Джон Китс (13)

КАНУН СВЯТОЙ АГНЕСЫ

 

I

 

 Канун святой Агнесы... Холод злой!
 Иззябший заяц прячется, хромая;
 Взъерошил перья филин под ветлой,
 И овцы сбились в кучу, засыпая.
 Монашьи четки медлят, застывая,
 Не повинуясь ноющим рукам.
 Дыханье мерзнет, в полумраке тая,
 Как будто из кадила фимиам
 Пред Девою Святой восходит к небесам.

II

 

 10 Но преисполненный долготерпеньем,
 Колена преклонив, монах босой,
 Постами изнуренный, со смиреньем,
 Молясь, поник над каменной плитой.
 Потом встает: с мигающей свечой,
 Скорбя душою, он проходит мимо
 Надгробий рыцарей, с немой мольбой
 К груди прижавших руки недвижимо -
 О, в ледяной броне им стужа нестерпима!

III

 

 19 Чуть за порог ступил - ив тот же миг
 Донесся отзвук радостного пира,
 И золотой мелодии язык
 До слез растрогал сгорбленного сиро,
 Обетом отрешенного от мира.
 Урочный пробил час: ему пора
 Заступничества ангельского клира
 Близ очага, погасшего вчера,
 За грешников молить до самого утра.

IV

 

 28 Но смолкнул зов прелюдии утешной:
 Издалека, сквозь хлопанье дверей,
 Распахнутых толпою слуг поспешно,
 Пронзили слух рулады трубачей.
 Готовые приветствовать гостей,
 Сияют залы праздничным нарядом,
 И ангелы - подпоры галерей -
 Сложив крыла крест-накрест, кротким взглядом
 Стремятся к небесам, застыв недвижным рядом.

V

 

 37 Вдруг шум и блеск - плюмажи, веера,
 Стремительного празднества круженье:
 Так в юный ум минувшая пора
 Вселяет роем дивные виденья
 Былых торжеств. Но дева в отдаленье,
 Мечтаньями тревожными полна,
 День зимний этот провела в волненье -
 Святой Агнесе сердцем предана,
 Ждет покровительства небесного она.

VI

 

 46 Твердили ей в кругу матрон почтенном:
 Девицам в эту полночь, мол, дано
 Узнать восторг в виденье сокровенном,
 Влюбленных речи слышать суждено,
 Но надобно запомнить им одно:
 Без ужина отправиться в постели -
 И чтоб по сторонам или в окно
 Они смотреть украдкою не смели,
 А у небес благих просили, что хотели.

VII

 

 55 Причудливыми грезами полна,
 Томительно вздыхает Маделина.
 Не внемлет стону музыки она,
 Взор опустив божественно-невинный.
 Проносится с шуршаньем томным длинный
 За шлейфом шлейф, но кавалерам тем,
 Что перед ней раскланивались чинно,
 Не раз, не два пришлось уйти ни с чем:
 Ей тошен бал, она чужда всему и всем.

VIII

 

 64 Под гром литавр ступая отрешенно,
 Потом танцует два часа подряд.
 Скользит по сутолоке оживленной
 Ее пустой и безучастный взгляд.
 Вокруг смеются, обольщают, мстят,
 Влюбляются, тотчас забыв об этом.
 Она среди веселья и отрад
 Равно чужда насмешкам и приветам,
 Ждет, что блаженный час наступит пред рассветом.

IX

 

 73 Теперь она исчезнет - решено!
 Но тут как раз гавот раздался снова...
 В тени портала между тем давно
 Укрылся юный Порфиро, готовый
 За Маделину жизнь отдать без слова.
 Верхом он по болотам прискакал -
 И вот теперь заступника святого
 Молил помочь войти незримо в зал:
 Он обнял бы ее - в слезах к ногам припал!

Х

 

 82 И Порфиро шагнул с отвагой дерзкой
 Под ненавистный кров, где гибель ждет
 Где жертвой станет шайки богомерзкой,
 Где штурмом меч безжалостный возьмет
 Пылающую грудь - любви оплот,
 Где псы готовы кровожадной пастью,
 Науськанные на враждебный род,
 То сердце растерзать, что рдеет страстью.
 Но есть и там душа, готовая к участью.

XI

 

 91 О небо, вот она! Почтенных лет,
 Блюстительница строгого порядка,
 Приблизилась, ворча на белый свет.
 Держа в руке клюку, походкой шаткой.
 Вот Порфиро позвал ее украдкой:
 Заслышав в тишине его шаги,
 Бормочет и трясет седою прядкой:
 "Беги отсюда, Порфиро, беги!
 Не медли же, скорей - здесь все твои враги!

