Джон Китс (47)

К ЭММЕ

 

 О, вслушайся, - Флора вздохнула глубоко
 И роза открыла прелестное око.
 Дыханья вечернего чист аромат,
 В наряде лучистом блистает закат.
 
 Давай устремимся к укромным полянам,
 В тенистые чащи, где в сумраке пьяном
 От пения фей чуткий воздух дрожит
 И сильф над закатным сияньем кружит.
 
 Когда же тебя одолеет истома,
 На ложе из трав отнесу невесомо.
 Присяду в изножье, любовью дыша.
 В нежнейших словах изольется душа.
 
 Столь тих будет шепот, что ненароком
 Поддашься Зефира игривым урокам.
 В объятьях моих очнешься от грез,
 Внимая тем клятвам, что я произнес.
 
 Зачем упускать все блаженство мгновенья,
 Подобно глупцам, что бегут наслажденья!
 Даруй мне улыбку и легкой рукой
 Смятенное сердце мое успокой.

 Перевод О.Кольцовой

ПЕСНЯ

 Мелодия "Юлия - малиновке"

 Побудь, побудь со мною, птах,
 Позволь взглянуть в горящий глаз,
 Как плещет хвост во весь размах
 И для полета клюв как раз.
 
 Побудь, и я скажу потом:
 Твой взлет большим искусством стал;
 Твоим оброненным пером
 Свои я думы записал.
 
 Когда дарует ночь росу
 И солнце летнее горит,
 Ты держишь песню на весу,
 Спасаешь счастье от обид.
 
 Как в темноте горит твой взгляд,
 Тая преодоленье бед,
 И тоны сладостных рулад
 Звучат предвестием побед.
 
 Когда отменит шторм полет
 И будет рушиться любовь,
 Твой голос дальше позовет
 И вспыхнет радость в звуках вновь.
 
 Слова любви вернее нот
 Объединят в довольстве нас,
 И вновь улыбка расцветет
 На месте слез и злых гримас.

 Перевод В.Широкова

АХ, ЖЕНЩИНА! КОГДА ВГЛЯЖУСЬ В ТЕБЯ

 

I

 

 Ах, женщина! Когда вгляжусь в тебя,
 То гордую, то ветрено-простую,
 Ребячливо-смешливую, взыскую
 Лишь света, что рождает сам себя;
 Возможно ль жить, всем сердцем не любя:
 Дух воспаряет в пустоту глухую,
 И все-таки я снова протестую:
 Ты так добра и так нежна, грубя.
 Любить всевечно и любимым быть;
 О, небеса! Отчаянно сражаться
 Готов я, даже лоб готов разбить -
 Подобно Калидору, - может статься,
 Как Рыцарь Красного Креста - добыть
 Победу, - но с тобою не расстаться.
 
II

 
 Глаз хризопраз, и лес волос, и шея
 Фарфоровая, и тепло руки -
 Единство их рассудку вопреки
 Тебя моложе делает, нежнее.
 О, небеса! Какой здесь вид! Шалею,
 Нельзя не восхититься, до тоски
 Нельзя не озвереть - две-три строки
 Я подарить потом тебе сумею.
 Но как же ненасытен я с тобой:
 Твоей улыбке не страшна остуда -
 Знак острого ума, любви святой;
 Меня не запугают пересуды;
 Мой слух распахнут настежь, Боже мой,
 Твой голос я ловлю: ах, что за чудо!
 
III

 
 О, кто б забыл ту сладость, что досталась?
 Кто, честно глядя, впрямь бы смог забыть?
 О, Боже, блеет агнец, хочет жить,
 Мужской защиты просит. Ваша жалость
 Ей, агнцу, справедливо в дар досталась;
 А если кто-то хочет погубить,
 В руины чудо-замки обратить,
 Тот - негодяй. По правде, даже малость
 Вниманья милой радует, когда
 Я слышу пальцев легкое касанье
 Иль вижу, как в окне горит звезда,
 Я чувствую: то - знак ее вниманья,
 Цветок из рук ее, в ручье вода;
 Лишь вырви нить - и рухнет мирозданье.

