Меню
Назад » »

Джордж Гордон Байрон (36)

    74

Она несла с собою жизнь и свет, Прекрасна, как невинная Психея - Небесной чистотой счастливых лет Она цвела, как юная лилея; Казалось, даже воздух был согрет Сияньем чудных глаз ее. Пред нею Восторженно колена преклонить Кощунством не сочтется, может быть!

    75

Напрасно, по обычаю Востока, Она свои ресницы начернила: Горячий блеск пленительного ока Их бахрома густая не затмила. Клянусь я небом и звездой пророка, Напрасно хна восточная покрыла Ей розовые ногти: и без хны Они прекрасны были и нежны!

    76

Известно: белизну и нежность кожи Восточная подчеркивает хна, Но для Гайдэ, я отмечаю все же, Она была, бесспорно, не нужна: На гордый блеск снегов была похожа Ее груди и шеи белизна. Шекспир сказал: "Раскрашивать лилею И золотить червонец я не смею!"

    77

Жуана белый плащ прозрачен был, И самоцветы сквозь него мерцали, Как Млечный Путь из маленьких светил, И золотой узор на черной шали Горел огнем; чалму его скрепил Огромный изумруд - и трепетали Алмазы полумесяца над ним Сияньем беспокойным и живым.

    78

Их развлекали плясками девицы, И евнухи, и карлы, и поэт - Последний мог успехами гордиться И думать, что гремит на целый свет. Вельможе не приходится скупиться, Коль хочет быть как следует воспет: Поэтам и за лесть и за сатиры Отлично платят все владыки мира!

    79

Он, вопреки привычке прежних дней, Бранил былое, восхищаясь новым, За сытный пудинг со стола царей Стал антиякобинцем образцовым. Он поступился гордостью своей, Свободной волей и свободным словом, И пел султана, раз велел султан, - Правдив, как Саути, и, как Крэшоу, рьян!

    80

Он изменялся, видя измененья, Охотно, как магнитная игла: Но чересчур вертлявой, без сомненья, Его звезда полярная была! За деньги, а порой за угощенье Он прославлял "великие дела" И лгал с такой готовностью я жаром, Что лавры заслужил себе не даром.

    81

Он был талантлив, если ренегат Способен быть талантливым: к несчастью, Все "vates irritabiles"* хотят Признанья и похвал из жажды власти! Но где же мы, читатель?! Виноват! Простите, бросил я в разгаре страсти И третьей песни наших молодых В роскошном островном жилище их. {* "Раздражительные певцы" (лат.).}

    82

Поэт, весьма умелый и занятный, Любимец многочисленных гостей, Их забавлял игрой весьма приятной И мелодичной песнею своей: Порой они считали непонятной Причудливую вязь его речей, Но шумно выражали одобренье, - Ведь таково общественное мненье!"

    83

Набравшись вольнодумнейших идей В своих блужданьях по различным странам, Он был среди порядочных людей Пришельцем досточтимым и желанным. Он мог, как в ранней юности своей, Прикрывшись поэтическим туманом, Почти без риска правду говорить - И ухитряться все же высшим льстить.

    84

Он знал арабов, франков и татар, Он видел разных наций недостатки, Он знал народы, как купцы - товар: Изъяны их, и нравы, и повадки. Он был хитер, хотя еще не стар, И понял, что на лесть все люди падки, И принцип основной уменья жить - Что "в Риме надо римлянином быть".

    85

Умела петь по вкусу разных стран Его весьма покладистая муза: "God save the king!"* - он пел для англичан И "Са ira!"** - для пылкого француза. Он знал и высшей лирики дурман И не чуждался хладного союза С разумностью; бывал, как Пиндар, он Талантлив, изворотлив и умен. {* "Боже, храни короля!" (англ.).} {** "Дело пойдет на лад!" (франц.).}

