Данте Алигьери. Божественная комедия (25)

 133 "О Джакомо да Сант-Андреа! Злая
 Была затея защищаться мной!
 Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?"

 136 Остановясь над ним, наставник мой
 Промолвил: "Кем ты был, сквозь эти раны
 Струящий с кровью скорбный голос свой?"

 139 И он в ответ: "О души, в эти страны
 Пришедшие сквозь вековую тьму,
 Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,

 142 Сгребите листья к терну моему!
 Мой город - тот, где ради Иоанна
 Забыт былой заступник; потому

 145 Его искусство мстит нам неустанно;
 И если бы поднесь у Арнских вод
 Его частица не была сохранна,

 148 То строившие сызнова оплот
 На Аттиловом грозном пепелище -
 Напрасно утруждали бы народ.

 151 Я сам себя казнил в моем жилище".


ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

 1 Объят печалью о местах, мне милых,
 Я подобрал опавшие листы
 И обессиленному возвратил их.

 4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
 Где третий пояс лег внутри второго
 И гневный суд вершится с высоты.

 7 Дабы явить, что взору было ново,
 Скажу, что нам, огромной пеленой,
 Открылась степь, где нет ростка живого.

 10 Злосчастный лес ее обвил каймой,
 Как он и сам обвит рекой горючей;
 Мы стали с краю, я и спутник мой.

 13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,
 Как тот, который попирал Катон,
 Из края в край пройдя равниной жгучей.

 16 О божья месть, как тяжко устрашен
 Быть должен тот, кто прочитает ныне,
 На что мой взгляд был въяве устремлен!

 19 Я видел толпы голых душ в пустыне:
 Все плакали, в терзанье вековом,
 Но разной обреченные судьбине.

 22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,
 Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
 А кто сновал без устали кругом.

 25 Разряд шагавших самый был обильный;
 Лежавших я всех меньше насчитал,
 Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

 28 А над пустыней медленно спадал
 Дождь пламени, широкими платками,
 Как снег в безветрии нагорных скал.

 31 Как Александр, под знойными лучами
 Сквозь Индию ведя свои полки,
 Настигнут был падучими огнями

 34 И приказал, чтобы его стрелки
 Усерднее топтали землю, зная,
 Что порознь легче гаснут языки, -

 37 Так опускалась вьюга огневая;
 И прах пылал, как под огнивом трут,
 Мучения казнимых удвояя.

 40 И я смотрел, как вечный пляс ведут
 Худые руки, стряхивая с тела
 То здесь, то там огнепалящий зуд.

 43 Я начал: "Ты, чья сила одолела
 Все, кроме бесов, коими закрыт
 Нам доступ был у грозного предела,

 46 Кто это, рослый, хмуро так лежит,
 Презрев пожар, палящий отовсюду?
 Его и дождь, я вижу, не мягчит".

 49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
 Его гордыне, отвечал, крича:
 "Каким я жил, таким и в смерти буду!

 52 Пускай Зевес замучит ковача,
 Из чьей руки он взял перун железный,
 Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

 55 Или пускай работой бесполезной
 Всех в Монджибельской кузне надорвет,
 Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",

 58 Как он над Флегрой возглашал с высот,
 И пусть меня громит грозой всечасной, -
 Веселой мести он не обретет!"

 61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
 Какой я в нем не слышал никогда:
 "О Капаней, в гордыне неугасной -

 64 Твоя наитягчайшая беда:
 Ты сам себя, в неистовстве великом,
 Казнишь жесточе всякого суда".