,

одетые белым холмы начнут осыпать лепестки

время настанет купания в море искристом

и день так нескоро взойдет на притихшие кроны

- ибо снова миндаль язычки зажигает свои

ДЫРА В ВОЗДУХЕ

мой дом долговяз

я живу на чердаке

высоко-высоко

и я счастлив здесь

горит огонь

в дымоходе посвистывает

изредка в двери

стучится гость

я открываю окно

и солнце погружает

жаркий язык

в стакан с вином

что я держу в руке

мне не на что жаловаться

иногда тысячеглазый дождь

смотрит в оконные стекла

но у меня не потанцуешь

и капли скользят по стеклу

как головастики

у меня есть стол и стулья

книги и апельсины

женщина

и постель с отпечатком моего тела

по вечерам мой дом обсерватория

перед объективом тихо останавливается повозка

и вылезает марсианин

он теребит меня

и оставляет ветер в моих ботинках

нет спасибо я счастлив здесь

горит огонь

в дымоходе посвистывает

я раскидываю руки

крикливые голуби мчатся в небе

политики и другие идиоты

толкуют

что моя жизнь бессмысленна

как могила или дыра в воздухе

но я счастлив здесь

утром мой дом корабль

я стою на носу

спустив с пальца свинцовый лот

берег неизвестен

корни деревьев толщиной в ярд

сверкают в иллюминаторе

дерево:

дерево отращивает рыжие волосы

и прочие органы

в конце концов листья

превращаются в кулаки

линяют и умирают

как старые алые розы

мой дом крепок

я бегаю внутри

как язык во рту

мертвый язык?

гнилая кость?

о земля дрожит

стены прозрачны

пол уходит из-под ног:

двери скрипят

вино скисло

снег идет летом

и дождь нацепил очки

и в придачу у него

узкие розовые ручонки

но я счастлив здесь

МОЙ КРАЙ

там откуда я иду мир еще зелен

там нет ни транспорта ни билетов

он красив и мерзок но прежде всего живуч и слеп

как нарисованная муха

алоэ хворают но цветут сладостно как никогда

должности пышно цветут

побегами иллюзий:

крылатые лягушки воркуют без передышки,

киты по вечерам обдают паром блестящие дюны

в то время как вулканы из последних сил сдерживают желчь

солнце сверкает и тучи исходят дождем

деревья дрожат и от страха становятся спичками

коровы блеют и писают молоком

собаки имеют полное право пойти в полицию

таковы краеугольные камни;

только люди неподвижны

белые и черные и прочие

в равной мере расстрелянные на скалах

и каждый отдельно превращается в зеленое гуано

посылка

я изображаю себя но я посол

я всего лишь

белый голос юга где чайки над морем

ЗАВЕТ ПОВСТАНЦА

дай мне перо

чтобы мог я пропеть

о неистребимости жизни

дай мне время года

чтобы небу в зрачки заглянуть

когда белизною взрываются персиковые дерева

тирания обречена

пусть матери плачут

путь груди иссохнут

тела обесплодят

лишь бы стал ни к чему эшафот

дай мне любовь

чтобы прахом она не прошла между пальцев

дай мне любовь

чтоб такую же я тебе отдал

дай мне сердце

чей стук непрестанен

что сильней застучит отвечая на стук

голубиного клюва в ночное стекло

жестокого как пулеметная строчка

дай мне сердце дай фабрику крови

что цветением радости

брызнуть способно

ибо кровь и сладка и прекрасна

неподдельна неистребима

я погибнуть хочу до того как умру

сохранив плодоносную кровь

сохранив ее алой еще не успевшей позволить

черным сомнениям выпасть в осадок

дай мне губы

и дай мне чернил

чтобы я молоком написал

объясненье в любви к земле

день за днем будет сладость расти

истаивать горечь

чтобы сладостью полнилось лето

пусть приходит оно

без повязок для глаз без ворон

пусть на бывшем позорном столбе

алые персики зреют

песнь любви подари мне

и голубя мира

чтобы песнь из утробы рвалась

песнь о неистребимости жизни

ибо я умирая глаза не закрою

чтобы вовеки жила моя алая песнь

МЫ ПОБЕДИМ

"Тело Джона Брауна

покоится в земле"

человек не торопясь шагает по траве

негатив почти засвеченный

но совершенно ясный

но помнит человек под снегом спит земля, его земля,

черная и полная червей

каплю крови в тряпку завернув,

прячет ком бесформенный и грязный

нужно сохранить,

потомки спросят

сердце его - это страха клубок

человек не герой

он знает его повесят

потому что он был духом нищ

и пытался верить

ноги его у стены

принимают прощанье травы

он руки свои отдает палачу

в сознании меркнет надежда

шесть часов когда погаснет день

виселица приберет его

явит золотое триединство

в воздухе две ноги

и бесперая птица

к счастью это лишь нестройный стих

жесткие слова

в книге

ПО ДОРОГЕ К ЮЖНОМУ КРЕСТУ

Там больше нет ни прожекторов

ни городов срастающихся друг с другом

ни дворцов с гаремами ни великанов-стражей

последние нефтяные факелы Сахары позади

и за толстым стеклом лишь бледные пятна света

над крылом и фюзеляжем

намек на фонарики звезд

Сияющее облако на вершине горы

по левому борту: божество витания в эмпиреях

чуть ли не суть белизны

и в то же время молитва о ливне

Потому что вот так пролететь над Африкой

чистой воды абстракция

разговаривать в металлическом брюхе птицы

на мягких сиденьях

над жгучим континентом воплей совы

пота пигмеев руин пирамид джунглей

и внезапных прозрений о страхе и самозабвении

таковы птицы моего языка

Внизу теплынь - я знаю

мы видим отсюда лишь серебристую пыль звезд и романтики

внизу же в земной пыли запыхались распарившись серые звери

там не зеленеют ни трава ни деревья

Зелень это Европа уход и орошение:

