Чехов Антон Павлович (75)

ВИНТ    В одну скверную осеннюю ночь Андрей Степанович Пересолин ехал из театра. Ехал он и размышлял о той пользе, какую приносили бы театры, если бы в них давались пьесы нравственного содержания. Проезжая мимо правления, он бросил думать о пользе и стал глядеть на окна дома, в котором он, выражаясь языком поэтов и шкиперов, управлял рулем. Два окна, выходившие из дежурной комнаты, были ярко освещены.    "Неужели они до сих пор с отчетом возятся? -- подумал Пересолин. -- Четыре их там дурака, и до сих пор еще не кончили! Чего доброго, люди подумают, что я им и ночью покоя не даю. Пойду подгоню их..." -- Остановись, Гурий!    Пересолин вылез из экипажа и пошел в правление. Парадная дверь была заперта, задний же ход, имевший одну только испортившуюся задвижку, был настежь. Пересолин воспользовался последним и через какую-нибудь минуту стоял уже у дверей дежурной комнаты. Дверь была слегка отворена, и Пересолин, взглянув в нее, увидел нечто необычайное. За столом, заваленным большими счетными листами, при свете двух ламп, сидели четыре чиновника и играли в карты. Сосредоточенные, неподвижные, с лицами, окрашенными в зеленый цвет от абажуров, они напоминали сказочных гномов или, чего боже избави, фальшивых монетчиков... Еще более таинственности придавала им их игра. Судя по их манерам и карточным терминам, которые они изредка выкрикивали, то был винт; судя же по всему тому, что услышал Пересолин, эту игру нельзя было назвать ни винтом, ни даже игрой в карты. То было нечто неслыханное, странное и таинственное... В чиновниках Пересолин узнал Серафима Звиздулина, Степана Кулакевича, Еремея Недоехова и Ивана Писулина.    -- Как же ты это ходишь, черт голландский, -- рассердился Звиздулин, с остервенением глядя на своего партнера vis-а-vis. -- Разве так можно ходить? У меня на руках был Дорофеев сам-друг, Шепелев с женой да Степка Ерлаков, а ты ходишь с Кофейкина. Вот мы и без двух! А тебе бы, садовая голова, с Поганкина ходить!    -- Ну, и что ж тогда б вышло? -- окрысился партнер. -- Я пошел бы с Поганкина, а у Ивана Андреича Пересолин на руках.    "Мою фамилию к чему-то приплели... -- пожал плечами Пересолин. -- Не понимаю!"    Писулин сдал снова и чиновники продолжали:    -- Государственный банк...    -- Два -- казенная палата...    -- Без козыря...    -- Ты без козыря?? Гм!.. Губернское правленье -- два... Погибать -- так погибать, шут возьми! Тот раз на народном просвещении без одной остался, сейчас на губернском правлении нарвусь. Плевать!    -- Маленький шлем на народном просвещении!    "Не понимаю!" -- прошептал Пересолин.    -- Хожу со статского... Бросай, Ваня, какого-нибудь титуляшку или губернского.    -- Зачем нам титуляшку? Мы и Пересолиным хватим...    -- А мы твоего Пересолина по зубам... по зубам... У нас Рыбников есть. Быть вам без трех! Показывайте Пересолиху! Нечего вам ее, каналью, за обшлаг прятать!    "Мою жену затрогали... -- подумал Пересолин. -- Не понимаю".    И, не желая долее оставаться в недоумении, Пересолин открыл дверь и вошел в дежурную. Если бы перед чиновниками явился сам черт с рогами и с хвостом, то он не удивил бы и не испугал так, как испугал и удивил их начальник. Явись перед ними умерший в прошлом году экзекутор, проговори он им гробовым голосом: "Идите за мной, аггелы, в место, уготованное канальям", и дыхни он на них холодом могилы, они не побледнели бы так, как побледнели, узнав Пересолина. У Недоехова от перепугу даже кровь из носа пошла, а у Кулакевича забарабанило в правом ухе и сам собою развязался галстук. Чиновники побросали карты, медленно поднялись и, переглянувшись, устремили свои взоры на пол. Минуту в дежурной царила тишина...    -- Хорошо же вы отчет переписываете! -- начал Пересолин. -- Теперь понятно, почему вы так любите с отчетом возиться... Что вы сейчас делали?    -- Мы только на минутку, ваше-ство... -- прошептал Звиздулин. -- Карточки рассматривали... Отдыхали...    Пересолин подошел к столу и медленно пожал плечами. На столе лежали не карты, а фотографические карточки обыкновенного формата, снятые с картона и наклеенные на игральные карты. Карточек было много. Рассматривая их, Пересолин увидел себя, свою жену, много своих подчиненных, знакомых...    -- Какая чепуха... Как же вы это играете?    -- Это не мы, ваше-ство, выдумали... Сохрани бог... Это мы только пример взяли...    -- Объясни-ка, Звиздулин! Как вы играли? Я все видел и слышал, как вы меня Рыбниковым били... Ну, чего мнешься? Ведь я тебя не ем? Рассказывай!    Звиздулин долго стеснялся и трусил. Наконец, когда Пересолин стал сердиться, фыркать и краснеть от нетерпения, он послушался. Собрав карточки и перетасовав, он разложил их по столу и начал объяснять:    -- Каждый портрет, ваше-ство, как и каждая карта, свою суть имеет... значение. Как и в колоде, так и здесь 52 карты и четыре масти... Чиновники казенной палаты -- черви, губернское правление -- трефы, служащие но министерству народного просвещения -- бубны, а пиками будет отделение государственного банка. Ну-с... Действительные статские советники у нас тузы, статские советники -- короли, супруги особ IV и V класса -- дамы, коллежские советники -- валеты, надворные советники -- десятки, и так далее. Я, например, -- вот моя карточка, -- тройка, так как, будучи губернский секретарь...    -- Ишь ты... Я, стало быть, туз?    -- Трефовый-с, а ее превосходительство -- дама-с...    -- Гм!.. Это оригинально... А ну-ка, давайте сыграем! Посмотрю...    Пересолин снял пальто и, недоверчиво улыбаясь, сел за стол. Чиновники тоже сели по его приказанию, и игра началась...    Сторож Назар, пришедший в семь часов утра мести дежурную комнату, был поражен. Картина, которую увидел он, войдя со щеткой, была так поразительна, что он помнит ее теперь даже тогда, когда, напившись пьян, лежит в беспамятстве. Пересолин, бледный, сонный и непричесанный, стоял перед Недоеховым и, держа его за пуговицу, говорил:    -- Пойми же, что ты не мог с Шепелева ходить, если знал, что у меня на руках я сам-четверт. У Звиздулина Рыбников с женой, три учителя гимназии да моя жена, у Недоехова банковцы и три маленьких из губернской управы. Тебе бы нужно было с Крышкина ходить! Ты не гляди, что они с казенной палаты ходят! Они себе на уме!    -- Я, ваше-ство, пошел с титулярного, потому, думал, что у них действительный.    -- Ах, голубчик, да ведь так нельзя думать! Это не игра! Так играют одни только сапожники. Ты рассуждай!.. Когда Кулакевич пошел с надворного губернского правления, ты должен был бросать Ивана Ивановича Гренландского, потому что знал, что у него Наталья Дмитриевна сам-третей с Егор Егорычем... Ты все испортил! Я тебе сейчас докажу. Садитесь, господа, еще один робер сыграем!    И, уславши удивленного Назара, чиновники уселись и продолжали игру.