Данте Алигьери. Божественная комедия (45)

 127 Уже в ночи я видел все светила
 Другого остья, и морская грудь
 Склонившееся наше заслонила.

 130 Пять раз успел внизу луны блеснуть
 И столько ж раз погаснуть свет заемный,
 С тех пор как мы пустились в дерзкий путь,

 133 Когда гора, далекой грудой темной,
 Открылась нам; от века своего
 Я не видал еще такой огромной.

 136 Сменилось плачем наше торжество:
 От новых стран поднялся вихрь, с налета
 Ударил в судно, повернул его

 139 Три раза в быстрине водоворота;
 Корма взметнулась на четвертый раз,
 Нос канул книзу, как назначил Кто-то,

 142 И море, хлынув, поглотило нас".


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

 1 Уже горел прямым и ровным светом
 Умолкший пламень, уходя во тьму,
 Отпущенный приветливым поэтом, -

 4 Когда другой, возникший вслед ему,
 Невнятным гулом, рвущимся из жала,
 Привлек наш взор к верховью своему.

 7 Как сицилийский бык, взревев сначала
 От возгласов того, - и поделом, -
 Чье мастерство его образовало,

 10 Ревел от голоса казнимых в нем
 И, хоть он был всего лишь медь литая,
 Страдающим казался существом,

 13 Так, в пламени пути не обретая,
 В его наречье, в нераздельный рык,
 Слова преображались, вылетая.

 16 Когда же звук их наконец проник
 Сквозь острие, придав ему дрожанье,
 Которое им сообщал язык,

 19 К нам донеслось: "К тебе мое воззванье,
 О ты, что, по-ломбардски говоря,
 Сказал: "Иди, я утолил желанье!"

 22 Мольбу, быть может, позднюю творя,
 Молю, помедли здесь, где мы страдаем:
 Смотри, я медлю пред тобой, горя!

 25 Когда, простясь с латинским милым краем,
 Ты только что достиг слепого дна,
 Где я за грех содеянный терзаем,

 28 Скажи: в Романье - мир или война?
 От стен Урбино и до горной сени,
 Вскормившей Тибр, лежит моя страна".

 31 Я вслушивался, полон размышлений,
 Когда вожатый, тронув локоть мне,
 Промолвил так: "Ответь латинской тени".

 34 Уже ответ мой был готов вполне,
 И я сказал, мгновенно речь построя:
 "О дух, сокрытый в этой глубине,

 37 Твоя Романья даже в дни покоя
 Без войн в сердцах тиранов не жила;
 Но явного сейчас не видно боя.

 40 Равенна - все такая, как была:
 Орел Поленты в ней обосновался,
 До самой Червьи распластав крыла.

 43 Оплот, который долго защищался
 И где французов алый холм полег,
 В зеленых лапах ныне оказался.

 46 Барбос Верруккьо и его щенок,
 С Монтаньей обошедшиеся скверно,
 Сверлят зубами тот же все кусок.

 49 В твердынях над Ламоне и Сантерпо
 Владычит львенок белого герба,
 Друзей меняя дважды в год примерно;

 52 А та, где льется Савьо, той судьба
 Между горой и долом находиться,
 Живя меж волей и ярмом раба.

 55 Но кто же ты, прошу тебя открыться;
 Ведь я тебе охотно отвечал, -
 Пусть в мире память о тебе продлится!"

 58 Сперва огонь немного помычал
 По-своему, потом, качнув не сразу
 Колючую вершину, прозвучал":

 61 "Когда б я знал, что моему рассказу
 Внимает тот, кто вновь увидит свет,
 То мой огонь не дрогнул бы ни разу.

 64 Но так как в мир от нас возврата нет
 И я такого не слыхал примера,
 Я, не страшась позора, дам" ответ.

 67 Я меч сменил на пояс кордильера
 И верил, что приемлю благодать;
 И так моя исполнилась бы вера,

 70 Когда бы в грех не ввел меня опять
 Верховный пастырь (злой ему судьбины!);
 Как это было, - я хочу сказать.

 73 Пока я нес, в минувшие годины,
 Дар материнский мяса и костей,
 Обычай мой был лисий, а не львиный.

 76 Я знал все виды потайных путей
 И ведал ухищренья всякой масти;
 Край света слышал звук моих затей.

 79 Когда я понял, что достиг той части
 Моей стези, где мудрый человек,
 Убрав свой парус, сматывает снасти,

 82 Все, что меня пленяло, я отсек;
 И, сокрушенно исповедь содеяв, -
 О горе мне! - я спасся бы навек.

 85 Первоначальник новых фарисеев,
 Воюя в тех местах, где Латеран,
 Не против сарацин иль иудеев,

 88 Затем что в битву шел на христиан,
 Не виноватых в том, что Акра взята,
 Не торговавших в землях басурман,

 91 Свой величавый сан и все, что свято,
 Презрел в себе, во мне - смиренный чин
 И вервь, тела сушившую когда-то,

 94 И, словно прокаженный Константин,
 Сильвестра из Сираттских недр призвавший,
 Призвал меня, решив, что я один

 97 Уйму надменный жар, его снедавший;
 Я слушал и не знал, что возразить:
 Как во хмелю казался вопрошавший.

 100 "Не бойся, - продолжал он говорить, -
 Ты согрешенью будешь непричастен,
 Подав совет, как Пенестрино срыть.

 103 Рай запирать и отпирать я властен;
 Я два ключа недаром получил,
 К которым мой предместник был бесстрастен".

 106 Меня столь важный довод оттеснил
 Туда, где я молчать не смел бы доле,
 И я: "Отец, когда с меня ты смыл

 109 Мой грех, творимый по твоей же воле, -
 Да будет твой посул длиннее дел,
 И возликуешь на святом престоле".

 112 В мой смертный час Франциск за мной слетел,
 Но некий черный херувим вступился,
 Сказав: "Не тронь; я им давно владел.

 115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился;
 С тех пор как он коварный дал урок,
 Ему я крепко в волосы вцепился;

 118 Не каясь, он прощенным быть не мог,
 А каяться, грешить желая все же,
 Нельзя: в таком сужденье есть порок".

 121 Как содрогнулся я, великий боже,
 Когда меня он ухватил, спросив:
 "А ты не думал, что я логик тоже?"

 124 Он снес меня к Миносу; тот, обвив
 Хвост восемь раз вокруг спины могучей,
 Его от злобы даже укусив,

 127 Сказал: "Ввергается в огонь крадучий!"
 И вот я гибну, где ты зрел меня,
 И скорбно движусь в этой ризе жгучей!"

 130 Свою докончив повесть, столб огня
 Покинул нас, терзанием объятый,
 Колючий рог свивая и клоня.

 133 И дальше, гребнем, я и мой вожатый
 Прошли туда, где нависает свод
 Над рвом, в котором требуют расплаты

 136 От тех, кто, разделяя, копит гнет.