Данте Алигьери. Божественная комедия (34)

 124 Обеими руками подхватив,
 Меня к груди прижал он и початым
 Уже путем вернулся на обрыв;

 127 Не утомленный бременем подъятым,
 На самую дугу меня он взнес,
 Четвертый вал смыкающую с пятым,

 130 И бережно поставил на утес,
 Тем бережней, что дикая стремнина
 Была бы трудной тропкой и для коз;

 133 Здесь новая открылась мне ложбина.


ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

 1 О новой муке повествую ныне
 В двадцатой песни первой из канцон,
 Которая о гибнущих в пучине.

 4 Уже смотреть я был расположен
 В провал, раскрытый предо мной впервые,
 Который скорбным плачем орошен;

 7 И видел в круглом рву толпы немые,
 Свершавшие в слезах неспешный путь,
 Как в этом мире водят литании.

 10 Когда я взору дал по ним скользнуть,
 То каждый оказался странно скручен
 В том месте, где к лицу подходит грудь;

 13 Челом к спине повернут и беззвучен,
 Он, пятясь задом, направлял свой шаг
 И видеть прямо был навек отучен.

 16 Возможно, что кому-нибудь столбняк,
 Как этим, и сводил все тело разом, -
 Не знаю, но навряд ли это так.

 19 Читатель, - и господь моим рассказом
 Тебе урок да преподаст благой, -
 Помысли, мог ли я невлажным глазом

 22 Взирать вблизи на образ наш земной,
 Так свернутый, что плач очей печальный
 Меж ягодиц струился бороздой.

 25 Я плакал, опершись на выступ скальный.
 "Ужель твое безумье таково? -
 Промолвил мне мой спутник достохвальный.

 28 Здесь жив к добру тот, в ком оно мертво.
 Не те ли всех тяжеле виноваты,
 Кто ропщет, если судит божество?

 31 Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый,
 Пожранный ею на глазах фивян,
 Когда они воскликнули: "Куда ты,

 34 Амфиарай? Что бросил ратный стан?",
 А он все вглубь свергался без оглядки,
 Пока Миносом не был обуздан.

 37 Ты видишь - в грудь он превратил лопатки:
 За то, что взором слишком вдаль проник,
 Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки.

 40 А вот Тиресий, изменивший лик,
 Когда, в жену из мужа превращенный,
 Всем естеством преобразился вмиг;

 43 И лишь потом, змеиный клуб сплетенный
 Ударив вновь, он стал таким, как был,
 В мужские перья снова облаченный.

 46 А следом Арунс надвигает тыл;
 Там, где над Луни громоздятся горы
 И где каррарец пажити взрыхлил,

 49 Он жил в пещере мраморной и взоры
 Свободно и в ночные небеса,
 И на морские устремлял просторы.

 52 А та, чья гривой падает коса,
 Покров грудям незримым образуя,
 Как прочие незримы волоса,

 55 Была Манто; из края в край кочуя,
 Она пришла в родные мне места;
 И вот об этом рассказать хочу я.

 58 Когда она осталась сирота
 И принял рабство Вакхов град злосчастный,
 Она скиталась долгие лета.

 61 Там, наверху, в Италии прекрасной,
 У гор, замкнувших Манью рубежом
 Вблизи Тиралли, спит Бенако ясный.

 64 Ключи, которых сотни мы начтем
 Меж Валькамбникой и Гардой, склоны
 Пеннинских Альп омыв, стихают в нем.

 67 Там место есть, где пастыри Вероны,
 И Брешьи, и Тридента, путь свершив,
 Благословить могли бы люд крещеный.

 70 Оплот Пескьеры, мощен и красив,
 Стоит, грозя бергамцам и брешьянам,
 Там, где низиной окружен залив.

 73 Все то, что в лоне уместить песчаном
 Не мог Бенако, - устремясь сюда,
 Течет рекой по травяным полянам.

 76 Начав бежать из озера, вода
 Зовется Минчо, чтобы у Говерно
 В потоке По исчезнуть навсегда.

 79 Встречая падь, на полпути примерно,
 Она стоит, разлившись в топкий пруд,
 А летом чахнет, но и губит верно.