Данте Алигьери. Божественная комедия (70)

 25 Потом я слышал: "Праведный Фабриций,
 Ты бедностью безгрешной посрамил
 Порок, обогащаемый сторицей".

 28 Смысл этой речи так был сердцу мил,
 Что я пошел вперед, узнать желая,
 Кто из лежавших это говорил.

 31 Еще он славил щедрость Николая,
 Который спас невест от нищеты,
 Младые годы к чести направляя.

 34 "Дух, вспомянувший столько доброты! -
 Сказал я. - Кем ты был? И неужели
 Хваленья здесь возносишь только ты?

 37 Я буду помнить о твоем уделе,
 Когда вернусь короткий путь кончать,
 Которым жизнь летит к последней цели".

 40 И он: "Скажу про все, хотя мне ждать
 Оттуда нечего; но без сравненья
 В тебе, живом, сияет благодать.

 43 Я корнем был зловредного растенья,
 Наведшего на божью землю мрак,
 Такой, что в ней неплодье запустенья.

 46 Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
 Могли, то месть была б уже свершенной;
 И я молюсь, чтобы случилось так.

 49 Я был Гугон, Капетом нареченный,
 И не один Филипп и Людовик
 Над Францией владычил, мной рожденный.

 52 Родитель мой в Париже был мясник;
 Когда старинных королей не стало,
 Последний же из племени владык

 55 Облекся в серое, уже сжимала
 Моя рука бразды державных сил,
 И мне земель, да и друзей достало,

 58 Чтоб диадемой вдовой осенил
 Мой сын свою главу и длинной смене
 Помазанных начало положил.

 61 Пока мой род в прованском пышном вене
 Не схоронил стыда, он мог сойти
 Ничтожным, но безвредным тем не мене.

 64 А тут он начал хитрости плести
 И грабить; и забрал, во искупленье,
 Нормандию, Гасконью и Понти.

 67 Карл сел в Италии; во искупленье,
 Зарезал Куррадина; а Фому
 Вернул на небеса, во искупленье.

 70 Я вижу время, близок срок ему, -
 И новый Карл его поход повторит,
 Для вящей славы роду своему.

 73 Один, без войска, многих он поборет
 Копьем Иуды; им он так разит,
 Что брюхо у Флоренции распорет.

 76 Не землю он, а только грех и стыд
 Приобретет, тем горший в час расплаты,
 Что этот груз его не тяготит.

 79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
 Дочь продает, гонясь за барышом,
 Как делают с рабынями пираты.

 82 О жадность, до чего же мы дойдем,
 Раз кровь мою так привлекло стяжанье,
 Что собственная плоть ей нипочем?

 85 Но я страшнее вижу злодеянье:
 Христос в своем наместнике пленен,
 И торжествуют лилии в Аланье.

 88 Я вижу - вновь людьми поруган он,
 И желчь и уксус пьет, как древле было,
 И средь живых разбойников казнен.

 91 Я вижу - это все не утолило
 Новейшего Пилата; осмелев,
 Он в храм вторгает хищные ветрила.

 94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
 Твой суд, которым, в глубине безвестной,
 Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?

 97 А возглас мой к невесте неневестной
 Святого духа, вызвавший в тебе
 Твои вопросы, это наш совместный

 100 Припев к любой творимой здесь мольбе,
 Покамест длится день; поздней заката
 Мы об обратной говорим судьбе.

 103 Тогда мы повторяем, как когда-то
 Братоубийцей стал Пигмалион,
 Предателем и вором, в жажде злата;

 106 И как Мидас в беду был вовлечен,
 В своем желанье жадном утоляем,
 Которым сделался для всех смешон.

 109 Безумного Ахана вспоминаем,
 Добычу скрывшего, и словно зрим,
 Как гневом Иисуса он терзаем.

 112 Потом Сапфиру с мужем мы виним,
 Мы рады синякам Гелиодора,
 И вся гора позором круговым

 110 Напутствует убийцу Полидора;
 Последний клич: "Как ты находишь. Красе,
 Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"

 118 Кто громко говорит, а кто, подчас,
 Чуть внятно, по тому, насколь сурово
 Потребность речи уязвляет нас.

 121 Не я один о добрых молвил слово,
 Как здесь бывает днем; но невдали
 Не слышно было никого другого".

 124 Мы от него немало отошли
 И, напрягая силы до предела,
 Спешили по дороге, как могли.

 127 И вдруг гора, как будто пасть хотела,
 Затрепетала; стужа обдала
 Мне, словно перед казнию, все тело,

 130 Не так тряслась Делосская скала,
 Пока гнезда там не свила Латона
 И небу двух очей не родила.

 133 Раздался крик по всем уступам склона,
 Такой, что, обратясь, мой проводник
 Сказал: "Тебе твой спутник оборона".

 136 "Gloria in excelsis" - был тот крик,
 Один у всех, как я его значенье
 По возгласам ближайших к нам постиг.

 139 Мы замерли, внимая восхваленье,
 Как слушали те пастухи в былом;
 Но прекратился трус, и смолкло пенье.

 142 Мы вновь пошли своим святым путем,
 Среди теней, по-прежнему безгласно
 Поверженных в рыдании своем.

 145 Еще вовек неведенье так страстно
 Рассудок мой к познанью не влекло,
 Насколько я способен вспомнить ясно,

 148 Как здесь я им терзался тяжело;
 Я, торопясь, не смел задать вопроса,
 Раздумье же помочь мне не могло;

 151 Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

 1 Терзаемый огнем природной жажды,
 Который утоляет лишь вода,
 Самаритянке данная однажды,

 4 Я, следуя вождю, не без труда
 Загроможденным кругом торопился,
 Скорбя при виде правого суда.

 7 И вдруг, как, по словам Луки, явился
 Христос в дороге двум ученикам,
 Когда его могильный склеп раскрылся, -

 10 Так здесь явился дух, вдогонку нам,
 Шагавшим над простертыми толпами;
 Его мы не заметили; он сам

 13 Воззвал к нам: "Братья, мир господень с вами!"
 Мы тотчас обернулись, и поэт
 Ему ответил знаком и словами:

 16 "Да примет с миром в праведный совет
 Тебя неложный суд, от горней сени
 Меня отторгший до скончанья лет!"

 19 "Как! Если вы не призванные тени, -
 Сказал он, с нами торопясь вперед, -
 Кто вас возвел на божий ступени?"

 22 И мой наставник: "Кто, как этот вот,
 Отмечен ангелом, несущим стражу,
 Тот воцаренья с праведными ждет.

 25 Но так как та, что вечно тянет пряжу,
 Его кудель ссучила не вполне,
 Рукой Клото намотанную клажу,

 28 Его душа, сестра тебе и мне,
 Не обладая нашей мощью взгляда,
 Идти одна не может к вышине.