Молва ходила, будто он герой
В делах военных и в делах любовных}
А романтичной тешиться игрой -
Во вкусе англичанок хладнокровных,
Способных на фантазии порой.
Так в результате слухов баснословных
Жуану в моду удалось попасть,
А в Англии ведь мода - это страсть.
Я не считаю, что они бесстрастны,
Но страсть у них рождается в мозгу,
А не в сердцах, хоть и она опасна -
Тому я быть свидетелем могу.
Ах, боже мой, ни для кого не ясно,
Где возникают страсти! Я бегу
От этой темы: в сердце ль, в голове ли -
Не все ль равно; вели бы только к цели!
Жуан, как должно царскому гонцу,
Все грамоты свои и объясненья
Представил надлежащему лицу
И принят был с гримасою почтенья.
Политики, к смазливому юнцу
Приглядываясь, приняли решенье
Отменно обработать новичка,
Как ястреб молодого петушка...
Они ошиблись... Но на эту тему
Поговорю я после. Надо знать,
Какая это трудная проблема -
Политиков двуличных обсуждать...
Все в жизни лгут, но смело лжем не все мы,
Вот женщины - они умеют лгать
Так безупречно, гладко и красиво,
Что правда в их устах бледна и лжива.
Но что такое ложь? Простой ответ:
Не более как правда в полумаске.
Юрист, герой, историк и поэт
Ее употребляют для подкраски.
Правдивой правды беспощадный свет
Испепелил бы хроники, и сказки,
И всех пророков - кроме тех господ,
Что прорицают на текущий год.
Хвала лжецам и лжи! Никто не смеет
Послушливую музу попрекать
За мизантропию; она умеет
Отлично славословия слагать,
А за несклонных к этому краснеет.
Итак, друзья, давайте ж целовать
Монархам все целуемые части -
Как Эрин, подчиняющийся власти.
Жуан представлен был. Его наряд
И внешность возбудили изумленье,
Равно и перстень в множество карат,
Который в состоянье опьяненья...
Ему Екатерина, говорят,
Надела в знак любви и одобренья...
И, уж конечно, не жалея сил,
Он это одобренье заслужил.
Сановники и их секретари
Любезнейшим чаруют обхожденьем
Гонцов, которых хитрые цари
Прислали с неизвестным порученьем...
И даже клерки - что ни говори,
Прославленные мерзким повеленьем, -
И те бывают вежливы подчас,
Хотя, - увы! - конечно, не для нас.
Они грубят на совесть и на страх,
Как будто их особо обучают;
Почти во всех присутственных местах
Нас окриком чиновники встречают,
Где ставят штемпеля на паспортах
И прочие бумаги получают;
Из всей породы сукиных детей
Плюгавенькие шавки - всех лютей.
С empressement* Жуана принимали.
Французы мастера подобных слов -
Все тонкости они предугадали,
Всю изощренность шахматных ходов
Людского обхожденья. Но едва ли
Пригоден для Британских островов
Их разговор изящный. Наше слово
Звучит свободно, здраво и сурово...
{* Любезность, сердечность (франц.).}
Но наше "dam'me"* кровное звучит
Аттически - и это доказательство
Породы; уху гордому претит
Материка матерое ругательство;
Аристократ о том не говорит,
И я не оскорблю его сиятельство,
Но "dam'me" - это смело, дерзко, зло
И как - то платонически светло!
{* "Черт меня побери" (англ.).}
Простая грубость есть у нас и дома,
А вежливости надо поискать
В чужих краях, доверясь голубому
И пенистому морю; тут опять
Все аллегории; уж вам знакома
Моя привычка весело болтать,
Но время вспомнить, что единство темы -
Существенное качество поэмы.
Что значит "высший" свет? Большой район
На западе столицы, с населеньем
В четыре тысячи; отличен он
От всех патрицианским самомненьем.
Сии персоны, задавая тон,
Взирают на вселенную с презреньем,
Ложатся утром, вечером встают -
И больше ничего не признают.
Мой Дон-Жуан, как холостой патриций,
Очаровал девиц и юных дам.
О Гименее думали девицы
И предавались радостным мечтам;
Мечтали и кокетливые львицы,
К амурным благосклонные делам:
Ведь ежели любовник неженатый, -
То меньше грех и меньше риск расплаты.
Мой Дон-Жуан блистал по всем статьям:
Пел, танцевал, играл в лото и в карты
И волновал сердца прелестных дам,
Как нежная мелодия Моцарта...
Почтительно печален, и упрям,
И весел без особого азарта,
Познав людей, он ясно понимал,
Что трезво их никто не описал.
Девицы и особы средних лет
При встрече с ним румянцем расцветали.
(Последние невинный этот цвет
Тайком от всех в аптеке покупали!)
Красавицы, как радостный букет,
Его веселым роем окружали,
А маменьки справлялись в свой черед:
"Велик ли у отца его доход?"
Портнихи принимали деловито
Заказы от блистательных цирцей,
До свадьбы открывая им кредиты
(В медовый месяц у младых мужей
Сердца и кошельки всегда открыты).
Портнихи так принарядили фей,
Чтоб будущим супругам - доля злая! -
Пришлось платить, ропща и воздыхая...
И синие чулки - любезный хор,
Умильно обожающий сонеты,
Смутил его вопросами в упор
(Не сразу он придумывал ответы):
Какой на слух приятней разговор -
Кастильский или русский? Где поэты
Талантливей? И повидал ли он
Проездом настоящий Илион?
Жуан имел поверхностное знанье
Литературы - и ученых жен
Экзаменом, похожим на дознанье,
Был крайне озадачен и смущен.
Предметом изученья и вниманья
Войну, любовь и танцы выбрал он -
И вряд ли знал, что воды Иппокрены
Содержат столько мутно-синей пены.
Но он сумел принять достойный вид
И подавал сужденьям столько веса,
Что умных дев восторженный синклит
Ему внимал. И даже поэтесса,
Восьмое чудо, Араминта Смит,
Воспевшая "Безумство Геркулеса"
В шестнадцать лет, любезна с ним была
И разговор в блокнотик занесла.
Двумя-тремя владея языками,
Он сей блестящий дар употреблял,
Чтоб нравиться любой прекрасной даме, -
Но вот стихов, к несчастью, не писал.
Изъян досадный, согласитесь сами!
Мисс Мэви Мэниш - юный идеал -
И леди Фриски звучными сонетами
Мечтали по-испански быть воспетыми.
Апломбом и достоинством своим
Он заслужил почтенье львов столичных.
В салонах промелькнули перед ним
Десятки сотен авторов различных,
Как тени перед Банко... Слава - дым,
Но, по расчетам критиков двуличных,
"Великих литераторов" сейчас
Любой журнальчик расплодил у нас!