Чехов Антон Павлович (443)

ПИСАТЕЛЬ    В комнате, прилегающей к чайному магазину купца Ершакова, за высокой конторкой сидел сам Ершаков, человек молодой, по моде одетый, но помятый и, видимо, поживший на своем веку бурно. Судя по его размашистому почерку с завитушками, капулю и тонкому сигарному запаху, он был не чужд европейской цивилизации. Но от него еще больше повеяло культурой, когда из магазина вошел мальчик и доложил:    -- Писатель пришел!    -- А!.. Зови его сюда. Да скажи ему, чтоб калоши свои в магазине оставил.    Через минуту в комнатку тихо вошел седой, плешивый старик в рыжем, потертом пальто, с красным, помороженным лицом и с выражением слабости и неуверенности, какое обыкновенно бывает у людей, хотя и мало, но постоянно пьющих.    -- А, мое почтение... -- сказал Ершаков, не оглядываясь на вошедшего. -- Что хорошенького, господин Гейним?    Ершаков смешивал слова "гений" и "Гейне", и они сливались у него в одно -- "Гейним", как он и называл всегда старика.    -- Да вот-с, заказик принес, -- ответил Гейним. -- Уже готово-с...    -- Так скоро?    -- В три дня, Захар Семеныч, не то что рекламу, роман сочинить можно. Для рекламы и часа довольно.    -- Только-то? А торгуешься всегда, словно годовую работу берешь. Ну, показывайте, что вы сочинили?    Гейним вынул из кармана несколько помятых, исписанных карандашом бумажек и подошел к конторке.    -- У меня еще вчерне-с, в общих чертах-с... -- сказал он. -- Я вам прочту-с, а вы вникайте и указывайте в случае, ежели ошибку найдете. Ошибиться не мудрено, Захар Семеныч... Верите ли? Трем магазинам сразу рекламу сочинял... Это и у Шекспира бы голова закружилась.    Гейним надел очки, поднял брови и начал читать печальным голосом и точно декламируя:    -- "Сезон 1885-86 г. Поставщик китайских чаев во все города Европейской и Азиатской России и за границу, З. С. Ершаков. Фирма существует с 1804 года". Всё это вступление, понимаете, будет в орнаментах, между гербами. Я одному купцу рекламу сочинял, так тот взял для объявления гербы разных городов. Так и вы можете сделать, и я для вас придумал такой орнамент, Захар Семеныч: лев, а у него в зубах лира. Теперь дальше: "Два слова к нашим покупателям. Милостивые государи! Ни политические события последнего времени, ни холодный индифферентизм, всё более и более проникающий во все слои нашего общества, ни обмеление Волги, на которое еще так недавно указывала лучшая часть нашей прессы, -- ничто не смущает нас. Долголетнее существование нашей фирмы и симпатии, которыми мы успели заручиться, дают нам возможность прочно держаться почвы и не изменять раз навсегда заведенной системе как в сношениях наших с владельцами чайных плантаций, так равно и в добросовестном исполнении заказов. Наш девиз достаточно известен. Выражается он в немногих, но многозначительных словах: добросовестность, дешевизна и скорость!!"    -- Хорошо! Очень хорошо! -- перебил Ершаков, двигаясь на стуле. -- Даже не ожидал, что так сочините. Ловко! Только вот что, милый друг... нужно тут как-нибудь тень навести, затуманить, как-нибудь этак, знаешь, фокус устроить... Публикуем мы тут, что фирма только что получила партию свежих первосборных весенних чаев сезона 1885 года... Так? А нужно кроме того показать, что эти только что полученные чаи лежат у нас в складе уже три года, но, тем не менее, будто из Китая мы их получили только на прошлой неделе.    -- Понимаю-с... Публика и не заметит противоречия. В начале объявления мы напишем, что чаи только что получены, а в конце мы так скажем: "Имея большой запас чаев с оплатой прежней пошлины, мы без ущерба собственным интересам можем продавать их по прейскуранту прошлых лет... и т. д." Ну-с, на другой странице будет прейскурант. Тут опять пойдут гербы и орнаменты... Под ними крупным шрифтом: "Прейскурант отборным ароматическим, фучанским, кяхтинским и байховым чаям первого весеннего сбора, полученным из вновь приобретенных плантаций"... Дальше-с: "Обращаем внимание истинных любителей на лянсинные чаи. из коих самою большою и заслуженною любовью пользуется "Китайская эмблема, или Зависть конкурентов" 3 р. 50 к. Из розанистых чаев мы особенно рекомендуем "Богдыханская роза" 2 р. и "Глаза китаянки" 1 р.80к." За ценами пойдет петитом о развеске и пересылке чая. Тут же о скидке и насчет премий: "Большинство наших конкурентов, желая завлечь к себе покупателей, закидывает удочку в виде премий. Мы с своей стороны протестуем против этого возмутительного приема и предлагаем нашим покупателям не в виде премии, а бесплатно все приманки, какими угощают конкуренты своих жертв. Всякий купивший у нас не менее чем на 50 р., выбирает и получает бесплатно одну из следующих пяти вещей: чайник из британского металла, сто визитных карточек, план города Москвы, чайницу в виде нагой китаянки и книгу "Жених удивлен, или Невеста под корытом", рассказ Игривого Весельчака".    Кончив чтение и сделав кое-какие поправки, Гейним быстро переписал рекламу начисто и вручил ее Ершакову. После этого наступило молчание... Оба почувствовали себя неловко, как будто совершили какую-то пакость.    -- Деньги за работу сейчас прикажете получить или после? -- спросил Гейним нерешительно.    -- Когда хотите, хоть сейчас... -- небрежно ответил Ершаков. -- Ступай в магазин и бери чего хочешь на пять с полтиной.    -- Мне бы деньгами, Захар Семеныч.    -- У меня нет моды деньгами платить. Всем плачу чаем да сахаром: и вам, и певчим, где я старостой, и дворникам. Меньше пьянства.    -- Разве, Захар Семеныч, мою работу можно равнять с дворниками да с певчими? У меня умственный труд.    -- Какой труд! Сел, написал и всё тут. Писанья не съешь, не выпьешь... плевое дело! И рубля не стоит.    -- Гм... Как вы насчет писанья рассуждаете... -- обиделся Гейним. -- Не съешь, не выпьешь. Того не понимаете, что я, может, когда сочинял эту рекламу, душой страдал. Пишешь и чувствуешь, что всю Россию в обман вводишь. Дайте денег, Захар Семеныч!    -- Надоел, брат. Нехорошо так приставать.    -- Ну, ладно. Так я сахарным песком возьму. Ваши же молодцы у меня его назад возьмут по восьми копеек за фунт. Потеряю на этой операции копеек сорок, ну, да что делать! Будьте здоровы-с!    Гейним повернулся, чтобы выйти, но остановился в дверях, вздохнул и сказал мрачно:    -- Россию обманываю! Всю Россию! Отечество обманываю из-за куска хлеба! Эх!    И вышел. Ершаков закурил гаванку, и в его комнате еще сильнее запахло культурным человеком.