каждая амстердамская лужа располагает

личными корабликами облаком и голубой невинностью;

базельский снег как нашествие

мирной саранчи

мягкий и нежный скрип втиснутый между землей и подошвой

чтобы установить принадлежность и предназначить

только щемит временами от голоса Боба Дилана

(сие уже кунсткамера Америки и колба

заспиртованного психоза: может быть и это

квинтэссенция белизны и молитва о плодородии?)

Но в Бенгази висит африканская пыль так

что не продохнуть там иные деревья дышат и плодоносят

и возносят к небу облачки белых плодов

десерт Южного Креста:

где скорее всего я в себе свой исток и теченье

смогу сочетать

чтобы вновь познавать: как-никак познание

оно бесконечно

(или нет?)

Африка моя Африка

земля воплотившая Бога

ты не должна быть абстракцией

во плоти моих плодоносящих звездами

воспоминаний

ты плазма крови моей ты мой костный мозг

мое семя облачная оболочка соитие

беспредельный цветок твоей ночи о титан концентрации

паук твоего дня горе бездонного сердца

ты можешь не существовать как понятие

но должна - выпадая в осадок

Африка - составлять мое я

ЧЕРНЫЙ ГОРОД

прежде всего защитись от горечи, черное дитя,

забудь, что такое мечтать;

старайся не задохнуться, когда будешь шарить

воспаленными глазами в ведре для отбросов;

не растолстей, не дай разлиться желчи,

что течет по твоим фосфорно-синим венам

(ведь у тела и трупа общего - только первая буква),

лучше подрезай и держи в порядке свою папайю

и помни, что облака плывут и для тебя тоже

и крысы едят уличное дерьмо

я хочу вспомнить о черном городе, черное дитя,

где ты среди других созреваешь для мрачного света;

морские чайки танцуют над берегом, как алые воздушные шары

ты тоже можешь смеяться и не церемониться,

ласкать море и строить деревни из песка

и бегать, высунув язык, от развлечения к развлечению

особенно берегись горечи липкой черной папайи,

черное дитя,

тот, кто вкусит ее, умирает на штыке

или в одиночестве

умирает в библиотеке

взгляни, над морем восходит солнце

и у него есть правая и левая рука

оно будет коричневым

таким теплым и таким коричневым как петушиное горло

(Лоренсу-Маркес)

ДО ВСТРЕЧИ, КАПСТАД

чудище с черным горбом на спине: гора

бледные саваны скал и холмов: город

скатерть восточная пестрая ткань: море

горная твердь место для кладбища данное

вечная остановка на полпути

норная тварь приданое

да будет позволено мне отыскать вне пределов твоих

целебное древо Ионы

будь ты женщиной я сошел бы с ума

от запаха кожи твоей от пульса рыжих веснушек

любовь моя допотопная девка

пошлая вертихвостка замарашка вздорная ведьма

но ты даже не думаешь о материнстве

ты убиваешь себя выкидывая младенцев

хлещет вода из раны между набережной и бортом парохода

о Капстад, Кап-капризница, капсула слез,

ты что ловишь капканом капли сердец

я хотел бы воспеть тебя шепотом розы

но уста и язык мой остались с тобой

Парень с тачкой ржавой в пыли: город

проткнувший воздух подъемный кран законодательства: гора

бутылочные осколки сценической оргии: море

от еще не развернутого но уже разделившего нас расстояния

до свирели сатира в зеленой ладони листвы обнимающей бухту

и квартала малайского припавшего к желчным сосцам

всю тебя так люблю я в эту минуту

словно ты мне пригрезилась

заплесневевшая роза у ног народа

О Капстад, Кап-капризница, капсула слез

ты что ловишь капканом капли сердец

я хотел бы воспеть тебя любящими устами

но ты оставила мне лишь рану на месте уст

Самый прекрасный берег на всем побережьи

самое страстное солнце во всем полушарии

самый лазурный ветер какого нигде не найдешь

цивилизация мстит крысы твои еще не бегут

но смерть выжидает в воде

о Капстад, Кап-капище, Кап-капризница, капсула слез

теперь мы разлучены

ты подернута слабым мерцанием мутно-соленых жемчужин

но я обернусь и буду смотреть на тебя

поверх заповедников с заключенными там временами года

и фейерверков клокочущих в горле морской чайки

и однажды взорву раковину твоих зрачков

и створки с трудом приоткрыв

подставлю ветру твои смертельно раненые глаза

чтобы ты стала землею доброй надежды