XII

 

 100 Там Гильдебранд, не знающий пощады,
 В бреду, в горячке, с пеной на губах,
 Уродливей греха и злее ада,
 Такие слал тебе проклятья - страх!
 Беги! Лорд Морис, старый вертопрах,
 Опять грозился..." - "Помолчи, болтунья!
 Присядь-ка лучше - и не впопыхах
 Скажи..." - "Нет-нет, душа моя - вещунья:
 Не увидать тебе другого полнолунья.

XIII

 

 109 Скорей сюда!" За нею он идет
 Извилистыми гулкими ходами,
 Плюмажем задевая низкий свод,
 Весь затканный паучьими сетями,
 И слышит шепот: "Милость божья с нами!"
 Убог и тесен старческий приют.
 "Во имя тех сестер святых, что в храме
 У алтаря двух агнцев остригут,
 Скажи, Анджела, мне - что, Маделина тут?"

XIV

 

 118 "Канун Агнесы - да, но лиходеи
 Людскую кровь прольют и в день святой:
 Когда б тебе повиновались феи,
 И нес ты воду в сите ведьмы злой -
 А так войти сюда... Господь с тобой!
 Я вся дрожу... Красавице утеха
 Нашлась моей - гадать в тиши ночной:
 Пошли ей небо в ворожбе успеха!
 Тут впору слезы лить, а я давлюсь от смеха".

XV

 

 127 И улыбается беззубым ртом,
 Освещена бесстрастною луною,
 Согнувшись над холодным очагом.
 А Порфиро растерян, как порою
 Проказник перед бабушкой с клюкою.
 Но счастлив он узнать, что предана
 Легендам древним чистою душою,
 Любимая в тиши ночной, одна,
 Сейчас во власти чар пленительного сна.

XVI

 

 136 Подобно розе царственно-пурпурной,
 Расцветшей вдруг, явился дерзкий план -
 И алой страстью запылало бурно
 Истерзанное сердце, злой тиран...
 Ему старуха: "О злодей! Смутьян!
 Прочь! И не вздумай: нет к тебе доверья,
 Замыслил ты бессовестный обман.
 Так молод и так полон лицемерья -
 Нет, от таких, как ты, запру покрепче дверь я!"

XVII

 

 145 "Анджела, милая! Творцом клянусь,
 Да не найдет душа моя спасенья!
 Я Маделины нежной не коснусь,
 Ничем не потревожу сновиденья,
 Не брошу взгляд в порыве вожделенья.
 Молю в слезах! А нет, не тратя слов,
 Не стану здесь таиться ни мгновенья
 И криком громким созову врагов:
 Пусть стаей кинутся - я встретить смерть готов".

XVIII

 

 154 "О господи! Убогое созданье,
 Старуху - как не стыдно так пугать?
 Вот-вот мои окончатся страданья,
 Вот-вот ответ придется небу дать,
 А ведь тебя в молитвах поминать
 Не забывала ввек я, право слово".
 И Порфиро, готовый зарыдать,
 Исполнился раскаянья благого.
 Излив свой правый гнев, она смягчилась снова.

XIX

 

 163 Тайком она ему укажет путь
 В покои Маделины, где влюбленный
 За полог скроется, боясь дохнуть -
 Невидим там пребудет, упоенный
 Невинной красотой во власти сонной:
 Невеста будет там наречена,
 Где в полночь фей ступают легионы:
 Такая ночь, как эта ночь, одна
 С тех пор, как Мерлин долг свой заплатил сполна.

XX

 

 172 "Да будет так, твоей покорна воле!
 Дитя мое, пора - поторопись:
 В глазах темно, дохнуть невмочь от боли
 Ну точно иглы в голову впились.
 Скорей бы лечь... Смотри, не оступись
 Там, где у лютни пяльцы с вышиваньем.
 Я отлучусь, а ты пока молись:
 Бог даст моим исполниться желаньям -
 Я вас благословлю у церкви пред венчаньем".

XXI

 

 181 В каморке за решетчатым окном,
 Считая бесконечные мгновенья,
 Ждет Порфиро, сжигаемый огнем:
 Надеждами сменяются сомненья;
 И наконец дождался возвращенья
 Кормилицы. Сбиваясь и спеша,
 Ему старуха шепчет наставленья.
 Остерегает, добрая душа -
 И в путь пускается, от страха чуть дыша.

