Меню
Назад » »

Бродяжничество

Бродяжничество — 1) одна из форм крайней социальной дезадаптации и маргинальности индивида, выражающаяся в отсутствии постоянного места жительства, работы и стабильного дохода; 2) социально-психологические проявления патохарактерологических и иных личностных расстройств, выражающиеся в периодически возникающей и часто компульсивной потребности в резкой смене социального окружения, в неспособности к полноценной интеграции в группах членства и к установлению партнерских отношений, в поведенческой ригидности, в отсутствии мотивации достижения, в отчетливо выраженной предрасположенности к асоциальной активности и т. п.


Проблема бродяжничества рассматривается многими авторами прежде всего применительно к молодежной среде. При этом сам термин "бродяжничество" часто выступает как рядоположенный с терминами "беспризорность" и "безнадзорность" и, более того в неразрывной связке с последними (А. В. Глаголева). Подобный подход совершенно оправдан при изучении социальных и социально-педагогических аспектов данных явлений. Однако, если говорить о специфической социально-психологической реальности, именно "бродяжничество" выступает в данном случае родовым понятием. В этом смысле беспризорность и безнадзорность можно рассматривать как социальные факторы, провоцирующие бродяжничество и в то же время выступающие в качестве одних из возможных его следствий. Совершенно не случайно бродяжничество является актуальной проблемой и объектом социально-психологических исследований во многих странах Западной Европы и в США, где в значительной степени отсутствуют или минимизированы социальные и экономические причины беспризорности и безнадзорности, актуальные для современной России.

По сути дела, речь идет о достаточно универсальном социально-психологическом феномене, имеющем устойчивые и отчетливо выраженные признаки. Надо сказать, что еще в конце XIX в. бродяжничество стали рассматривать как психологическую, точнее психиатрическую проблему. Было введено даже специальное понятие "пориомания" — "инстинкт бродяжничества" или "болезненное миграционное состояние", обозначавшее особый вид патологии личности, этиологически связанной с эпилепсией (А. В. Глаголева). Позднее психиатры и клинические психологи в качестве первопричины бродяжничества называли психопатии различного генеза. Эти гипотезы, хотя и подвергались критике, позднее получили подтверждение в многочисленных исследованиях, в частности, В. А. Жмурова, В. В. Ковалева, М. В. Коркиной и др. В результате этих исследований список как психических, так и иных расстройств, рассматриваемых в качестве первопричин бродяжничества был существенно расширен. К ним, в том числе, были отнесены шизофрения, невротические расстройства, задержки развития, ранние стадии различных органических поражений и т. п.

При том, что бродяжничество безусловно может выступать как своеобразный симптомокомплекс перечисленных патологий, практика показывает, что в целом ряде случаев к нему склонны лица и в первую очередь подростки, не имеющие отчетливо выраженных психических и иных патологий. Гораздо более универсальными причинами бродяжничества являются совершенно определенные особенности психосоциального развития личности, в частности, негативное разрешение базисных конфликтов четырех первых стадий эпигенетического цикла и как следствие крайняя степень психосоциальной спутанности, либо негативной идентичности.

Так, разрешение первого базисного конфликта в пользу недоверия влечет за собой временную спутанность или утрату временной перспективы в зрелом возрасте. Это приводит к тому, что в субъективном восприятии индивида, "каждая отсрочка становится обманом, каждое ожидание — переживанием бессилия, каждая надежда — опасностью, каждый план — катастрофой, каждый возможный помощник — потенциальным изменником"47. Отсюда — психологическое "цепляние" за прошлое, попытки проживать его снова и снова, тем самым, как бы поворачивая время вспять, в сочетании со стремлением "законсервировать" настоящее, чтобы избежать неисчислимых и неизбежных опасностей и неприятностей, затаившихся в будущем. Другим проявлением утраты временной перспективы является патологическая фиксация на будущем. Патологическая в том смысле, что будущее выступает не как естественное продолжение настоящего момента в рамках единого жизненного цикла, но как отдаленная абстрактная возможность, оторванная от текущей реальности. К классическим примерам такого рода можно отнести буквально-догматическое восприятие религиозных учений, социальные и личностные утопии и т. п. Во всех своих проявлениях временная спутанность влечет за собой бегство от реальности. Как фиксация на прошлом в сочетании со стремлением "заморозить" настоящее, так и фиксация на будущем, направлены в конечном счете на создание параллельных миров, в которых индивид ищет убежища от опасностей и дискомфорта, не заслуживающего его доверия реального мира. Вполне понятно, что такие индивиды совершенно не способны к реальной близости и установлению не только подлинно партнерских, но и вообще сколько-нибудь стабильных межличностных отношений. Отметим, что в рамках психосоциального подхода шизофрения и психозы этиологически связаны именно с ярко выраженным негативным разрешением первого базисного конфликта развития.

