- 1016 Просмотров
- Обсудить
В день пуска Днепростроя А. М. Горькому1 Сегодня — день от всех отличный, Сегодня — праздник символичный: Сегодня утренней порой В наш боевой рабочий строй Победно входит «энергичный» Наш торжествующий герой — Электросильный Днепрострой. Как мы мечтали, как гадали, Как нажимали все педали, Как торопили дни, часы, Чтобы скорей мильонно-тонной Мускулатурою бетонной Он обрастал — кремнисто-донный Гигант невиданной красы! Как много пиголиц пищало, Как много воронов вещало О «фантастической игре», «Затее дикой» на Днепре. И вот — затея стала фактом, Игра — великим, смелым актом, И мир, весь мир, в любой стране, Мир пролетарский — с теплой лаской, Мир буржуазный — с злой опаской, С тоской, понятной нам вполне, Внимает радиоволне И ловит радостные хоры, Рабочий смех и разговоры, И — голос будущих судьбин — Гул торжествующих турбин! А там, за звуками, картина: Сталебетонная плотина, Замкнувши ток днепровских вод, Дает им новый, точный ход, Чтоб Украине, «неньке2 милой», Они запели в наши дни Не то, что пели искони. Организованною силой Отныне сделались они! Вперед днепровские пороги Не преградят уж им дороги, Не будет их водоворот Ломать челны, губить народ. Все вековечные заторы, Ликуя, волны погребли. В глубоководные просторы Войдут морские корабли И станут гордо у плотины, Где чудо-электротурбины Дают — неслыханный захват — Мильярды сило-киловатт, Невидимых, но ощутимых Богатырей неутомимых, Отважных электросолдат, Всегда готовых вмиг, по знаку, За поворотом рычага, Лавиной ринуться в атаку На старо-косного врага, Который уж не будет боле Держать в убожестве, в неволе И чудо-Днепр, и чудо-поле, И эти чудо-берега! Взрывая скалы, землю роя, Водой Днепра пороги кроя, Мы на плотине Днепростроя Свершали подвиг трудовой. Темп забирая боевой, Мы до конца его не сдали, И — средь машин, бетона, стали В работе творчески-живой Мы, закаляясь, обрастали Мускулатурой волевой. На горе вражеским пророкам Их предсказаньям вопреки, Мы повышали гонку срокам Снуя по руслу и протокам В бетон закованной реки. Мы сдали творческий экзамен! Всей зло-пророческой гурьбе Теперь кричать «аминь» и «амен» Не нам придется, а себе. Там, где с порогами в борьбе Вода, бурля, взметалась пылью, Где историческою былью Дышала каждая скала, Свершились дивные дела: Над ровной водной пеленою, Над новозданной глубиною, Гряду порогов поборов И к реву их неумолимы, Победу празднуя, зажгли мы — Взамен угаснувших костров — Гирлянду солнц-прожекторов. Чтоб больше древние пороги Не заступали нам дороги К грядущей, сказочной судьбе, С водой и скалами в борьбе Мы не работали — горели! Пороги есть в одном Днепре ли? Им в жизни не было числа. Не позабыть всей тьмы и зла, Всей тяготы непереносной Минувшей жизни старо-косной: Она «порожиста» была. Не только взрослые — и дети — В пучине жизни заодно, Разбившись о пороги эти, Метались горестно, бедно, В тоске — изранено смертельно — Метались брошенно, бездельно И опускалися «на дно». О, сколько жизней, сил, талантов, Народных творческих гигантов, Топя тоску свою в вине, Тоску по жизни светлой, новой, С разумной творческой основой, Страдало, корчилось «на дне»! Их всех, чьи гибли дух и тело «На дне» погибельно-гнилом, Их сердце Горького узрело, И пожалело, и согрело Сердечно-ласковым теплом, И перед всем раскрыло светом: Кто погибал «на дне» на этом, Кого забросила сюда, Кого измяла, сокрушила, Услады жизненной лишила, Лишила радостей труда Порогов жизненных гряда. Работы горьковской итоги Росли пред нами вглубь и вширь. Он рвал проклятые пороги, Передовой наш богатырь,— В боях с ним вражеская стая Не мало понесла потерь,— Он шел, ряды врагов сметая, Как он сметает их теперь. Ему, грозе дворцов, чертогов При старом строе, при царе, Ему, «взрывателю порогов», Тех, что мы рвали в Октябре, Ему, певцу иной культуры, Культуры нашей, трудовой, Ее стальной мускулатуры, Ее закалки волевой, Ему, чье знамя буревое Пред нами реет столько лет, Моим «Стихом о Днепрострое», О нашем энерго-герое, Я энергичный шлю привет!
