Так молвил Демон, коего зовет
Многострочивый Саути "многоликим".
Вздохнул архангел: "Стоит ли хлопот
Возиться с этим сборищем великим?
Пускай любой свидетель подойдет
И скажет, чем не угодил старик им!"
"Отлично! - молвил Сатана. - Ну что ж?
А вот Джек Уилкс - он, кажется, хорош!.."
И пучеглазый бритт, весьма забавный,
Довольно бойко выступил вперед;
Он был одет с опрятностью исправной -
Ведь наряжаться любит весь народ
На том и этом свете; благонравный
Адам - родоначальник наших мод,
А скромный фиговый листочек Евы
Прообраз юбки, как согласны все вы!
Дух, обратясь ко всем, сказал: "Друзья!
На небесах у них холодновато
И ветрено. Боюсь простуды я!
Скорее к делу! Почему, ребята,
Вы собрались? Скажите не тая!
Не выбирать ли в небо депутата?
Так вот: пред вами я - чистейший бритт,
Апостол Петр вам это подтвердит!"
"Сэр! - возразил архангел. - Это бренно!
Дела мирские чужды нам сейчас:
Задача наша более почтенна:
Мы судим короля на этот раз!"
"А! - молвил Джек. - Так эти джентльмены
Крылатые, что окружают вас,
Чай, ангелы?! А я и не заметил!
А тот старик? Уж не Георг ли Третий?"
"Да! - Михаил ответил. - Это он!
Его судьбу решат его деянья.
На небе с незапамятных времен
И самый жалкий нищий в состоянье
Судить великих!" - "Неплохой закон! -
Заметил Джек. - Но я без предписанья
И там, под солнцем смертных находясь,
Все говорил, что думал, не таясь!"
"Так повтори _над_ солнцем речи эти,
Грехи Георга назови при всех!" -
Сказал архангел. "Полно! - дух заметил. -
Теперь его губить уж просто грех:
В парламенте, когда он жил на свете,
Его не раз я поднимал на смех,
Что поминать былые недостатки:
Ведь он - король, с него и взятки гладки!
Он, правда, был жесток и глуповат,
Католиков казня миролюбивых,
Но Бьют-наперсник в этом виноват
И Грэфтон - автор книг благочестивых.
Они уже давно в котлах кипят
В аду, во власти дьяволов ретивых,
А короля бы можно и простить, -
Пускай в раю он будет, так и быть!"
"Ты стал, Джек Уилкс, на склоне лет пигмеем! -
Насмешливо заметил Сатана. -
Привычка быть придворным и лакеем
Тебе, однако, больше не нужна:
Глупцом ли был Георг или злодеем -
Он больше не король: одна цена
Всем грешникам! Не подличай! Не надо!
Теперь он только твой сосед по аду!
Я видел - ты уж вертишься и там,
Прислуживая дьяволам сердитым,
Когда они, рыча по пустякам,
На сале лорда Фокса жарят Питта,
Его ученика! Ты знаешь сам:
Он был министр ретивый, даровитый,
Одних проектов уйму написал:
Ему я глотку ими затыкал!"
"Где Юниус?" - раздался чей-то крик.
И все заволновались, всполошились,
И шум такой неистовый возник,
Что даже духи высшие смутились:
Напор теней был яростен и дик,
И все они толкались и теснились,
Как газы в пузыре иль в животе...
(Жаль, образ не на должной высоте!)
И вот явился дух седой и хмурый,
Не призрак, а своей же тени тень.
То хохотал он дико, то, понурый,
Он был печален, как осенний день,
То вырастал он грозною фигурой,
То становился низеньким, как пень,
Его черты менялись непрестанно,
А это было уж и вовсе странно.
Сам Дьявол озадачен был: и он
Узнать сего пришельца затруднялся:
Как непонятный бред, как дикий сон,
Тревожный дух зловеще искажался,
Иным он страшен был, иным - смешон,
Иным он даже призраком казался
Отца, иль брата, иль отца жены,
Иль дяди с материнской стороны.
То рыцарем он мнился, то актером,
То пастором, то графом, то судьей,
Оратором, набобом, акушером,
Ну, словом, от профессии любой
В нем было что-то, он тревожным взором
Являл изменчивость судьбы людской,
Фантасмагорию довольно странную,
О коей фантазировать не стану я.
