Написано Quevedo Redivivus
в ответ на поэму под таким же заглавием
автора "Уота Тайлера"
"Он Даниил второй, я повторяю".
Спасибо, жид, что подсказал ты мне
Сравнение такое.
Шекспир,
"Венецианский купец", д. IV, сц. 1.
Говорят очень верно, что "один дурак порождает многих" (что глупость
заразительна), а у Попа есть стих, где сказано, что "дураки вбегают туда,
куда ангелы едва решаются вступить". Если бы м-р Саути не совался туда, куда
не следует, куда он никогда до того не попадал и никогда более не попадет,
нижеследующая поэма не была бы написана. Весьма возможно, что она не
уступает его поэме, потому что хуже последней ничего не может быть по
глупости, прирожденной или благоприобретенной. Грубая лесть, тупое
бесстыдство, нетерпимость ренегата и безбожное лицемерие поэмы автора "Уота
Тайлера" до того чудовищны, что достигают своего рода совершенства - как
квинтэссенция всех свойств автора.
Вот все, что я могу сказать о самой поэме, и я прибавлю только
несколько слов о предисловии к ней. В этом предисловии великодушному
лауреату угодно было нарисовать картину фантастической "сатанинской школы",
на которую он обращает внимание представителей закона, прибавляя, таким
образом, к своим другим лаврам притязания на лавры доносчика. Если
где-нибудь, кроме его воображения, существует подобная школа, то разве он не
достаточно защищен против нее своим крайним самомнением? Но дело в том, что
м-р Саути, как Скраб, заподозривает нескольких писателей в том, что они
"говорили о нем, потому что они сильно смеялись". Я, кажется, достаточно
знаю большинство писателей, на которых он, по-видимому, намекает, чтобы
утверждать, что каждый из них сделал больше добра своим ближним в любой год,
чем м-р Саути навредил себе своими нелепостями за целую жизнь, а этим не
мало сказано. Но я должен предложить еще несколько вопросов:
Во-первых, действительно ли м-р Саути автор "Уота Тайлера"?
Во-вторых, получил ли он от Верховного судьи излюбленной им Англии
отказ в законном удовлетворении за незаконное напечатание богохульственного
и возмутительного сочинения?
В-третьих, не назвал ли его Вильям Смит открыто в парламенте "злобным
ренегатом"?
В-четвертых, разве он не поэт-лауреат, хотя у него на совести есть
такие стихи, как о цареубийце Мартине?
И в-пятых, соединяя все предшествовавшие пункты, как у него хватает
совести обращать внимание закона на произведения других, каковы бы они ни
были?
Я уже не говорю о гнусности такого поступка - она слишком очевидна, но
хочу только коснуться причин, вызвавших его; они заключаются ни более и ни
менее как в том, что его недавно слегка высмеяли в нескольких изданиях - так
же как его прежде высмеивали в "Antijacobin" его теперешние покровители.
Отсюда вся эта ерунда про "сатанинскую школу" и т. д.
Как бы то ни было, а это вполне на него похоже - "qualis ab incepto".
Если некоторые читатели найдут в нижеследующей поэме нечто
оскорбительное для своих политических убеждений, то пусть они винят в этом
м-ра Саути. Пиши он гекзаметры, как он писал все другое, автору не было бы
до этого никакого дела, если бы только он избрал другой сюжет. Но возведение
в святые монарха, который - каковы бы ни были его семейные добродетели -
не прославился никакими успехами и не был патриотом (несколько лет его
царствования прошли в войнах с Америкой и с Ирландией, не говоря уже о его
нападении на Францию) - это, как и всякое преувеличение, естественно,
вызывает протест. Как бы о нем ни говорилось в этом новом "Видении", история
не будет более благосклонна в своем суждении о его государственной
деятельности. Что касается его добродетелей в частной жизни (хотя и стоивших
очень дорого народу), то они вне всякого сомнения.
Что касается неземных существ, выведенных в поэме, я могу сказать
только, что знаю о них столько же, сколько и Роберт Саути, и, кроме того, я,
как честный человек, имею больше права говорить о них. Я, кроме того,
отнесся к ним с большей терпимостью. Манера жалкого помешанного лауреата
творить суд в будущем мире такая же нелепая, как его собственные рассуждения
в этой жизни. Если бы это не было абсолютно комично, то было бы еще хуже,
чем глупо. Вот все, что можно сказать об этом.