Негативное развитие на второй психосоциальной стадии приводит, по мнению Э. Эриксона, к формированию болезненного самоосознования как антитезы свободной воли и уверенности в себе. Такое самоосознование направлено на фиксацию "противоречия между самооценкой, образом "я” автономной личности и образом "самого себя” в глазах окружающих"48.

Вполне очевидно, что самооценка индивида с генерализированным чувством стыда и сомнения, как правило, "заморожена" на предельно низком уровне. И чем ниже этот уровень, тем яростнее отвергается вообще любое, а не только критическое мнение о собственной персоне со стороны социального окружения. Как отмечает Э. Эриксон, "тотальное разрушение самооценки у наших пациентов резко контрастирует с нарциссическим и снобистским презрением к мнению других". В этом суть патологического парадокса самоосознования как деструктивного вклада в спутанность идентичности. Это ничто иное, как примитивная форма защиты, позволяющая "сохранить шаткую уверенность в себе в противовес чувству сомнения и стыда"49.

Типичным проявлением самоосознования индивида в социальной жизни является неспособность устанавливать полноценные партнерские отношения, привнесение в любой вопрос личностно-аффективного содержания. Не случайно Э. Эриксон тесно увязывал феномен самоосознавания с негативным разрешением конфликта "доверие против недоверия": "Самоосознование — новая редакция того первоначального сомнения, которое касалось возможности доверия родителей и самого ребенка только в отрочестве; однако, такое сомнение имеет отношение и к вопросу надежности всего периода детства, которое теперь остается позади, и возможности доверия всему социальному универсуму, перед лицом которого он стоит". В качестве компенсаторного механизма поведенческой патологии такого рода часто выступает гипертрофированная тяга к идентификации с группой, "посредством которой недостаточная уверенность в себе может на время замаскироваться "групповой” уверенностью"50. При этом, поскольку такой индивид оказывается патологически неспособен найти сколько-нибудь приемлемый баланс между самооценкой и восприятием себя другими членами группы, все, как правило, ограничивается принятием им внешней групповой атрибутики в сочетании с формальными групповыми нормами. То есть проживание даже первой стадии вхождения личности в группу (стадии адаптации) происходит лишь частично. В результате наступает быстрое и, что существенно важно, взаимное, разочарование и отвержение, и индивид превращается в "вечного странника", бесконечно ищущего приемлемую социальную нишу и не способного ее найти.

Разрешение третьего кризиса детства в пользу вины влечет за собой, с точки зрения Э. Эриксона, тотальную ролевую фиксацию как альтернативу здоровому чувству цели и свободному ролевому экспериментированию. При этом происходит регрессия к тотальному кризису доверия и "...выбор саморазрушительной роли часто остается единственной приемлемой формой инициативы на пути назад и наверх, осуществляемой в форме полного отказа от амбиций, что только и позволяет полностью избежать чувства вины"51. На уровне социального функционирования личности, это обычно находит выражение в установке на полный отказ от мотивации достижения, тотальной приверженности позиции "маленького человека", от которого "мало что зависит". Такие люди склонны к демонстративному, часто аффективному поведению, обычно направленному на "обыгрывание" темы "несчастливой судьбы". Еще одним классическим проявлением тотальной ролевой фиксации является крайняя как интеллектуальная, так и поведенческая ригидность.

Негативный вклад в спутанность идентичности, связанный с разрешением четвертого кризиса психосоциального развития в пользу неуспешности, выражается в неспособности индивида работать или стагнации действия, являющейся, по мнению Э. Эриксона, "...логическим следствием глубокого чувства неадекватности собственных общих возможностей". В социальном аспекте это приводит не только к очевидному ограничению потенциала индивида в смысле перспектив карьерного роста, самореализации в профессиональной деятельности и т. п., но зачастую, полностью парализует всякую созидательную активность личности. Компенсаторная реакция в таких случаях не редко проявляется в форме агрессивных и социопатических действий. Не случайно, по наблюдениям Э. Эриксона, "общим для шизоидов и делинквентов является недоверие к самим себе, неверие в возможность когда-нибудь совершить что-либо полезное"52.