 Перевод В.Широкова

x x x

 

 Пусть, Одиночество, с тобой сам-друг
 Мне жить, но не в ущельях улиц тесных.
 В обсерваторию стремнин отвесных
 Поднимемся и поглядим вокруг.
 
 Там зыбь кристальная, цветущий луг -
 С ладонь - видны меж склонов многолесных.
 Мне быть бы стражем средь шатров древесных!
 Как резвые прыжки оленьи вдруг
 
 Спугнули с наперстянки рой пчелиный -
 Следил бы я с тобой в лесной глуши.
 Но столько прихотливых дум в картины
 
 Словесные вмещает ум невинный,
 Что сладостней всего, когда в тиши
 Беседуют две родственных души.

 Перевод В.Потаповой 

ПОСЛАНИЕ ДЖОРДЖУ ФЕЛЬТОНУ МЭТЬЮ

 

 Стих - это чудо вечное, живое,
 Но братство через песню - чудо вдвое.
 Я, милый Мэтью, вспомнить не сумею
 Судьбы прекрасней, радостей полнее,
 Чем те, что отмечают нас, когда мы
 Трофей возводим музам нашей драмы
 Усильем общим. Братья и поэты,
 Мы этим единением согреты,
 И любит сердце, чуя в упоенье
 Возвышенность, величье, исцеленье.

 Поэзии пространство шаг за шагом
 Осваивать с тобой я счел бы благом,
 И с радостью я пел бы, гимнам вторя,
 Что раздаются в Сицилийском море
 Среди гондол скользящих, легких, дальных
 На склоне дня, в лучах его прощальных, -
 Но не смогу. "Лидийские картины"
 Не для меня: гнетут заботы ныне,
 И часто я гляжу со страхом в небо,
 Боясь там утром не увидеть Феба,
 Аврору не увидеть на рассвете,
 Наяд, что в речке плещутся, как дети,
 В лучах луны - паренье серафима, -
 Все то, что было нам с тобою зримо:
 Росу, что ночью с мяты и с морошки
 Смахнула фея шаловливой ножкой,
 Летя домой с таинственного луга,
 Где танцевали эльфы всей округи
 И чинно завершали праздник яркий,
 Пройдя под лунной триумфальной аркой.

 Противна музе городская смута.
 Будь я при ней хоть каждую минуту,
 Она сбежит, она не даст мне рая
 Среди противоречий и раздрая.
 О девушке мечтаю с добрым взглядом.
 Как хорошо мне было б с нею рядом
 Там, где безлюдно, там, где романтично,
 Где множество цветов и где обычно
 Дубы стоят, что помнят, как преданья,
 Старинные друидов волхвованья;
 Где над рекой ракитник темнолистый
 К воде спускает золотые кисти
 И, к кассии склоняясь благовонной,
 Вплетает в кисти белые бутоны;
 Где в чаще леса звонкие кантаты
 Выводят соловьи замысловато;
 Где меж стволов - подпор ветвистой кровли -
 Постель я из фиалок приготовлю;
 Где в звездочке душистой первоцвета
 Пчела гудит и возится все лето.
 Кто этой благодатью недоволен,
 Тот и душой, и телом тяжко болен.

 Ты это место укажи мне, Мэтью,
 Коль что-нибудь имеешь на примете.
 Там с девушкой, с тобой уединенно
 Читали б мы друг другу Чаттертона.
 (Четыре духа волею Шекспира
 Ввели его в предел иного мира.)
 Мы вспомнили б о тех с благоговеньем,
 Кто жил, воюя с общим заблужденьем.
 Ты, помянув бы Мильтона слепого,
 В отчаянье пришел от зла людского
 И ненависти к гению, чьи крылья
 Людей хранят, как могут, от всесилья
 Великих бедствий. Вспомнили бы дале
 Мы тех, что в битве за свободу пали, -
 Альфреда, Телля. Мэтью, мы едва ли
 Забыли бы, беседуя с тобою,
 Уоллеса, народного героя.
 На север глядя, погрузившись в думы,
 О Вернее, Мэтью, пролили б слезу мы.