    86

Треченто воспевал бы он в Италии, Для бриттов написал бы песен том, В Германии (прославила де Сталь ее!) При Гете б состоял учеником; Он сочинил бы в знойной Португалии Баллады о герое молодом, В Париже - песни по последней моде, А для Эллады - нечто в этом роде: "О, светлый край златой весны, Где Феб родился, где цвели Искусства мира и войны, Где песни Сафо небо жгли! Блестит над Аттикой весна, Но тьмою жизнь омрачена. Теосских и хиосских муз Певцы - любовник и герой - Бессмертных радостей союз Бессмертной славили игрой, Но на прекрасных островах Забыт ваш глас, молчит ваш прах! Холмы глядят на Марафон, А Марафон - в туман морской, И снится мне прекрасный сон - Свобода Греции родной Могила персов! Здесь врагу Я покориться не могу! На гребни саламинских скал Владыка сумрачно глядел, И корабли свои считал, И войску строиться велел; Но солнце село, день угас, - И славы Ксеркса пробил час! Но вот и ты, моя страна, Безгласно смотришь на закат; Героев песня не слышна, Сердца геройские молчат! Коснусь ли робкою рукой Бессмертной лиры золотой? Но на останках славных дел Я услыхал священный зов, Я песню вольности запел В толпе закованных рабов; Стыдись за греков, и красней, И плачь о Греции своей! Но стыдно слезы проливать, Где предки проливали кровь! Земля! Верни, верни опять Великой Спарты храбрецов! С одною сотой прежних сил Вернем мы славу Фермопил! Но ты молчишь - и все молчат! О нет! Усопших голоса, Как буря дальняя, звучат И будят горы и леса: "Вперед! Вперед! Не бойся тьмы! Молчат живые, а не мы!" Вотще взывает к ним война; Забыта честь и смелый бой, Лишь кровь самосского вина Струится в кубок золотой, И вакханалий дерзкий рев Глушит призывы мертвецов. Пиррийский танец есть у вас, Но Пирровой фаланги нет, Пустой обычай тешит глаз, Но умер прадедов завет. Ужели Кадма письменам Достаться суждено рабам? Пускай зальет печали пыл Вина самосского фиал: Анакреон его любил, Когда тирана воспевал. Но сей тиран был Поликрат И эллинам по крови брат. Таким тираном Херсонес Гордится; славный Мильтиад, Могуч и смел, как Геркулес, Свободы доблестный солдат: Он тоже цепи надевал, Но их народ не разрывал! Над морем, у сулийских скал, На диком паргском берегу, Дорийцев гордых я встречал, Не покорившихся врагу: В их жилах Гераклидов кровь Научит их делам отцов! Не верьте франкам - шпагу их Легко продать, легко купить; Лишь меч родной в руках родных Отчизну может защитить! Не верьте франкам: их обман Опасней силы мусульман! Налейте ж кубок мне полней, Я вижу пляску наших дев, Я вижу черный блеск очей - Но в сердце слезы, боль и гнев: Ведь каждой предстоит судьба Быть скорбной матерью раба! Я с высоты сунийских скал Смотрю один в морскую даль: Я только морю завещал Мою великую печаль! Я бросил кубок! Я один, Страна рабов, - тебе не сын!"

    87

Так пел - вернее, так бы должен петь! Наш современный эллин, внук Орфея. (С Орфеем состязаться надо сметь! Мы все великих праотцев слабее.) Поэта чувства могут разогреть Сердца людей. Но, право, я робею: Все эти чувства - так устроен свет, - Как руки маляра, меняют цвет!

    88

Слова весьма вещественны: чернила, Бессмертия чудесная роса! Она мильоны мыслей сохранила И мудрецов почивших голоса С мильонами живых соединила. Как странно поступают небеса С людьми: клочок бумаги малоценной Переживет поэта непременно!

    89

Исчезнет прах, забудется могила, Умрет семья, и даже весь народ В преданьях хронологии унылой Последнее пристанище найдет; Но вдруг из-под земли ученый хилый Остатки манускрипта извлечет - И строчки возродят померкший разум, Века забвенья побеждая разом!

    90

"Что слава?" - усмехается софист. Ничто и Нечто, облако, дыханье! Известно, что историк - казуист Ее распределяет по желанью. Приам воспет Гомером, Хойлем - вист, Прославленного Мальборо деянья Забыли бы мы все, когда б о нем Написан не был Кокса то петый том.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar