1 И наш отец, на небесах царящий,
Не замкнутый, но первенцам своим
Благоволенье прежде всех дарящий,
4 Пред мощью и пред именем твоим
Да склонится вся тварь, как песнью славы
Мы твой сладчайший дух благодарим!
7 Да снидет к нам покой твоей державы,
Затем что сам найти дорогу к ней
Бессилен разум самый величавый!
10 Как, волею пожертвовав своей,
К тебе взывают ангелы "Осанна",
Так на земле да будет у людей!
13 Да ниспошлется нам дневная манна,
Без коей по суровому пути
Отходит вспять идущий неустанно!
16 Как то, что нам далось перенести,
Прощаем мы, так наши прегрешенья
И ты, не по заслугам, нам прости!
19 И нашей силы, слабой для боренья,
В борьбу с врагом исконным не вводи,
Но охрани от козней искушенья!
22 От них, великий боже, огради
Не нас, укрытых сенью безопасной,
А тех, кто там остался позади".
25 Так, о себе и нас в мольбе всечасной,
Шли тени эти и несли свой гнет,
Как сонное удушие ужасный,
28 Неравно бедствуя и все вперед
По первой кромке медленно шагая,
Пока с них тьма мирская не спадет.
31 И если там о нас печаль такая,
Что здесь должны сказать и сделать те,
В ком с добрым корнем воля есть благая,
34 Чтоб эти души, в легкой чистоте,
Смыв принесенные отсюда пятна,
Могли подняться к звездной высоте?
37 "Скажите, - и да снидут благодатно
К вам суд и милость, чтоб, раскрыв крыла,
Вы вознеслись отсюда безвозвратно, -
40 Где здесь тропа, которая бы шла
К вершине? Если же их две иль боле,
То где не так обрывиста скала?
43 Идущего со мной в немалой доле
Адамово наследие гнетет,
И он, при всходе медлен поневоле".
46 Ответ на эту речь, с которой тот,
Кто был мой спутник, обратился к теням,
Неясно было, от кого идет,
49 Но он гласил: "Есть путь к отрадным сеням;
Идите с нами вправо: там, в скале,
И человек взберется по ступеням.
52 Когда бы камень не давил к земле
Моей строптивой шеи так сурово,
Что я лицом склонился к пыльной мгле,
55 На этого безвестного живого
Я бы взглянул - узнать, кто он такой,
И вот об этой ноше молвить слово.
58 Я был латинянин; родитель мой -
Тосканский граф Гульельм Альдобрандески;
Могло к вам имя и дойти молвой.
61 Рожден от мощных предков, в древнем блеске
Из славных дел, и позабыв, что мать
У всех одна, заносчивый и резкий,
64 Я стал людей так дерзко презирать,
Что сам погиб, как это Сьена знает
И знает в Кампаньятико вся чадь.
67 Меня, Омберто, гордость удручает
Не одного; она моих родных
Сгубила всех, и каждый так страдает.
70 И я несу мой груз, согбен и тих,
Пока угодно богу, исполняя
Средь мертвых то, что презрел средь живых".
73 Я опустил лицо мое, внимая;
Один из них, - не тот, кто речь держал, -
Извившись из-под каменного края,
76 Меня увидел и, узнав, позвал,
С натугою стремясь вглядеться ближе
В меня, который, лоб склонив, шагал.
79 И я: "Да ты же Одеризи, ты же
Честь Губбьо, тот, кем горды мастера
"Иллюминур", как говорят в Париже!"
82 "Нет, братец, в красках веселей игра
У Франко из Болоньи, - он ответил. -
Ему и честь, моя прошла пора.
85 А будь я жив, во мне бы он не встретил
Хвалителя, наверно, и поднесь;
Быть первым я всегда усердно метил.
88 Здесь платят пеню за такую спесь;
Не воззови я к милости Владыки,
Пока грешил, - я не был бы и здесь.
91 О, тщетных сил людских обман великий,
Сколь малый срок вершина зелена,
Когда на смену век идет не дикий!
94 Кисть Чимабуэ славилась одна,
А ныне Джотто чествуют без лести,
И живопись того затемнена.
97 За Гвидо новый Гвидо высшей чести
Достигнул в слове; может быть, рожден
И тот, кто из гнезда спугнет их вместе.
100 Мирской молвы многоголосый звон -
Как вихрь, то слева мчащийся, то справа;
Меняя путь, меняет имя он.
103 В тысячелетье так же сгинет слава
И тех, кто тело ветхое совлек,
И тех, кто смолк, сказав "ням-ням" и "вава";
106 А перед вечным - это меньший срок,
Чем если ты сравнишь мгновенье ока
И то, как звездный кружится чертог.
