Данте Алигьери. Божественная комедия (3)

 Присутствие в "Божественной Комедии" подвижного и красочного народного
говора флорентийских улиц, рынков и площадей; величавая и оправданная
огромным опытом мысли и чувства сентенциозность поэмы, отдельные
стихи-афоризмы которой утвердились в живом обиходе итальянского языка;
наконец, широкая, несмотря на весь груз ее аллегорий, доступность
"Божественной Комедии" в своих наиболее крупных поэтических ценностях
многовековым читателям и на родине Данте, - далеко за ее пределами
обусловили наряду со всем прочим то первенствующее место, которое она заняла
в итальянской национальной культуре.
 Трудности поэтического перевода, усугубляемые в данном случае
историческими и творческими особенностями текста "Божественной Комедии",
воздвигали, конечно, свои серьезные препятствия к знакомству с этим
исключительным литературным памятником, в частности и перед русскими его
истолкователями. Несколько имевшихся в нашем распоряжении старых переводов
дантовского творения, в том числе переводы Д. Мина, Д. Минаева, О. Чюминой и
других, были далеки или относительно далеки от достойной передачи и
подлинного содержания и сложной стилистики оригинала.
 Огромный труд воссоздания великого творения Данте на русском языке был
ответственно и вдохновенно осуществлен только в советскую эпоху крупнейшим
мастером поэтического перевода М.Л.Лозинским. Удостоенный в 1946 году
Государственной премии I степени, труд этот имеет полное право на признание
его выдающимся явлением в истории русской поэзии.
 "Божественная Комедия" явилась крупнейшим достижением творческой
биографии русского переводчика-поэта. Именно в работе над этим творением в
особенности сказались основные достоинства советской переводческой школы:
взыскательность требований к поэтической технике перевода и глубина
понимания идейного содержания оригинала, точно, художественно и с истинным
вдохновением воссоздаваемого средствами богатейшей русской речи.

 К. ДЕРЖАВИН



 * АД * 

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

 1 Земную жизнь пройдя до половины,
 Я очутился в сумрачном лесу,
 Утратив правый путь во тьме долины.

 4 Каков он был, о, как произнесу,
 Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
 Чей давний ужас в памяти несу!

 7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
 Но, благо в нем обретши навсегда,
 Скажу про все, что видел в этой чаще.

 10 Не помню сам, как я вошел туда,
 Настолько сон меня опутал ложью,
 Когда я сбился с верного следа.

 13 Но к холмному приблизившись подножью,
 Которым замыкался этот дол,
 Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,

 16 Я увидал, едва глаза возвел,
 Что свет планеты, всюду путеводной,
 Уже на плечи горные сошел.

 19 Тогда вздохнула более свободной
 И долгий страх превозмогла душа,
 Измученная ночью безысходной.

 22 И словно тот, кто, тяжело дыша,
 На берег выйдя из пучины пенной,
 Глядит назад, где волны бьют, страша,

 25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,
 Вспять обернулся, озирая путь,
 Всех уводящий к смерти предреченной.

 28 Когда я телу дал передохнуть,
 Я вверх пошел, и мне была опора
 В стопе, давившей на земную грудь.

 31 И вот, внизу крутого косогора,
 Проворная и вьющаяся рысь,
 Вся в ярких пятнах пестрого узора.

 34 Она, кружа, мне преграждала высь,
 И я не раз на крутизне опасной
 Возвратным следом помышлял спастись.

 37 Был ранний час, и солнце в тверди ясной
 Сопровождали те же звезды вновь,
 Что в первый раз, когда их сонм прекрасный

 40 Божественная двинула Любовь.
 Доверясь часу и поре счастливой,
 Уже не так сжималась в сердце кровь

 43 При виде зверя с шерстью прихотливой;
 Но, ужасом опять его стесня,
 Навстречу вышел лев с подъятой гривой.

 46 Он наступал как будто на меня,
 От голода рыча освирепело
 И самый воздух страхом цепеня.

 49 И с ним волчица, чье худое тело,
 Казалось, все алчбы в себе несет;
 Немало душ из-за нее скорбело.

 52 Меня сковал такой тяжелый гнет,
 Перед ее стремящим ужас взглядом,
 Что я утратил чаянье высот.

 55 И как скупец, копивший клад за кладом,
 Когда приблизится пора утрат,
 Скорбит и плачет по былым отрадам,