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Где объявился еж, змее уж там не место «Вот черт щетинистый! Вот проклятущий бес-то! Ну, погоди ужо: долг красен платежом!» Змея задумала расправиться с ежом, Но, силы собственной на это не имея, Она пустилася вправлять мозги зверьку, Хорьку: «Приятель, погляди, что припасла к зиме я: Какого крупного ежа! Вот закусить кем можно плотно! Одначе, дружбою с тобою дорожа, Я это лакомство дарю тебе охотно. Попробуешь, хорек, ежиного мясца, Ввек не захочешь есть иного!» Хорьку заманчиво и ново Ежа испробовать. Бьет у хорька слюнца: «С какого взять его конца?» — «Бери с любого! Бери с любого!— Советует змея.— С любого, голубок! Зубами можешь ты ему вцепиться в бок Иль распороть ему брюшину, Лишь не зевай!» Но еж свернулся уж в клубок. Хорь, изогнувши нервно спину, От хищной радости дрожа, Прыжком метнулся на ежа И напоролся... на щетину. Змея шипит: «Дави! Дави его! Дави!.. Да что ты пятишься? Ополоумел, что ли?!» А у хорька темно в глазах от боли И морда вся в крови. «Дави сама его!— сказал змее он злобно.— И ешь сама... без дележа. Что до меня, то блюдо из ежа, Мне кажется, не так-то уж съедобно!» Мораль: враги б давно вонзили в нас клыки, Когда б от хищников, грозящих нам войною, Не ограждали нас щетиною стальною Красноармейские штыки.
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Вешней ласкою Алешку Воздух утренний свежит. Растянулся лодырь влежку И — лежит, лежит, лежит. Пашут пусть, кому охота, Кто колхозом дорожит, Для кого мила работа. Он, Алешка, полежит. Встала рожь густой стеною, Спелым колосом дрожит. Книзу брюхом, вверх спиною Лодырь рядышком лежит. Весь колхоз воспрянул духом: «Урожай нам ворожит!» Вверх спиною, книзу брюхом Лодырь, знай свое, лежит. Вот и осень. После лежки Лодырь мчит с мешком в колхоз. «Ты чего?» — «Насчет дележки!» — «Шутишь, парень, аль всерьез?!» Все смеются: «Ну и штуки ж!» У Алешки сердце — ёк! Обернулся в голый кукиш Полный лодырский паек!
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Какой-то тип страдал запоем. В запое был он зверски лют, Бросаясь с руганью, с разбоем На неповинный встречный люд. Казалось, за его разбойные замашки Ему недолго ждать смирительной рубашки. Но пьяницу друзья решили излечить, Зло пьянства перед ним насквозь разоблачить И водку поднести ему с такой приправой, Чтоб он с минуты самой той, Как выпьет мерзостный настой, Пред водкой морщился б, как перед злой отравой, Чтоб водочный ему был неприятен дух,— Друзья преподнесли ему настой... из мух: «Пей, милый! Снадобье особой изготовки!» Что ж пьяница? Без остановки Он стопку вылакал, икнул, взглянул на дно И, там увидя мух — брюшко и две головки,— Глотнул их тоже заодно, Причмокнувши: «Ух ты! Уж не пивал давно Такой чудеснейшей... муховки!» В Берлине так один фашистский коновод, Смеясь, хватался за живот, Когда, фашистскую пред ним пороча шпанку, Его стыдило: дескать, вот Фашистских подвигов вскрываем мы изнанку. Ответ далеким был от всякого стыда: «Что?.. Молодцы мои — погромщики?.. О да! Не понимаю, господа, За что ж на них вы так сердиты? Великолепные, ей-богу же, бандиты!»
