Данте Алигьери. Божественная комедия (99)

 13 Одно могу сказать про то мгновенье, -
 Что я, взирая на нее, вкушал
 От всех иных страстей освобожденье,

 16 Пока на Беатриче упадал
 Луч Вечной Радости и, в ней сияя,
 Меня вторичным светом утолял.

 19 "Оборотись и слушай, - побеждая
 Меня улыбкой, молвила она. -
 В моих глазах - не вся отрада Рая".

 22 Как здесь в обличьях иногда видна
 Бывает сила чувства, столь большого,
 Что вся душа ему подчинена,

 25 Так я в пыланье светоча святого
 Познал, к нему глазами обращен,
 Что он еще сказать мне хочет слово.

 28 "На пятом из порогов, - начал он, -
 Ствола, который, черпля жизнь в вершине,
 Всегда - в плодах и листьем осенен,

 31 Ликуют духи, чьи в земной долине
 Столь громкой славой прогремели дни,
 Что муз обогащали бы доныне.

 34 И ты на плечи крестные взгляни:
 Кого я назову - в их мгле чудесной
 Мелькнут, как в туче быстрые огни".

 37 И видел я: зарница глубью крестной,
 Едва был назван Иисус, прошла;
 И с действием казалась речь совместной.

 40 На имя Маккавея проплыла
 Другая, как бы коло огневое, -
 Бичом восторга взвитая юла.

 43 Великий Карл с Орландом, эти двое
 Мой взгляд умчали за собой вослед,
 Как сокола паренье боевое.

 46 Потом Гульельм и Реноард свой свет
 Перед моими пронесли глазами,
 Руберт Гвискар и герцог Готофред.

 49 Затем, смешавшись с прочими огнями,
 Дух, мне вещавший, дал постигнуть мне,
 Как в небе он искусен меж певцами.

 52 Я обернулся к правой стороне,
 Чтобы мой долг увидеть в Беатриче,
 В словах иль знаках явленный вовне;

 55 Столь чисто было глаз ее величье,
 Столь радостно, что блеском превзошло
 И прежние, и новое обличье.

 58 Как в том, что дух все более светло
 Ликует, совершив благое дело,
 Мы видим знак, что рвенье возросло,

 61 Так я постиг, что большего предела
 Совместно с небом огибаю круг, -
 Столь дивно Беатриче просветлела.

 64 И как меняют цвет почти что вдруг
 У белолицей женщины ланиты,
 Когда стыдливый с них сбежит испуг,

 67 Так хлынула во взор мой, к ней раскрытый,
 Шестой звезды благая белизна,
 Куда я погрузился, с нею слитый.

 70 Была планета Диева полна
 Искрящейся любовью, чьи частицы
 Являли взору наши письмена.

 73 И как, поднявшись над прибрежьем, птицы,
 Обрадованы корму, создают
 И круглые, и всякие станицы,

 76 Так стаи душ, что в тех огнях живут,
 Летая, пели и в своем движенье
 То D, то I, то L сплетали тут.

 79 Сперва они кружили в песнопенье;
 Затем, явив одну из букв очам,
 Молчали миг - другой в оцепененье.

 82 Ты, Пегасея, что даришь умам
 Величие во времени далеком,
 А те - тобой - краям и городам,

 85 Пролей мне свет, чтоб, виденные оком,
 Я мог их начертанья воссоздать!
 Дай мощь твою коротким этим строкам!

 88 И гласных, и согласных семью пять
 Предстало мне; и зренье отмечало
 За частью часть, чтоб в целом сочетать.

 91 "Diligite I ustitiam", - сначала
 Глагол и имя шли в скрижали той;
 "Qui Judicatis Terrain", - речь кончало.

 94 И в М последнего из слов их строй
 Пребыл недвижным, и Юпитер мнился
 Серебряным с насечкой золотой.

 97 И видел я, как новый сонм спустился
 К вершине М, на ней почить готов,
 И пел того, к чьей истине стремился.

 100 Вдруг, как удар промеж горящих дров
 Рождает вихрь искрящегося пыла, -
 Предмет гаданья для иных глупцов, -

 103 Так и оттуда стая светов взмыла
 И вверх к различным высотам всплыла,
 Как Солнце, их возжегшее, судило.

 106 Когда она недвижно замерла, -
 В той огненной насечке, ясно зримы,
 Возникли шея и глава орла.

 109 Так чертит мастер неруководимый;
 Он руководит, он дает простор
 Той силе, коей гнезда сотворимы.

 112 Блаженный сонм, который до сих пор
 В лилее М не ведал превращений,
 Слегка содвигшись, завершил узор.

 115 О чистый светоч! Свет каких камений,
 И скольких, мне явил, что правый суд
 Нисходит с неба, в чьей ты блещешь сени!

 118 Молю тот Разум, где исток берут
 Твой бег и мощь, взглянуть на клубы дыма,
 Которые твой ясный луч крадут,

 121 И вновь разгневаться неукротимо
 На то, что местом торга сделан храм,
 Из крови мук возникший нерушимо.

 124 О рать небес, представшая мне там,
 Молись за тех, кто бродит, обаянный
 Дурным примером, по кривым путям!

 127 В былом сражались, меч подъемля бранный;
 Теперь - отнять стараясь где-нибудь
 Хлеб, любящим Отцом всем людям данный.

 130 Но ты, строчащий, чтобы зачеркнуть,
 Знай: Петр и Павел, вертоград спасая,
 Тобой губимый, умерли, но суть.

 133 Ты, впрочем, скажешь: "У меня такая
 Любовь к тому, кто одиноко жил
 И пострадал, от плясок умирая,

 136 Что и Ловца и Павла я забыл".


ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

 1 Парил на крыльях, широко раскрытых,
 Прекрасный образ и в себе вмещал
 Веселье душ, в отрадном frui слитых.

 4 И каждая была как мелкий лал,
 В котором словно солнце отражалось,
 И жгучий луч в глаза мне ударял.

 7 И то, что мне изобразить осталось,
 Ни в звуках речи, ни в. чертах чернил,
 Ни в снах мечты вовек не воплощалось.

 10 Я видел и внимал, как говорил
 Орлиный клюв, и "я" и "мой" звучало,
 Где смысл реченья "мы" и "наш" сулил.

 13 "За правосудье, - молвил он сначала, -
 И праведность я к славе вознесен,
 Для коей одного желанья мало.

 16 Я памятен среди земных племен,
 Но мой пример в народах извращенных,
 Хоть и хвалим, не ставится в закон".

 19 Так пышет в груде углей раскаленных
 Единый жар, как были здесь слиты
 В единый голос сонмы просветленных.

 22 И я тогда: "О вечные цветы
 Нетленной неги, чьи благоуханья
 Слились в одно, отрадны и чисты,

 25 Повейте мне, чтоб я не знал алканья,
 Которым я терзаюсь так давно,
 Не обретая на земле питанья!

 28 Хоть в небесах другой стране дано
 Служить зерцалом правосудью бога,
 Оно от вашей не заслонено.

 31 Вы знаете, как я вам внемлю строго,
 И знаете сомненье, тайных мук
 Моей душе принесшее столь много".

 34 Как сокол, если снять с него клобук,
 Вращает голову, и бьет крылами,
 И горд собой, готовый взвиться вдруг,