Quevedo Redivivus
P. S. Возможно, что некоторым читателям не понравится свобода, с
которой святые, ангелы и духи разговаривают в этом "Видении". Но я могу
указать на прецеденты в этом отношении, на "Путешествие в загробный мир"
Филдинга, на мои, Кеведо, "Видения" по-испански и в переводе. Пусть читатель
обратит внимание и на то, что в поэме не обсуждаются никакие догматы и что
личность Божества старательно скрыта от взоров, чего нельзя сказать про
поэму лауреата. Он счел возможным приводить слова Верховного судьи, причем
он говорит в поэме вовсе не как "школьный святой", а как весьма
невежественный м-р Саути. Все действие происходит у меня за пределами небес,
и я могу назвать, кроме уже названных вещей, еще "Женщину из Бата" Чосера,
"Морганте Маджиоре" Пульчи, "Сказку о бочке" Свифта в подтверждение того,
что святые и т. д. могут разговаривать вполне свободно в произведениях, не
претендующих на серьезность.
Мистер Саути, будучи, как он говорит, добрым христианином и человеком
злопамятным, угрожает мне, по-видимому, возражением на этот мой ответ. Нужно
надеяться, что его духовидческие способности станут за это время более
разумными, не то он опять впутается в новые дилеммы. Ренегаты-якобинцы дают,
обыкновенно, богатый материал для возражений. Вот вам пример: м-р Саути
очень хвалит некоего мистера Лэндора, известного в некоторых кружках своими
латинскими стихами, и несколько времени тому назад поэт-лауреат посвятил ему
стихи, превозносящие его поэму "Гебир". Кто бы мог предположить, что в этом
самом "Гебире" названный нами Севедж Лендор (таково его мрачное имя)
ввергает в ад ни более ни менее как героя поэмы своего друга Саути,
вознесенного лауреатом на небо, Георга III. И. Севедж умеет быть очень
язвительным, когда пожелает. Вот его портрет нашего покойного милостивого
монарха:
(Принц Гебир, сошедший в преисподнюю, обозревает вызванные по его
просьбе тени его царственных предков и восклицает, обращаясь к
сопровождающему его духу):
"- Скажи, кто этот негодяй здесь подле нас? Вот тот с белыми бровями и
косым лбом, вот тот, который лежит связанный и дрожит, поднимая рев под
занесенным над ним мечом? Как он попал в число моих предков? Я ненавижу
деспотов, но трусов презираю. Неужели он был нашим соотечественником? - Увы,
король, Иберия родила его, но при его рождении в знак проклятия пагубные
ветры дули с северо-востока. - Так, значит, он был воином и не боялся богов?
- Гебир, он боялся демонов, а не богов, хотя им поклонялся лицемерно каждый
день. Он не был воином, но тысячи жизней разбросаны были им, как камни при
метании из пращи. А что касается жестокости его и безумных прихотей - о,
безумие человечества! К нему взывали и ему поклонялись!.." ("Gebir", p. 28).
Я не привожу нескольких других поучительных мест из Лендора, потому что
хочу набросить на них покров с позволения его серьезного, но несколько
необдуманного поклонника. Могу только сказать, что учителя "высоких
нравственных истин" могут очутиться иногда в странном обществе.
Апостол Петр сидел у райских врат.
Его ключи порядком заржавели:
Уж много дней и много лет подряд
Дремал святой привратник от безделья.
Ведь с якобинской эры только ад
Пополнился: все грешники летели
Туда, - а у чертей - я сам слыхал! -
Был, как матросы говорят, аврал!
Хор ангелов, нестройный, как всегда,
Томясь от скуки, пел довольно вяло:
Немногого им стоило труда
Луну и солнце подвинтить устало
И присмотреть - а вдруг сбежит звезда
Или комета - жеребенок шалый -
Хвостом планету бойко раздробит,
Как лодку на волнах игривый кит.
И серафимы удалились ввысь,
Решив, что мир не стоит попеченья;
Никем дела земные не велись,
Лишь ангел-летописец в огорченье
Следил, как быстро беды развелись
В подлунном мире: ведь при всем раченье,
На перья оба выщипав крыла,
Он отставал в записыванье зла.