Закономерным итогом такого выраженно патологического психосоциального развития в детстве является спутанности идентичности или формирование негативной идентичности в подростковом возрасте (см. "Идентичность"). Первая в буквальном смысле толкает индивида к бесконечным скитаниям в поисках ответа на жизненно важный вопрос "Кто я?", вторая к асоциальной и, более того, антисоциальной активности.

Результаты современных исследований бродяжничества вполне укладываются в рамки приведенной схемы. Как отмечает А. В. Глаголева, "большинство исследователей: Л. А. Грищенко (1988), Б. Н. Алмазов (2000), А. Рожков (1997), А. А. Реан (2000), Е. Г. Слуцкий (1998), А. М. Нечаева (2001), S. Morich (1999), P. Peterich (2001) и др. — рассматривают проблему бродяжничества несовершеннолетних как один из вариантов компенсаторного поведения в конфликтной ситуации, неадекватной реакции на неблагополучную обстановку воспитания в семье, школе"53. При этом "побег из дома ... следует рассматривать не просто как удаление из семьи, где назрела конфликтная ситуация, а как перемещение ребенка в социальную среду бродяжничества несовершеннолетних, как приобщение к "уличному племени”, где есть свои нравы, обычаи, привычки, нормы и закономерности поведения. С таким перемещением связано усвоение новых норм, ценностей: подросток меняет субъектов идентификации, меняется ее нравственное и правовое сознание"54. К аналогичным выводам пришли и некоторые зарубежные исследователи. Так, С. Мориц "...описывает поведение уличных детей, на примере гамбургских подростков. Уличные дети — это молодежь от 13 до 16 лет, которая преимущественно была брошена на "общественное воспитание”, т. е. воспитание улицы. Эти дети образовывали определенные сообщества — "союзы молодежи”. Контакт этих детей ограничивался контактом с подобными им группировками. Поэтому компенсация значимых для них контактов оказалась для них чрезвычайно трудной"55.

Рассмотрение проблемы бродяжничества через призму психосоциального подхода позволяет, в частности, ответить на вопрос, каким образом формируется склонность к бродяжничеству в социально совершенно благополучных семьях. Как отмечал Э. Эриксон, "...степень доверия, определяемая самым ранним детским опытом, по-видимому, не зависит от абсолютного количества еды или демонстраций любви, а зависит от качества связей ребенка с матерью"56. Хотя данное высказывание напрямую относится к первой стадии эпигенетического цикла, в метафорическом смысле оно применимо и к последующим стадиям развития в детстве и юности. Хотя материальные условия и играют совершенно определенную роль тем не менее решающим фактором выступает способность референтных фигур поддерживать детскую витальность через установления отношений и способов взаимодействия адекватных актуальным потребностям развития.

Между тем, согласно данным А. В. Глаголевой, "в современной действительности дети, развивающиеся в благоприятной социально-экономической обстановке, также находятся в ситуации дефицита внимания со стороны родителей. ... Ребенка с раннего детства обучают иностранным языкам, развивают музыкальные и спортивные способности. В семье просто не хватает времени на совместный отдых, общение, игры. Ребенок в такой семье находится в ситуации неудовлетворенной эмоциональной близости с родителями, которая затем трансформируется в отчуждение и полную изоляцию. У родителей недостает теплоты и нежности при общении с ребенком, а нередко и понимания его основных потребностей, возрастных и индивидуальных особенностей. Свои потребности в теплом и неформальном общении с родителями он начинает удовлетворять в неформальном общении со сверстниками, что создает условия для формирования асоциального и антисоциального поведения". Хотя трудно согласиться с однозначным утверждением о том, что неформальное общение со сверстниками создает условия для антисоциального поведения (такого рода общение, начиная с достаточно раннего возраста является совершенно необходимым условием полноценного развития личности), вывод А. В. Глаголевой о том, что существует прямая взаимосвязь между дефицитом эмоциональных контактов в семье и тем, что "правоохранительные органы неоднократно фиксировали детей из семей с социально-экономическим достатком в среде беспризорников, наркоманов, проституток"57, представляется вполне обоснованным.

Прямой профессиональной обязанностью практического социального психолога, работающего в образовательной сфере, является своевременное выявление "группы" риска с точки зрения склонности к бродяжничеству и организация профилактических программ, включающих работу с родителями, педагогами и школьной администрацией, а также мероприятия, направленные на предотвращение распространения бродяжничества в курируемом сообществе через социальное заражение. Понятно, что именно в рамках должностных обязанностей психолога оказывается необходимость осуществления психокоррекционного и социально-реабилитационного воздействия на лиц, склонных или подверженных бродяжничеству.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar