Двенадцать стульев (9) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

870 Просмотров

Глава VIII. Бриллиантовый дым

Ипполит Матвеевич снял с головы пятнистую касторовую шляпу, расчесал усы, из которых, при прикосновении гребешка, вылетела дружная стайка небольших электрических искр, и, решительно откашлявшись, рассказал Остапу Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что ему было известно о бриллиантах со слов умирающей тещи.

В продолжение рассказа Остап несколько раз вскакивал и, обращаясь к железной печке, восторженно вскрикивал:

-- Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!

А уже через час оба сидели за шатким столиком и, упираясь друг в друга головами, читали длинный список драгоценностей, некогда украшавших тещины пальцы, шею, уши, грудь и волосы.

Ипполит Матвеевич, поминутно поправляя колебавшееся на носу пенсне, с ударением произносил:

-- Три нитки жемчуга... Хорошо помню... Две по сорок бусин, а одна большая -- в сто десять... Бриллиантовый кулон... Клавдия Ивановна говорила, что 4000 стоит, старинной работы...

Дальше шли кольца, не обручальные кольца, толстые, глупые и дешевые, а тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами; тяжелые ослепительные подвески, кидающие на маленькое женское ухо разноцветный огонь; браслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермуар, на который ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне; венцом всего была сорокатысячная диадема.

Ипполит Матвеевич оглянулся. По темным углам зачумленной дворницкой вспыхивал и дрожал изумрудный весенний свет. Бриллиантовый дым держался под потолком. Жемчужные бусы катились по столу и прыгали по полу. Драгоценный мираж потрясал комнату.

Взволнованный Ипполит Матвеевич очнулся только от звуков голоса Остапа.

-- Выбор неплохой. Камни, я вижу, подобраны со вкусом. Сколько вся эта музыка стоила?

-- Тысяч семьдесят -- семьдесят пять.

-- Мгу... Теперь, значит, стоит полтораста тысяч.

-- Неужели так много? -- обрадованно спросил Воробьянинов.

-- Не меньше. Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все это.

-- Как плюнуть?!

-- Слюной, -- ответил Остап, -- как плевали до эпохи исторического материализма. Ничего не выйдет.

-- Как же так?

-- А вот как. Сколько было стульев?

-- Дюжина. Гостиный гарнитур.

-- Давно, наверно, сгорел ваш гостиный гарнитур в печках.

Воробьянинов так испугался, что даже встал с места.

-- Спокойно, спокойно. За дело берусь я. Заседание продолжается. Кстати, нам с вами нужно заключить небольшой договорчик.

Тяжело дышавший Ипполит Матвеевич кивком головы выразил свое согласие. Тогда Остап Бендер начал вырабатывать условия.

-- В случае реализации клада я, как непосредственный участник концессии и технический руководитель дела, получаю шестьдесят процентов, а соцстрах можете за меня не платить. Это мне все равно.

Ипполит Матвеевич посерел.

-- Это грабеж среди бела дня.

-- А сколько же вы думали мне предложить?

-- Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец. Вы поймите, ведь это же 15 000 рублей!

-- Больше вы ничего не хотите?

-- Н-нет.

-- А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дать вам ключ от квартиры, где деньги лежат, и сказать вам, где нет милиционера?

-- В таком случае -- простите! -- сказал Воробьянинов в нос. -- У меня есть все основания думать, что я и один справлюсь со своим делом.

-- Ага! В таком случае -- простите, -- возразил великолепный Остап, -- у меня есть не меньшие основания, как говорил Энди Таккер, предполагать, что и я один смогу справиться с вашим делом.

-- Мошенник! -- закричал Ипполит Матвеевич, задрожав.

Остап был холоден.

-- Слушайте, господин из Парижа, а знаете ли вы, что наши бриллианты почти что у меня в кармане! И вы меня интересуете постольку, поскольку я хочу обеспечить вашу старость!

Тут только Ипполит Матвеевич понял, какие железные лапы схватили его за горло.

-- Двадцать процентов, -- сказал он угрюмо.

-- И мои харчи? -- насмешливо спросил Остап.

-- Двадцать пять.

-- И ключ от квартиры?

-- Да ведь это тридцать семь с половиной тысяч!

-- К чему такая точность? Ну так и быть -- пятьдесят процентов. Половина -- ваша, половина -- моя.

Торг продолжался. Остап еще уступил. Он, из уважения к личности Воробьянинова, соглашался работать из сорока процентов.

-- Шестьдесят тысяч! -- кричал Воробьянинов.

-- Вы довольно пошлый человек, -- возражал Бендер, -- вы любите деньги больше, чем надо.

-- А вы не любите денег? -- взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.

-- Я не люблю.

-- Зачем же вам шестьдесят тысяч?

-- Из принципа!

Ипполит Матвеевич только дух перевел.

-- Ну что, тронулся лед? -- добавил Остап.

Воробьянинов запыхтел и покорно сказал:

-- Тронулся.

-- Ну, по рукам, уездный предводитель команчей! Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

После того как Ипполит Матвеевич, обидевшись на прозвище "предводителя команчей", потребовал извинений и Остап, произнося извинительную речь, назвал его фельдмаршалом, -- приступили к выработке диспозиции.

В это время дворник Тихон пропивал в пивной "Фазис" рубль, чудесным образом попавший в его руку. Пять слепых гармонистов, тесно прижавшись друг к другу, сидели на крохотном деревянном островке, морщась от долетавших до них брызг пивного прибоя.