 Без девушки и без тебя мне, ясно,
 Дразнить скупую музу - труд напрасный,
 Но для твоей, о Фельтон, славы громкой
 Готова муза "свет пролить в потемки".
 Ты был цветком, что рос под небосклоном,
 Соседствуя с ключом незамутненным,
 Откуда били песни; утром рано
 Сюда пришла невинная Диана
 И, с радостью приветствуя светило,
 Ему тебя на память подарила,
 Отняв тебя у почвы плодородной
 И опустив тебя в ручей холодный.
 О том, как стал ты золотою рыбкой,
 По воле Феба, в этой влаге зыбкой,
 Ты не сказал; ты сохранил в секрете,
 Как лебедем предстал на белом свете
 И как впервые в этом состоянье
 Обрел ты человека очертанья,
 Как в странствиях своих возвел в обычай
 Ты смену воплощений и обличий,
 Как был с наядой в отношеньях дружных
 И пищу брал из рук ее жемчужных.

 Перевод Е.Фельдмана

x x x

 

 Ах, живи ты в век старинный,
 Рассказал бы свиток длинный
 О глазах твоих немало,
 Как они, мой друг, бывало
 Танцевали менуэты
 В храме радости и света,
 И воспел бы, как заслуги,
 Летописец брови-дуги,
 Каждую из коих лестно
 С полосой сравнил небесной
 Или же с пером вороны,
 От случайного урона
 Павшим на снежок пушистый;
 Темный волос твой волнистый
 Уподобил чемерице,
 Той, что аркою клонится,
 Где в обилье завиточков
 Угнездилась тьма цветочков
 (Долу столь же величаво
 Клонятся другие травы.
 В их изгибе есть приметы
 Очертанья всей планеты);
 Речи б уподобив меду,
 Выявив твою породу
 Через тонкие лодыжки,
 Пояснил, - не понаслышке
 Знаешь фей ты, ибо ловко
 Охраняешь их, плутовка:
 Даже фейному мальчонке
 Не найти своей девчонки,
 Разве только в час, когда ты,
 Дев оберегая свято,
 Доставляешь в день лучистый
 Их к воде кристально чистой.
 Появись ты в древней были,
 Десять Муз мы б ныне чтили.
 Рангом хочешь, может статься,
 Выше Талии считаться?
 Уважаю дух новаций:
 Стань четвертою из Граций!

 В чем же в рыцарскую пору
 Ты могла б явиться взору?
 Ах, по моему понятые,
 В длинном, серебристом платье
 Ты б на людях появлялась,
 Где б надежно прикрывалась
 Грудь кирасой золотою,
 И не мог бы грудью тою
 В страсти нежной, в страсти томной
 Насладиться взор нескромный.
 Локон твой под шлем могучий
 Прятался б, как солнце - в тучи,
 И волной беломолочной
 Ниспадал султан бы, точно
 Лилии с бесценной вазы.
 Столь приятен был бы глазу
 И скакун твой величавый,
 Гордый рыцарскою славой
 И блестящим одеяньем,
 Сходным с северным сияньем.
 По-мужски мечом владея,
 Ты, убив волхва-злодея,
 Ложь убила бы и с нею -
 Огнедышащего змея.
 Впрочем, ты колдунья - тоже,
 А своим вредить негоже, -
 Ни волшебникам, ни гадам,
 Что убить способны взглядом.

 Перевод Е.Фельдмана

 К ***
 Будь я красавцем, долетел бы стон
 Сквозь ухо перламутровое эхом
 До сердца твоего, назло помехам,
 И был бы я за пыл вознагражден.
 
 Но я не рыцарь доблестных времен,
 И грудь мою не облекать доспехам,
 Не пастушок блаженный, нежным смехом
 Пастушке говорящий, что влюблен.
 