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Вперед иди не без оглядки, Но оглянися и сравни Былые дни и наши дни. Старомосковские порядки — Чертовски красочны они. Но эти краски ядовиты И поучительно-страшны. Из тяжких мук народных свиты Венки проклятой старины. На этих муках рос, жирея, Самодержавный гнусный строй, От них пьянея и дурея, Беспечно жил дворянский рой, Кормились ими все кварталы Биржевиков и палачей, Из них копились капиталы Замоскворецких богачей. На днях в газете зарубежной Одним из белых мастеров Был намалеван краской нежной Замоскворецкий туз, Бугров Его купецкие причуды, Его домашние пиры С разнообразием посуды Им припасенной для игры Игра была и впрямь на диво: В вечерних сумерках, в саду С гостями туз в хмельном чаду На «дичь» охотился ретиво, Спеша в кустах ее настичь. Изображали эту «дичь» Коньяк, шампанское и пиво, В земле зарытые с утра Так, чтоб лишь горлышки торчали. Визжали гости и рычали, Добычу чуя для нутра. Хозяин, взяв густую ноту, Так объявлял гостям охоту: «Раз, два, три, четыре, пять, Вышел зайчик погулять, Вдруг охотник прибегает, Прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, Умирает зайчик мой!» Неслися гости в сад по знаку. Кто первый «зайца» добывал, Тот, соблюдая ритуал, Изображал собой собаку И поднимал свирепый лай, Как будто впрямь какой Кудлай. В беседке «зайца» распивали, Потом опять в саду сновали, Пока собачий пьяный лай Вновь огласит купецкий рай. Всю ночь пролаяв по-собачьи, Обшарив сад во всех местах, Иной охотник спал в кустах, Иной с охоты полз по-рачьи. Но снова вечер приходил, Вновь стол трещал от вин и снедей, И вновь собачий лай будил Жильцов подвальных и соседей. При всем при том Бугров-купец Был оборотистый делец,— По вечерам бесяся с жиру, Не превращался он в транжиру, Знал: у него доходы есть, Что ни пропить их, ни проесть, Не разорит его причуда, А шли доходы-то откуда? Из тех каморок и углов, Где с трудового жили пота. Вот где купчине был улов И настоящая охота! Отсюда греб он барыши, Отсюда медные гроши Текли в купецкие затоны И превращались в миллионы, Нет, не грошей уж, а рублей, Купецких верных прибылей. Обогащал купца-верзилу Люд бедный, живший не в раю, Тем превращая деньги в силу, В чужую силу — не в свою. Бугров, не знаю, где он ныне, Скулит в Париже иль в Берлине Об им утерянном добре Иль «божьей милостью помре», В те дни, когда жильцы подвалов Купца лишили капиталов И отобрали дом и сад, Где (сколько, бишь, годков назад? Года бегут невероятно!) Жилось купчине столь приятно. Исчез грабительский обман. Теперь у нас рубли, копейки Чужой не ищут уж лазейки, К врагам не лезут уж в карман, А, силой сделавшись народной, Страну из темной и голодной Преобразили в ту страну, Где мы, угробив старину С ее основою нестойкой, Сметя хозяйственный содом, Мир удивляем новой стройкой И героическим трудом. Не зря приезжий иностранец, Свой буржуазный пятя глянец В Москве пробывши день иль два И увидав, как трудовая Вся пролетарская Москва В день выходной спешит с трамвая Попасть в подземное нутро, Чтоб помогать там рыть метро,— Всю спесь теряет иностранец И озирается вокруг. Бежит с лица его румянец, В ресницах прячется испуг: «Да что же это в самом деле!» Он понимает еле-еле, Коль объясненье мы даем, Что государству наш работник Сам, доброй волею в субботник Свой