Данте Алигьери. Божественная комедия (67)

 133 Но кто такой Герардо знаменитый,
 Который в диком веке, ты сказал,
 Остался миру как пример забытый?"

 136 "Ты странно говоришь, - он отвечал. -
 Ужели ты, в Тоскане обитая,
 Про доброго Герардо не слыхал?

 139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,
 Родная дочь, снабдит его другим.
 Храни вас бог! А я дошел до края.

 142 Уже заря белеется сквозь дым, -
 Там ангел ждет, - и надо, чтоб от света
 Я отошел, покуда я незрим".

 145 И повернул, не слушая ответа.


ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

 1 Читатель, если ты в горах, бывало,
 Бродил в тумане, глядя, словно крот,
 Которому плева глаза застлала,

 4 Припомни миг, когда опять начнет
 Редеть густой и влажный пар, - как хило
 Шар солнца сквозь него сиянье льет;

 7 И ты поймешь, каким вначале было,
 Когда я вновь его увидел там,
 К закату нисходившее светило.

 9 Так, примеряясь к дружеским шагам
 Учителя, я шел редевшей тучей
 К уже умершим под горой лучам.

 13 Воображенье, чей порыв могучий
 Подчас таков, что, кто им увлечен,
 Не слышит рядом сотни труб гремучей,

 16 В чем твой источник, раз не в чувстве он?
 Тебя рождает некий свет небесный,
 Сам или высшей волей источен.

 19 Жестокость той, которая телесный
 Сменила облик, певчей птицей став,
 В моем уме вдавила след чудесный;

 22 И тут мой дух всего себя собрав
 В самом себе, все прочее отринул,
 С тем, что вовне, общение прервав.

 25 Затем в мое воображенье хлынул
 Распятый, гордый обликом, злодей,
 Чью душу гнев и в смерти не покинул.

 28 Там был с Эсфирью, верною своей
 Великий Артаксеркс и благородный
 Речами и делами Мардохей.

 31 Когда же этот образ, с явью сходный,
 Распался наподобье пузыря,
 Лишившегося оболочки водной, -

 34 В слезах предстала дева, говоря:
 "Зачем, царица, горестной кончины
 Ты захотела, гневом возгоря?

 37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, -
 И потеряла! Я подъемлю гнет
 Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".

 40 Как греза сна, когда ее прервет
 Волна в глаза ударившего света,
 Трепещет миг, потом совсем умрет, -

 43 Так было сметено виденье это
 В лицо мое ударившим лучом,
 Намного ярче, чем сиянье лета.

 46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,
 Я услыхал слова: "Здесь восхожденье",
 И я уже не думал о другом,

 49 И волю охватило то стремленье
 Скорей взглянуть, кто это говорил,
 Которому предел - лишь утоленье.

 52 Но как на солнце посмотреть нет сил,
 И лик его в чрезмерном блеске тает,
 Так точно здесь мой взгляд бессилен был.

 55 "То божий дух, и нас он наставляет
 Без нашей просьбы и от наших глаз
 Своим же светом сам себя скрывает.

 58 Как мы себя, так он лелеет нас;
 Мы, чуя просьбу и нужду другого,
 Уже готовим, злобствуя, отказ.

 61 Направим шаг на звук такого зова;
 Идем наверх, пока не умер день;
 Нельзя всходить средь сумрака ночного".

 64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень
 Высокой лестницы, свернув налево;
 И я, взойдя на первую ступень,

 67 Лицом почуял как бы взмах обвева;
 "Beati, - чей-то голос возгласил, -
 Pacific!, в ком нет дурного гнева!"

 70 Уже к таким высотам уходил
 Пред наступавшей ночью луч заката,
 Что кое-где зажглись огни светил.

 73 "О мощь моя, ты вся ушла куда-то!" -
 Сказал я про себя, заметя вдруг,
 Что сила ног томлением объята.

 76 Мы были там, где, выйдя в новый круг,
 Кончалась лестница, и здесь, у края,
 Остановились, как доплывший струг.

 79 Я начал вслушиваться, ожидая,
 Не огласится ль звуком тишина;
 Потом, лицо к поэту обращая:

 82 "Скажи, какая, - я сказал, - вина
 Здесь очищается, отец мой милый?
 Твой скован шаг, но речь твоя вольна".

 85 "Любви к добру, неполной и унылой,
 Здесь придается мощность, - молвил тот. -
 Здесь вялое весло бьет с новой силой.

 88 Пусть разум твой к словам моим прильнет,
 И будет мой урок немногословный
 Тебе на отдыхе как добрый плод.

 91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, -
 Так начал он, - ты это должен знать,
 Полна любви, природной иль духовной.

 94 Природная не может погрешать;
 Вторая может целью ошибиться,
 Не в меру скудной иль чрезмерной стать.

 97 Пока она к высокому стремится,
 А в низком за предел не перешла,
 Дурным усладам нет причин родиться;

 100 Но где она идет стезею зла
 Иль блага жаждет слишком или мало,
 Там тварь завет творца не соблюла.

 103 Отсюда ясно, что любовь - начало
 Как всякого похвального плода,
 Так и всего, за что карать пристало.

 106 А так как взор любви склонен всегда
 К тому всех прежде, кем она носима,
 То неприязнь к себе вещам чужда.

 109 И так как сущее неотделимо
 От Первой сущности, она никак
 Не может оказаться нелюбима.

 112 Раз это верно, остается так:
 Зло, как предмет любви, есть зло чужое,
 И в вашем иле вид ее трояк.

 115 Иной надеется подняться вдвое,
 Поправ соседа, - этот должен пасть,
 И лишь тогда он будет жить в покое;

 118 Иной боится славу, милость, власть
 Утратить, если ближний вознесется;
 И неприязнь томит его, как страсть;

 121 Иной же от обиды так зажжется,
 Что голоден, пока не отомстит,
 И мыслями к чужой невзгоде рвется.

 124 И этой вот любви троякий вид
 Оплакан там внизу; но есть другая,
 Чей путь к добру - иной, чем надлежит.

 127 Все смутно жаждут блага, сознавая,
 Что мир души лишь в нем осуществим,
 И все к нему стремятся, уповая.