 И все ж твержу: "Ты сладостна!", я брежу:
 "Ты слаще сицилийских роз медовых
 В хмельной росе, поящей допьяна!"
 
 Я редкостной росой уста разнежу
 И под луной нарву цветов пунцовых -
 Мне колдовскую силу даст луна.

 Перевод А.Парина

ПОДРУЖКА, КРУЖКА И ТАБАКУ ПОНЮШКА

 

 Тащи веселую подружку мне,
 Тащи вина большую кружку мне
 И табаку тащи понюшку мне.
 Коль можешь, дай всего до ста точно.
 Быть может, я скажу: "Достаточно!"
 Но нет - смолчу в моей обители
 Вплоть до пришествия Спасителя.
 Недурно было б так устроиться
 С тобой, возлюбленная Троица!

 Перевод Е.Фельдмана

ВСТУПЛЕНИЕ К ПОЭМЕ

 Опыт

 О рыцарях рассказывать я стану.
 Перед глазами - белые султаны.
 Не чопорны они, не современны,
 Но грациозны - необыкновенно.
 Не то что смертных дерзкая отвага,
 Но даже волхвованья Арчимаго
 Изящества не сообщат им боле;
 Как будто горный ветер на приволье
 Резвится и приходит отовсюду,
 Чтобы для нас устроить это чудо.
 О рыцарях рассказывать я стану.
 Мне видится копье: то утром рано
 Выходит рыцарь; дева молодая,
 От холода едва не умирая,
 Застыла у зубца старинной башни.
 Она в слезах: за милого ей страшно.
 Подчеркивает платье каждой складкой,
 Что ей сейчас и горестно, и сладко.
 Когда в походе рыцарь притомится,
 Он в озере прозрачном отразится.
 У ясеня приляжет на полянке,
 Где рядышком гнездятся коноплянки.
 Ах, опишу ли облик я жестокий,
 Когда встает герой железнобокий,
 Тряся копьем, сдвигая гневно брови,
 И рвется в бой, и жаждет вражьей крови?
 Ах, опишу ли я, как рыцарь гордый
 Выходит на турнир походкой твердой,
 И зритель замирает, восхищенный,
 При появленье чести воплощенной?
 Боюсь, что нет: увяли, отлетели
 Стихи, что распевали менестрели,
 Чей и теперь таится дух великий
 В развалинах и лиственнице дикой.
 Когда закончен пир, допито зелье,
 Кто вам опишет буйное веселье?
 Кто вам опишет ожиданье боя
 Под сенью стен, украшенных резьбою?
 Кто вам опишет зрелище сраженья?
 Кто вам отыщет средства выраженья?
 Я вижу зал; в нем юные девицы;
 Мне явственны их радостные лица,
 Мне явственны их сладостные взгляды,
 Что светятся, как ясные плеяды.
 Да, все-таки рассказывать я стану
 О рыцарях, об их суровом стане.
 Как возродиться смогут здесь иначе
 И воин, и скакун его горячий?

 Твое, о Спенсер, и лицо мне мило:
 Оно прекрасно, как восход светила,
 А сердце просто прыгает от счастья,
 Когда твое я чую соучастье.
 Я твой венец, при всем его изыске,
 Воспринимаю по-земному близко,
 И я тогда не чувствую смущенья,
 Когда в своем горячем обращенье
 Твой кроткий дух прошу я о подмоге,
 А дух в тревоге
 Из-за того, что некто вздумал тоже,
 По глупости, сумняшеся ничтоже,
 Либертаса пройти дорогой торной.
 Либертас подтвердит: в мольбе покорной
 Я, бард, с благоговеньем постоянным,
 Испуганный своим же дерзким планом,
 Пройду свой путь; ты согласишься, внемля.
 Я лягу отдохнуть; увижу землю,
 Ее восход, закат, и свет, и тени,
 И всей природы буйное цветенье.

 Перевод Е.Фельдмана