109 По всей Тоскане прогремел широко
Тот, кто вот там бредет, не торопясь;
Теперь о нем и в Сьене нет намека,
112 Где он был вождь, когда надорвалась
Злость флорентийцев, гордая в те лета,
Потом, как шлюха, - втоптанная в грязь.
115 Цвет славы - цвет травы: лучом согрета,
Она линяет от того как раз,
Что извлекло ее к сиянью света".
118 И я ему: "Правдивый твой рассказ
Смирил мне сердце, сбив нарост желаний;
Но ты о ком упомянул сейчас?"
121 И он в ответ: "То Провенцан Сальвани;
И здесь он потому, что захотел
Держать один всю Сьену в крепкой длани.
124 Так он идет и свой несет удел,
С тех пор как умер; вот оброк смиренный,
Платимый каждым, кто был слишком смел".
127 И я: "Но если дух, в одежде тленной
Не каявшийся до исхода лет,
Обязан ждать внизу горы блаженной, -
130 Когда о нем молитвы доброй нет, -
Пока срок жизни вновь не повторился,
То как же этот - миновал запрет?"
133 "Когда он в полной славе находился, -
Ответил дух, - то он, без лишних слов,
На сьенском Кампо сесть не постыдился,
136 И там, чтоб друга вырвать из оков,
В которых тот томился, Карлом взятый,
Он каждой жилой был дрожать готов.
139 Мои слова, я знаю, темноваты;
И в том, что скоро ты поймешь их сам,
Твои соседи будут виноваты.
142 За это он и не остался там".
1 Как вол с волом идет под игом плужным,
Я шел близ этой сгорбленной души,
Пока считал мой добрый пестун нужным;
4 Но чуть он мне: "Оставь его, спеши;
Здесь, чтобы легче подвигалась лодка,
Все паруса и весла хороши",
7 Я, как велит свободная походка,
Расправил стан и стройность вновь обрел,
Хоть мысль, смиряясь, поникала кротко.
10 Я двинулся и радостно пошел
Вослед учителю, и путь пологий
Обоим нам был явно не тяжел;
13 И он сказал мне: "Посмотри под ноги!
Тебе увидеть ложе стоп твоих
Полезно, чтоб не чувствовать дороги".
16 Как для того, чтоб не забыли их,
Над мертвыми в пол вделанные плиты
Являют, кто чем был среди живых,
19 Так что бывают и слезой политы,
Когда воспоминание кольнет,
Хоть от него лишь добрым нет защиты,
22 Так точно здесь, но лучше тех работ
И по искусству много превосходней,
Украшен путь, который вкруг идет.
25 Я видел - тот, кто создан благородней,
Чем все творенья, молнии быстрей
Свергался с неба в бездны преисподней.
28 Я видел, как перуном Бриарей
Пронзен с небес, и хладная громада
Прижала землю тяжестью своей.
31 Я видел, как Тимбрей, Марс и Паллада,
В доспехах, вкруг отца, от страшных тел
Гигантов падших не отводят взгляда.
34 Я видел, как Немврод уныло сел
И посреди трудов своих напрасных
На сеннаарских гордецов глядел.
37 О Ниобея, сколько мук ужасных
Таил твой облик, изваяньем став,
Меж семерых и семерых безгласных!
40 О царь Саул, на свой же меч упав,
Как ты, казалось, обагрял Гелвую,
Где больше нет росы, дождя и трав!
43 О дерзкая Арахна, как живую
Тебя я видел, полупауком,
И ткань раздранной видел роковую!
46 О Ровоам, ты в облике таком
Уже не грозен, страхом обуянный
И в бегстве колесницею влеком!
49 Являл и дальше камень изваянный,
Как мать свою принудил Алкмеон
Проклясть убор, ей на погибель данный.
52 Являл, как меч во храме занесен
Двумя сынами на Сеннахирима
И как, сраженный, там остался он.
55 Являл, как мщенье грозное творимо
И Тамириса Киру говорит:
"Ты жаждал крови, пей ненасытимо!"
58 Являл, как ассирийский стан бежит,
Узнав, что Олоферн простерт, безглавый,
А также и останков жалкий вид.
61 Я видел Трою пепелищем славы;
О Илион, как страшно здесь творец
Являл разгром и смерть твоей державы!
64 Чья кисть повторит или чей свинец,
Чаруя разум самый прихотливый,
Тех черт и теней дивный образец?
67 Казался мертвый мертв, живые живы;
Увидеть явь отчетливей нельзя,
Чем то, что попирал я, молчаливый.
70 Кичись же, шествуй, веждами грозя,
Потомство Евы, не давая взору,
Склонясь, увидеть, как дурна стезя!