Работы накопилось свыше сил,
Хоть бедный ангел продолжал трудиться
Как смертный стряпчий: он тщеславен был
И опасался должности лишиться;
Но наконец устал он и решил
К своим властям небесным обратиться
За помощью - и получил от них
Шесть ангелов и дюжину святых.
Немалый штат, но дела всем хватало:
Так много царств сменилось и систем,
Так много колесниц прогрохотало,
Да каждый день убитых тысяч семь!
Но Ватерло резнею небывалой
И мерзостной внушило ужас всем,
И, описав великое сраженье,
Все пошвыряли перья в отвращенье.
А впрочем, я писать ведь не хотел
О том, чего и ангелы боятся:
От адской гекатомбы мертвых тел
Сам дьявол содрогнулся, может статься,
Хоть он и нож точил для этих дел,
Но нужно к чести сатаны признаться,
Великих он не восхвалял совсем,
Поскольку точно знал им цену всем.
Перевернем же несколько страниц
Недолгого бессмысленного мира:
Не стало меньше трупов и гробниц,
Не стали лучше скипетр и порфира,
Герои шли и повергались ниц,
И громоздились новые кумиры,
Как чудища "о десяти рогах",
В пророчествах внушающие страх.
На рубеже Второй Зари Свобод
Георг скончался. Не был он тираном,
Но был тиранам друг. Из года в год
Его рассудок заплывал туманом.
Властитель, разоряющий народ
И благосклонный к мирным поселянам,
Он мертв. Оставил подданных своих
Полупомешанных, полуслепых.
Он умер. Смерть не вызвала смятенья,
Но похороны вызвали парад:
Здесь бархат был, и медь, и словопренья,
И покупного плача маскарад,
И покупных элегий приношенье
(На рынке и они в цене стоят!),
А также факелы, плащи и шпаги.
Регалии готической отваги.
И мелодрама слажена. Едва ль
В густой толпе глазеющих болванов
Кто помышлял о мертвом: вся печаль
Была от черных платьев и султанов.
Покойника немногим было жаль,
Хотя гремело много барабанов,
Но адскою казалось чепухой
Зарыть так много золота с трухой!
Итак: да станет прахом это тело,
Землей, водой и воздухом опять -
Свершить сей путь оно б скорей успело.
Не будь порядка трупы умащать:
Бальзамы, примененные умело,
Ему мешают мирно догнивать,
По существу же эти ухищренья
Лишь удлиняют мерзость разложенья.
Он умер. С ним покончил этот свет.
Осталась только надпись на гробнице
Да завещанье, но юриста нет,
Который спорить дерзостно решится
С наследником: он папенькин портрет
И лишь одним не может похвалиться
С почившим патриархом наравне:
Любовью к злой, уродливой жене.
"Господь, храни нам короля!" Признаюсь,
Он очень бережлив, храня таких.
А впрочем, я сказать не собираюсь,
Что лучше преисподняя для них.
Пожалуй, я один еще пытаюсь
Исправить зло для мертвых и живых:
Мне хочется, презрев чертей ругательства,
Умерить адское законодательство.
Я знаю - это ересь и порок,
Я знаю - я достоин отлученья,
Я знаю катехизис, знаю прок
Доктрине христианского ученья;
Старательно я вызубрил урок:
"Одна лишь наша церковь - путь к спасенью,
А сотнями церквей и синагог
Чертовски неудачно выбран бог!"
О боже! Всех ты можешь защитить -
Спаси мою беспомощную душу!
Ее ведь черту легче залучить,
Чем лесой рыбку вытащить на сушу
Иль мяснику за час преобразить
Ягненка в освежеванную тушу,
А, впрочем, обречен любой из нас
Кому-то пищей стать в урочный час!
Апостол Петр дремал у райских врат...
Вдруг странный шум прервал его дремоту:
Поток огня, свистящий вихрь и град -
Ну, словом, рев великого чего-то.
Тут не святой ударил бы в набат,
Но наш апостол, подавив зевоту,
Привстал и только молвил, оглядясь:
"Поди, опять звезда разорвалась!"
Но херувим его похлопал дланью,
Вздохнул апостол, потирая нос.
"Святый привратник! - молвил дух. -
Воспряни!"
И помахал крылом. Оно зажглось,
Как хвост павлина, как зари сиянье.
Апостолу вздремнуть не удалось.
"Ну! - молвил он. - В чем дело, непонятно?!
Не Сатану ли к нам несет обратно?"