Его не успевали и назвать,
Как он уже совсем другим являлся,
Пожалуй, даже собственная мать,
Когда он так мгновенно изменялся,
Его бы не успела опознать;
Француз, который выяснить пытался
Железной Маски тайну, - даже тот
Здесь всем догадкам потерял бы счет.
Порой, как Цербер, он являл собою
"Трех джентльменов сразу" - это стиль
Творений миссис Малапроп, - порою,
Как факел, виден был он на сто миль,
Порой неясной расплывался мглою,
Как в лондонском тумане дальний шпиль,
И Барком он, и Туком притворялся,
И многим сэром Фрэнсисом казался.
Гипотезу имею я одну,
Но помолчу о ней из спасенья,
Что пэры мне вменят ее в вину
Как дерзкое и вредное сужденье, -
Но все-таки я на ухо шепну
Тебе, читатель, это подозренье:
Сей Юниус - НИКТО, - все дело в том, -
Без рук писать умеющий фантом!
Мне возразят: "Да полно! Как же это,
Чтобы писать без рук? В уме ли вы?"
"Но пишут же и книги и памфлеты
Пииты, не имея головы?
Они, скрывая сей дефект от света,
Находят и читателей, увы!
Морщинясь, часто мнит свиная кожа,
Что на чело мыслителя похожа!"
"Скажи нам, кто ты?" - молвил Михаил.
"Мой псевдоним на титульной странице,
Но если тайну я всю жизнь хранил,
То вам признанья тоже не добиться!"
"Так докажи нам то, в чем ты винил
Георга? Или хочешь отступиться
От слов своих?!" Но тень вскричала: "Нет!!!
Теперь его черед держать ответ.
Не защитят его от обвинений
Ни мрамор мавзолеев, ни парча!"
"Но нет ли все же преувеличений
В памфлете, сочиненном сгоряча?
Противники в разгаре словопрений,
В пылу страстей порой разят сплеча..."
"О да! Я ведал страсть, скрывать не стану:
Любовь к отчизне, ненависть к тирану!
Я все сказал. Пусть одного из нас
Постигнет кара!" - молвил исступленно
Nominis Umbra - и пропал из глаз.
А Дьявол молвил: "Было бы резонно
Нам вызвать, как свидетелей, сейчас
И Франклина, и Джорджа Вашингтона,
И Тука самого..." - но тут возник
На небесах какой-то шум и крик.
Отчаянно работая локтями,
Явился черт пред сборищем теней
И пал во прах с помятыми крылами,
Полураздавлен ношею своей.
Вскричал архангел, засверкав, как пламя:
"Что ты принес, злосчастный Асмодей?!
Ведь он не мертв!" - "Я только жду приказа, -
Ответил черт, - и он подохнет сразу!
Ведь как тяжел, проклятый ренегат,
Его таща, чуть не свихнул крыла я!
Как гири из свинца, на нем висят
Его труды - вся писанина злая!
Кропал он эту пакость, супостат,
Историю и Библию кромсая,
Когда над Скиддо ночью я летал
И свет в его окошке увидал.
Историю придумал Сатана,
Но Библия - творенья Михаила!
Сообразил я, как страшна вина
Злосчастного британского зоила,
Схватил его, пока его жена
За чайником куда-то уходила,
И вот мы оба перед вами тут,
Летел я меньше десяти минут!"
"A! - молвил Сатана. - Он мне знаком!
Давно ему пора сюда явиться...
Но он ведь глуп как пробка, и притом
Талантишком своим весьма гордится!
Мой милый Асмодей! С таким ослом
Совсем тебе не стоило возиться,
Ведь даже без доставки он бы сам
Сегодня или завтра прибыл к нам!
Но, уж поскольку здесь он, пусть прочтет,
Что он писал..." - "Да можно ли такое? -
Воскликнул Асмодей. - Он, идиот,
Вообразил себя самим судьею
Всех дел людских! Ведь он же чушь несет!
Он никому не даст теперь покоя!"
"Нет, пусть прочтет! - воскликнул Михаил. -
Послушаемте, что он сочинил!"