трудовой дает заем, Что он, гордясь пред заграницей Своей рабочею столицей, В метро работает своем, Что трудовой его заем Весь оправдается сторицей: Не будет он спешить с утра, Чтоб сесть в метро, втираясь в давку, Он сам, жена и детвора В метро усядутся на лавку Без лютой брани, без толчков, Без обдирания боков, Без нахождения местечка На чьих-нибудь плечах, грудях,— Исчезнет времени утечка И толкотня в очередях,— Облепленный людскою кашей Не будет гнать кондуктор взашей Дверь атакующих «врагов». Метро к удобствам жизни нашей — Крупнейший шаг из всех шагов, Вот почему с такой охотой — Видали наших молодчаг?— Мы добровольною работой Спешим ускорить этот шаг. Не надо часто нам агитки: Мы знаем, долг какой несем. И так у нас везде во всем от Ленинграда до Магнитки, от мест, где в зной кипит вода, от наших южных чудостроев И до челюскинского льда, Где мы спасли своих героев. На днях - известно всем оно!— Магниткой сделано воззванье. Магнитогорцами дано Нам всем великое заданье: Еще налечь, еще нажать, Расходов лишних сузить клетку И новым займом поддержать Свою вторю лятилетку. Воззванье это — документ Неизмеримого значенья. В нем, что ни слово, аргумент Для вдохновенья, изученья, Для точных выводов о том, Каких великих достижений Добились мы своим трудом И вкладом в наш советский дом Своих мильярдных сбережений. Магнитострой — он только часть Работы нашей, но какая! Явил он творческую страсть, Себя и нас и нашу власть Призывным словом понукая. Да, мы работаем, не спим, Да, мы в труде — тяжеловозы, Да, мы промышленность крепим, Да, поднимаем мы колхозы, Да, в трудный час мы не сдаем, Чертополох враждебный косим, Да, мы культурный наш подъем На новый уровень возносим, Да, излечась от старых ран, Идя дорогою победной, Для пролетариев всех стран Страной мы стали заповедной, Да, наши твердые шаги С днем каждым тверже и моложе! Но наши ярые враги — Враги, они не спят ведь тоже,— Из кузниц их чадит угар, Их склады пахнут ядовито, Они готовят нам удар, Вооружаясь неприкрыто; Враг самый наглый — он спешит, Он у границ советских рыщет, Соседей слабых потрошит,— На нас он броситься решит, Когда союзников подыщет, Он их найдет: где есть игла, Всегда подыщется к ней нитка. Сигнал великий подала Нам пролетарская Магнитка. Мы в трудовом сейчас бою, Но, роя прошлому могилу, В борьбе за будущность свою Должны ковать в родном краю Оборонительную силу. И мы куем ее, куем, И на призыв стальной Магнитки — Дать государству вновь заем — Мы, сократив свои прибытки, Ответный голос подаем: Да-е-е-е-ем!!!
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Дворяне, банкиры, попы и купечество, В поход обряжая Тимох и Ерем, Вопили: «За веру, царя и отечество Умрем!» «Умрем!» «Умрем!» И умерли гады нежданно-негаданно, Став жертвой прозревших Ерем и Тимох. Их трупы, отпетые нами безладанно, Покрыли могильная плесень и мох. «За веру!»— Мы свергли дурман человечества. «Царя!»— И с царем мы расчеты свели. «Отечество!»— Вместо былого отечества Дворян и банкиров, попов и купечества — Рабоче-крестьянское мы обрели. Бетоном и сталью сменивши колодины, Мы строим великое царство Труда. И этой — родной нам по-новому — родины У нас не отбить никому никогда!
Демьян Бедный. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1965.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.