Данте Алигьери. Божественная комедия (66)

 121 Прошел со мною больше полумили,
 Прикрыв глаза и шатко семеня,
 Как будто хмель иль сон тебя клонили".

 124 И я: "Отец мой, выслушай меня,
 И я тебе скажу, что мне предстало,
 Суставы ног моих окостеня".

 127 И он: "Хотя бы сто личин скрывало
 Твои черты, я бы до дна проник
 В рассудок твой сквозь это покрывало.

 130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг
 Не отвращало влагу примиренья,
 Которую предвечный льет родник.

 133 Я "Что с тобой?" спросил не от смятенья,
 Как тот, чьи взоры застилает мрак,
 Сказал бы рухнувшему без движенья;

 136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:
 Ленивых надобно будить, а сами
 Они не расшевелятся никак".

 139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,
 Насколько солнце позволяло им,
 Сиявшее закатными лучами;

 142 А нам навстречу - нараставший дым
 Скоплялся, темный и подобный ночи,
 И негде было скрыться перед ним;

 145 Он чистый воздух нам затмил и очи.


ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

 1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной
 Своих планет и слоем облаков
 Под небом скудным плотно затемненной,

 4 Мне взоров не давил такой покров,
 Как этот дым, который все сгущался,
 Причем и ворс нещадно был суров.

 7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
 И спутник мой придвинулся слегка,
 Чтоб я рукой его плеча касался.

 10 И как слепец, держась за вожака,
 Идет, боясь отстать и опасаясь
 Ушиба иль смертельного толчка,

 13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,
 Я шел и новых не встречал помех,
 А вождь твердил: "Держись, не отрываясь!"

 16 И голоса я слышал, и во всех
 Была мольба о мире и прощенье
 Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

 19 Там "Agnus Dei" пелось во вступленье;
 И речи соблюдались, и напев
 Одни и те же, в полном единенье.

 22 "Учитель, это духи?" - осмелев,
 Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.
 Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".

 25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме
 И вопрошающий про нас, как те,
 Кто мерит год календами земными?"

 28 Так чей-то голос молвил в темноте.
 "Ответь, - сказал учитель, - и при этом
 Дознайся, здесь ли выход к высоте".

 31 И я: "О ты, что, осиянный светом,
 Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,
 Когда пройдешь со мной, моим ответом".

 34 "Пройду, насколько я идти волен;
 И если дым преградой стал меж нами,
 Нам связью будет слух", - ответил он.

 37 Я начал так: "Повитый пеленами,
 Срываемыми смертью, вверх иду,
 Подземными измучен глубинами;

 40 И раз угодно божьему суду,
 Чтоб я увидел горние палаты,
 Чему давно примера не найду,

 43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты
 И верно ли ведет стезя моя,
 И твой язык да будет наш вожатый".

 46 "Я был ломбардец, Марко звался я;
 Изведал свет и к доблести стремился,
 Куда стрела не метит уж ничья.

 49 А с правильной дороги ты не сбился".
 Так он сказал, добавив: "Я прошу,
 Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

 52 И я: "Твое желанье я свершу;
 Но у меня сомнение родилось,
 И я никак его не разрешу.

 55 Возникшее, оно усугубилось
 От слов твоих, мне подтвердивших то,
 С чем здесь и там оно соединилось.

 58 Как ты сказал, теперь уже никто
 Добра не носит даже и личину:
 Зло и внутри, и сверху разлито.

 61 Но укажи мне, где искать причину:
 Внизу иль в небесах? Когда пойму,
 Я и другим поведать не премину".

 64 Он издал вздох, замерший в скорбном "У!",
 И начал так, в своей о нас заботе:
 "Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

 67 Вы для всего причиной признаете
 Одно лишь небо, словно все дела
 Оно вершит в своем круговороте.

 70 Будь это так, то в вас бы не была
 Свободной воля, правды бы не стало
 В награде за добро, в отмщенье зла.

 73 Влеченья от небес берут начало, -
 Не все; но скажем даже - все сполна, -
 Вам дан же свет, чтоб воля различала

 76 Добро и зло, и ежели она
 Осилит с небом первый бой опасный,
 То, с доброй пищей, победить должна.

 79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны
 И высшей силе, влившей разум в вас;
 А небеса к нему и непричастны.

 82 И если мир шатается сейчас,
 Причиной - вы, для тех, кто разумеет;
 Что это так, покажет мой рассказ.

 85 Из рук того, кто искони лелеет
 Ее в себе, рождаясь, как дитя,
 Душа еще и мыслить не умеет,

 88 Резвится, то смеясь, а то грустя,
 И, радостного мастера созданье,
 К тому, что манит, тотчас же летя.

 91 Ничтожных благ вкусив очарованье,
 Она бежит к ним, если ей препон
 Не создают ни вождь, ни обузданье.

 94 На то и нужен, как узда, закон;
 На то и нужен царь, чей взор открыто
 Хоть к башне Града был бы устремлен.

 97 Законы есть, но кто же им защита?
 Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,
 Но не раздвоены его копыта;

 100 И паства, видя, что вожатый льнет
 К благам, будящим в ней самой влеченье,
 Ест, что и он, и лучшего не ждет.

 103 Ты видишь, что дурное управленье
 Виной тому, что мир такой плохой,
 А не природы вашей извращенье.

 106 Рим, давший миру наилучший строй,
 Имел два солнца, так что видно было,
 Где божий путь лежит и где мирской.

 109 Потом одно другое погасило;
 Меч слился с посохом, и вышло так,
 Что это их, конечно, развратило

 112 И что взаимный страх у них иссяк.
 Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;
 По семени распознается злак.

 115 В стране, где По и Адиче струятся,
 Привыкли честь и мужество цвести;
 В дни Федерика стал уклад ломаться;

 118 И что теперь открыты все пути
 Для тех, кто раньше к людям честной жизни
 Стыдился бы и близко подойти.

 121 Есть, правда, новым летам к укоризне,
 Три старика, которые досель
 Томятся жаждой по иной отчизне:

 124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,
 "Простой ломбардец", милый и французу;
 Куррадо да Палаццо. Неужель

 127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу
 Мирских забот, под бременем двух дел
 Упала в грязь, на срам себе и грузу?"

 130 "О Марко мой, я все уразумел, -
 Сказал я. - Вижу, почему левиты
 Не получили ничего в удел.