Появлением барина и тремя бутылками пива дворник был растроган до глубины души. Все казалось ему превосходным: и барин, и пиво, и даже предостерегающий плакат: "Прозба непреличными словами не выражатся". Слово "не" давно уже было вырвано с мясом каким-то весельчаком. И эта особенность страшно смешила дворника Тихона. Дворник крутил головой и бормотал:

-- Выдумали же, дьяволы!

Насмеявшись вдоволь, дворник Тихон взял последнюю свою бутылку и пошел к соседнему столику, за которым сидели совершенно ему не знакомые штатские молодые люди.

-- А что, солдатики, -- спросил Тихон, подсаживаясь, -- верно говорят, что помещикам землю скоро отдавать будут?

Молодые люди загоготали. Один из них спросил:

-- Ты-то сам из помещиков будешь?

-- Мы из дворников, -- ответил Тихон, -- а, буду говорить, помещик, положим, вернулся. И ему земли не дадут?

-- Ну ясно, дура ты, не дадут.

Тихон очень удивился, допил пиво, опьянел еще больше и заболботал что-то несуразное про вернувшегося барина. Молодые люди насилу высадили его из-за своего столика.

-- Барин, -- бормотал Тихон, -- медаль даст. Приехал мой барин.

-- Ну и дурак же! -- подытожили молодые люди. -- Это чей дворник?

-- Вдовьего дома. Бывшего Воробьянинского.

-- Вернется он сюда, как же! Ему и заграницей неплохо.

-- А может, вернулся -- в спецы метит.

В полночь дворник Тихон, хватаясь руками за все попутные палисадники и надолго приникая к столбам, тащился в свою пещеру. На его несчастье было новолунье.

-- А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы! -- воскликнул Остап, завидя согнутого в колесо дворника.

Дворник замычал низким и страстным голосом, каким иногда, среди ночной тишины, вдруг горячо и хлопотливо начинает мычать унитаз.

-- Это конгениально, -- сообщил Остап Ипполиту Матвеевичу, -- а ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?

-- М-можно, -- сказал неожиданно прозревший дворник.

-- Послушай, Тихон, -- начал Ипполит Матвеевич, -- не знаешь ли ты, дружок, что с моей мебелью?

Остап осторожно поддерживал Тихона, чтобы речь могла свободно литься из его широко открытого рта. Ипполит Матвеевич в напряжении ждал. Но из дворницкого рта, в котором зубы росли не подряд, а через один, вырвался оглушающий крик:

-- Бывывывали дни вессселые...

Дворницкая наполнилась громом и звоном. Дворник трудолюбиво и старательно исполнял свой хорал, не пропуская ни единого слова. Он ревел, двигаясь по комнате, то бессознательно ныряя под стол, то ударяясь картузом о медную цилиндрическую гирю "ходиков", то становясь на одно колено. Ему было страшно весело.

Ипполит Матвеевич совсем потерялся.

-- Придется отложить опрос свидетелей до утра, -- сказал Остап. -- Будем спать.

Дворника, тяжелого во сне, как комод, перенесли на скамью. Воробьянинов и Остап спали вдвоем на дворницкой кровати. У Остапа под пиджаком оказалась рубашка "ковбой" в черную и красную клетку. Под рубашкой "ковбой" не было уже больше ничего. Зато у Ипполита Матвеевича под известным уже читателю лунным жилетом оказался еще один -- гарусный, ярко-голубой.

-- Жилет прямо на продажу, -- завистливо сказал Бендер, -- он мне как раз подойдет. Продайте.

Ипполиту Матвеевичу неудобно было отказывать своему новому компаньону и непосредственному участнику концессии, и он, морщась, согласился продать его за свою цену -- восемь рублей.

-- Деньги после реализации нашего клада, -- заявил Бендер, принимая от Воробьянинова еще теплый жилет.

-- Нет, я так не могу, -- сказал Ипполит Матвеевич, краснея. -- Позвольте жилет обратно.

Деликатная натура Остапа возмутилась.

-- Но ведь это же лавочничество! -- закричал он. -- Начинать полуторастотысячное дело и ссориться из-за восьми рублей! Учитесь жить широко!..

Ипполит Матвеевич покраснел еще больше, вынул маленький блокнотик и каллиграфически записал: "25/IV-27 г. выдано т. Бендеру р. -- 8". Остап заглянул в книжечку.

-- Ого! Если вы уже открываете мне лицевой счет, то хоть ведите его правильно. Заведите дебет, заведите кредит. В дебет не забудьте занести 60 000 рублей, которые вы мне должны, а в кредит -- жилет. Сальдо в мою пользу -- 59 992 рубля. Еще можно жить.

После этого Остап заснул беззвучным детским сном. А Ипполит Матвеевич снял с себя шерстяные напульсники, баронские сапоги и, оставшись в заштопанном егерском белье, посапывая, полез под одеяло. Ему было очень неудобно. С внешней стороны, где не хватало одеяла, было холодно, а с другой стороны его жгло молодое, полное трепетных идей тело великого комбинатора.

Всем троим снились сны.

Воробьянинову снились сны черные: микробы, угрозыск, бархатные толстовки и гробовых дел мастер Безенчук в смокинге, но небритый.

Остап видел вулкан Фудзи-Яму, заведующего Маслотрестом и Тараса Бульбу, продающего открытки с видами Днепростроя.

А дворнику снилось, что из конюшни ушла лошадь. Во сне он искал ее до самого утра и, не найдя, проснулся разбитый и мрачный. Долго, с удивлением, смотрел он на спящих в его постели людей. Ничего не поняв, он взял метлу и направился на улицу исполнять свои прямые обязанности: подбирать конские яблоки и кричать на богоделок.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.