XXII

 

 190 Вот, проплутав но тьме, средь мрачной жути,
 Вослед за проводницею хромой.
 Теперь один в девическом приюте
 Вдруг очутился трепетный герой.
 Тем временем на лестнице крутой
 Анджела с Маделиною столкнулась:
 Та отвела старушку на покой,
 Прощаясь, ласково руки коснулась...

 О Порфиро, смотри, смотри - она вернулась!

XXIII

 

 199 Вмиг сквозняком задунута свеча,
 Исчез дымок, в прозрачном блеске тая.
 Впорхнула, запыхавшись, трепеща,
 И медлит, от волненья замирая.
 Но сердце, немотой изнемогая,
 Ей ранит грудь и бьется все сильней:
 Так на исходе сладостного мая.
 Напрягшись, безъязыкий соловей
 Не в силах больше петь - и пикнет меж ветвей.

XXIV

 

 208 Узорною увенчанное аркой.
 Причудливой резьбой окружено,
 Залитое луной полночно-ярком,
 бессчетными огнями зажжено.
 Трехстворчатое высится окно,
 И стекла, махаона многоцветней.
 Пылают, как пурпурное вино;
 На гербовом щите еще приметней
 Кровь королей: горит враждой тысячелетней.

XXV

 

 217 Морозный свет струится сквозь витраж
 И теплый блик бросает багрянистый
 На вырезной шнурованный корсаж,
 На крестика александрит искристый.
 Цвет алой розы в нимб вплетен лучистый -
 Мерцающий неясно ореол;
 В сиянье красоты небесно-чистой
 Не ангел ли, покинув вышний дол,
 Колена преклонить из рая снизошел.

XXVI

 

 226 Дышать не в силах Порфиро от счастья:
 Молитвой жаркой дух свой укрепив,
 Браслет нагретый с тонкого запястья
 Сняла, душистый распустила лиф.
 Шурша, сползает шелковый извив
 Скользнувшего по телу облаченья:
 Русалкою, когда ее прилив
 По пояс скрыл, заветного явленья
 Агнесы ждет она, боясь спугнуть виденья.

XXVII

 

 235 Потом, в гнезде прохладном затаясь,
 Она тревожным устремилась взором
 Перед собой, мечтами уносясь
 В края далекой радости... Но скоро.
 Тоску дневную отогнав с укором,
 Теплом румяных маков напоен,
 Как требник мавров золотым затвором,
 Сомкнул ей веки благодатный сон:
 Так ночью роза вновь сжимается в бутон.

XXVIII

 

 244 Пред опустевшим брошенным нарядом
 В углу укромном Порфиро застыл,
 Не отрываясь восхищенным взглядом,
 Взволнованной души смиряя пыл.
 Затем бесшумно на ковер ступил,
 В тиши заслышав ровное дыханье -
 И, бережно шагнув, благословил
 Ее груди дремотной колыханье...
 Как сон глубок и тих в чуть призрачном сиянье!

XXIX

 

 253 Но издали донесся шум и крик,
 Внезапно возмутив покой уютный,
 И бойко в уши Порфиро проник
 Лихой рожок, заливисто-беспутный.
 Рассыпал барабан свой треск минутный -
 И, пререкаясь с праздничной трубой,
 Невнятной речью, сдержанной и смутной,
 Ответил глухо горестный гобой,
 И тотчас смолкло все за звякнувшей скобой.

XXX

 

 262 Но долго-долго длился безмятежный,
 Лазурновекий и беззвучный сон...
 На скатерти он ставит белоснежной
 Все яства экзотических сторон:
 Сиропы сдабривает киннамон,
 Соседствуют миндаль и персик рдяный,
 Прозрачное желе, айва, лимон,
 Густой шербет и сладостная манна -
 Из Самарканда, из кедрового Ливана.

XXXI

 

 271 Пылающей рукою громоздит
 Он щедрые дары чужого края:
 В корзинах ярких роскошь их блестит,
 Прохладный аромат распространяя.
 Спит Маделина, ни о чем не зная.
 "Теперь очнись, о нежный серафим!
 Я - твой паломник, ты - моя святая.
 Скорей открой глаза - иль сном глухим
 Забудусь близ тебя, отчаяньем томим".

XXXII

 

 280 Сон девы затенен завесой пышной,
 Свисающей с лепного потолка.
 Над Маделиной Порфиро неслышно
 Склоняется - и робкая рука
 К подушке прикасается слегка.
 Но полночь властно чувства чаровала -
 И, словно скованная льдом река,
 Во сне оцепенев, она молчала,
 А лунный свет играл на кромке покрывала.