Данте Алигьери. Божественная комедия (79)

 82 Под чудной сенью шло двенадцать чет
 Маститых старцев, двигаясь степенно,
 И каждого венчал лилейный цвет.

 85 Все воспевали песнь: "Благословенна
 Ты в дочерях Адама, и светла
 Краса твоя и навсегда нетленна!"

 88 Когда чреда избранная прошла
 И свежую траву освободила,
 Которою та сторона цвела, -

 91 Как вслед светилам вставшие светила,
 Четыре зверя взор мой различил.
 Их лбы листва зеленая обвила;

 94 У каждого - шесть оперенных крыл;
 Крыла - полны очей; я лишь означу,
 Что так смотрел бы Аргус, если б жил.

 97 Чтоб начертать их облик, я не трачу
 Стихов, читатель; непосильно мне
 При щедрости исполнить всю задачу.

 100 Прочти Езекииля; он вполне
 Их описал, от северного края
 Идущих в ветре, в туче и в огне.

 103 Как на его листах, совсем такая
 Наружность их; в одной лишь из статей
 Я с Иоанном - крылья исчисляя.

 106 Двуколая, меж четырех зверей
 Победная повозка возвышалась,
 И впряженный Грифон шел перед ней.

 109 Он крылья так держал, что отделялась
 Срединная от трех и трех полос,
 И ни одна разъятьем не ломалась.

 112 К вершинам крыл я тщетно взгляд вознес;
 Он был золототел, где он был птицей,
 А в остальном - как смесь лилей и роз.

 115 Не то, чтоб Август равной колесницей
 Не тешил Рима, или Сципион, -
 Сам выезд Солнца был бедней сторицей,

 118 Тот выезд Солнца, что упал, спален,
 Когда Земля взмолилася в печали
 И Дий творил свой праведный закон.

 121 У правой ступицы, кружа, плясали
 Три женщины; одна - совсем ала;
 Ее в огне с трудом бы распознали;

 124 Другая словно создана была
 Из плоти, даже кости, изумрудной;
 И третья - как недавний снег бела.

 127 То белая вела их в пляске чудной,
 То алая, чья песнь у всех зараз
 То легкой поступь делала, то трудной.

 130 А слева - четверо вели свой пляс,
 Одеты в пурпур, повинуясь ладу
 Одной из них, имевшей третий глаз.

 133 За этим сонмищем предстали взгляду
 Два старца, сходных обликом благим
 И твердым, но несходных по наряду;

 136 Так, одного питомцем бы своим
 Счел Гиппократ, природой сотворенный
 На благо самым милым ей живым;

 139 Обратною заботой поглощенный,
 Второй сверкал столь режущим мечом,
 Что я глядел чрез реку, устрашенный.

 142 Прошли смиренных четверо потом;
 И одинокий старец, вслед за ними,
 Ступал во сне, с провидящим челом.

 145 Все семь от первых ризами своими
 Не отличались; но взамен лилей
 Венчали розы наравне с другими

 148 Багряными цветами снег кудрей;
 Далекий взор клялся бы, что их лица
 Огнем пылают кверху от бровей.

 151 Когда со мной равнялась колесница,
 Раздался гром; и, словно возбранен
 Был дальше ход, святая вереница

 154 Остановилась позади знамен.


ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ

 1 Когда небес верховных семизвездье,
 Чьей славе чужд закат или восход
 И мгла иная, чем вины возмездье,

 4 Всем указуя должных дел черед,
 Как указует нижнее деснице
 Того, кто судно к пристани ведет,

 7 Остановилось, - шедший в веренице,
 Перед Грифоном, праведный собор
 С отрадой обратился к колеснице;

 10 Один, подъемля вдохновенный взор,
 Спел: "Veni, sponsa, de Libano, veni!" -
 Воззвав трикраты, и за ним весь хор.

 13 Как сонм блаженных из могильной сени,
 Спеша, восстанет на призывный звук,
 В земной плоти, воскресшей для хвалений,

 16 Так над небесной колесницей вдруг.
 Возникло сто, ad vocem tanti senis,
 Всевечной жизни вестников и слуг.

 19 И каждый пел: "Benedictus qui venis!"
 И, рассыпая вверх и вкруг цветы,
 Звал: "Manibus о date lilia plenis!"

 22 Как иногда багрянцем залиты
 В начале утра области востока,
 А небеса прекрасны и чисты,

 25 И солнца лик, поднявшись невысоко,
 Настолько застлан мягкостью паров,
 Что на него спокойно смотрит око, -

 28 Так в легкой туче ангельских цветов,
 Взлетавших и свергавшихся обвалом
 На дивный воз и вне его краев,

 31 В венке олив, под белым покрывалом,
 Предстала женщина, облачена
 В зеленый плащ и в платье огне-алом.

 34 И дух мой, - хоть умчались времена,
 Когда его ввергала в содроганье
 Одним своим присутствием она,

 37 А здесь неполным было созерцанье, -
 Пред тайной силой, шедшей от нее,
 Былой любви изведал обаянье.

 40 Едва в лицо ударила мое
 Та сила, чье, став отроком, я вскоре
 Разящее почуял острие,

 43 Я глянул влево, - с той мольбой во взоре,
 С какой ребенок ищет мать свою
 И к ней бежит в испуге или в горе, -

 46 Сказать Вергилию: "Всю кровь мою
 Пронизывает трепет несказанный:
 Следы огня былого узнаю!"

 49 Но мой Вергилий в этот миг нежданный
 Исчез, Вергилий, мой отец и вождь,
 Вергилий, мне для избавленья данный.

 52 Все чудеса запретных Еве рощ
 Омытого росой не оградили
 От слез, пролившихся, как черный дождь.

 55 "Дант, оттого что отошел Вергилий,
 Не плачь, не плачь еще; не этот меч
 Тебе для плача жребии судили".

 58 Как адмирал, чтобы людей увлечь
 На кораблях воинственной станицы,
 То с носа, то с кормы к ним держит речь,

 61 Такой, над левым краем колесницы,
 Чуть я взглянул при имени своем,
 Здесь поневоле вписанном в страницы,

 64 Возникшая с завешенным челом
 Средь ангельского празднества - стояла,
 Ко мне чрез реку обратясь лицом.

 67 Хотя опущенное покрывало,
 Окружено Минервиной листвой,
 Ее открыто видеть не давало,

 70 Но, с царственно взнесенной головой,
 Она промолвила, храня обличье
 Того, кто гнев удерживает свой:

 73 "Взгляни смелей! Да, да, я - Беатриче.
 Как соизволил ты взойти сюда,
 Где обитают счастье и величье?"

 76 Глаза к ручью склонил я, но когда
 Себя увидел, то, не молвив слова,
 К траве отвел их, не стерпев стыда.

 79 Так мать грозна для сына молодого,
 Как мне она казалась в гневе том:
 Горька любовь, когда она сурова.

 82 Она умолкла; ангелы кругом
 Запели: "In te, Domine, speravi",
 На "pedes meos" завершив псалом.

 85 Как леденеет снег в живой дубраве,
 Когда, славонским ветром остужен,
 Хребет Италии сжат в мерзлом сплаве,

 88 И как он сам собою поглощен,
 Едва дохнет земля, где гибнут тени,
 И кажется-то воск огнем спален, -