Там был отличный суп "a la bonne femine"*
(Дивлюсь я этой кличке безрассудной!),
И суп "a la Beauveau", известный вам,
И камбала с подливкой самой чудной;
Там был (но, видит бог, не знаю сам,
Как справлюсь я с такой октавой трудной!)
Большой индюк, и рыба всех сортов,
И поросята - гордость поваров.
{* "Хорошей жены" (франц.).}
Но мне в детали некогда вдаваться -
Я все смешаю вместе! Как тут быть?
Пожалуй, муза может растеряться
И прозвище болтушки заслужить.
Хотя и bonne-vivante* она, признаться
Но трудно ей о пище говорить,
И потому сейчас я очень кратко
Все яства перечислю по порядку.
{* Любительница удовольствий (франц.).}
Вестфальской ветчины окорока,
Апиция достойные картины,
И "sauses Genevolses"* для знатока,
И дичь "a la Conde", и лососина;
Там были - честь и слава погребка -
Все Аммоно-убийственные вина,
И пенистый шампанского бокал,
Как жемчуг Клеопатры, закипал.
{* "Женевские соуса" (франц.)}
Там было бог весть что "a l'Espagnole"*
И "a l'Allemande"**, "timballe"***, и "salpfcon'ы"****
(Не сразу нам понятно, в чем там соль,
Но к экзотичным яствам все мы склонны);
Там были "entremets"*****, которых роль -
Баюкать души негой полусонной;
Там сам Лукулл, великий чародей,
Венчал фазанов славой трюфелей.
{* "По-испански" (франц.).}
{** "По-немецки" (франц.).}
{*** "Пирог с дичью" (франц.).}
{**** "Пряное рагу" (франц.).}
{***** "Гарниры" (франц.).}
Увы, сравнится ль блеск подобной славы
Со славой тех, пред кем народы ниц
Лежали? Где их призрак величавый?
Где грохот триумфальных колесниц?
Проходит все - тревоги и забавы,
Победы и обеды знатных лиц;
Едва ль затмит их временная слава
Бессмертную Лукуллову приправу!
Люблю я трюфеля, признаться вам,
И лакомое блюдо "puits d'amour'ы"*
С вареньем или без - по вкусу дам, -
Как поучает нас литература
Кухмистерских. Я пробовал их сам,
Но даже вам скажу - "Sans confiture"**,
Без всякого варенья, эти "puits"
На вкус прелестны, милые мои!
{* "Кладези любви" (франц.)}
{** "Без варенья" (франц.)}
Теряется мой разум в созерцанье
Чудесных блюд, которым счету нет.
Великих несварений процветанье
Их результат, а может быть - секрет
Кто думать мог, что скромный акт питанья
Отца Адама через тыщи лет
Переродится в сложное ученье,
Дошедшее до грани изощренья!
Звенело рюмок тонкое стекло,
И челюсти работали отлично,
Гурманы задыхались тяжело,
А мисс и леди кушали тактично,
И юноши, чье время не пришло
Любить еду, держались романтично:
Они обилью лучших вин и блюд
Прелестную соседку предпочтут.
Увы, не вклеить мне в мои октавы
Сальми и консоме! Ну как тут быть?
Пюре, gibier* и разные приправы
Мне очень трудно в строчки уложить.
На ростбиф каждый бритт имеет право,
Но трудно ростбиф с рифмой примирить;
Притом, покушав сытно, сын Парнаса
Воспеть не в силах даже и бекаса.
{* Дичь (франц.)}
Люблю желе, бисквиты, марципан,
Мороженое, фрукты и закуски;
Желудок наш, изысканный гурман,
Страдает от излишней перегрузки!
В произношенье трезвых англичан
Становится подагрой "gout"* французский.
Я не знаком еще с подагрой, но
Спастись от сей напасти мудрено.
{* "Вкус" (франц.).}
Забуду ль о бесхитростных маслинах,
Союзницах первейших наших вин?
Закусывал я ими на вершинах
Гимета или Суния - один!
Я ел их с хлебом в Лукке и в Афинах
На изумрудной скатерти долин,
Пируя по примеру Диогена
(Он на меня влияет неизменно!).
Отягощенный стол напоминал
Роскошных павильонов вереницу,
Необычайный маскарадный бал
Из овощей, и рыб, и разной птицы,
Мой Дон-Жуан глазами пожирал
"A l'Espagnole" - конечно, не девицу,
А блюдо, что пленяло красотой,
Пикантностью и тонкой остротой.
Сидел мой Дон-Жуан на этот раз
Меж леди Аделиной и Авророй.
Претрудный случай, уверяю вас,
И это ощутил он очень скоро.
Он ежился, не поднимая глаз,
От ясно - проницательного взора
Миледи Аделины - этот взор
Его сверлил насмешливо в упор.
Мне кажется, у глаз бывают уши -
Иначе я не в силах объяснить,
Как удается женщинам подслушать
То, что никто не мог предположить.
Как пенье сфер, способны наши души
Таинственно звучать. И, может быть,
Поэтому порой посредством взора
Длиннейшие ведутся разговоры.
В спокойном равнодушии своем
Аврора на Жуана не глядела
Обычно мы с досадой узнаем,
Что ближним нет до качеств наших дела
Жуан мой не был фатом, но и в нем
Аврора самолюбие задела;
Себя он как бы лодкой ощущал,
Затертой между двух ледовых скал.
Он пошутить попробовал - напрасно.
Ему, конечно, вежливо ответили,
Но, глядя вдаль спокойно и бесстрастна,
Как будто шутки вовсе не заметили.
И скромность и заносчивость ужасны,
В каком бы облике мы их ни встретили.
Он видел, что миледи быстрый взгляд
Таил язвительной насмешки яд.
Она ему, казалось, говорила:
"Я так и знала!" Уверяю вас:
Подобное злорадство - это сила
Опасная и вредная подчас.
Герой, чье сердце шутка оскорбила,
Все выполнить старается как раз,
Что в мстительном намеке заключалось...
Глядишь - ан шутка правдой оказалась!
Но ловкий и любезный мой герой
Сумел искусно выказать вниманье
Своей соседке. Этою игрой
Он деликатно подчеркнул признанье
Ее достоинств. Я готов порой
Поверить сплетне! На его старанья
И на его веселые слова
Аврора улыбнулась раза два.
Могла ль от разговора воздержаться
Жуана миловидная соседка?
Сама миледи стала опасаться,
Что в ней проснется все-таки кокетка;
В холодном равновесии держаться
Нам трудно, и случается нередко,
Что мы... Но тут миледи не права:
Аврора уж совсем не такова.
Притом Жуан настолько был приятен,
Настолько гордо-скромен, так сказать,
Себя умел так ловко показать он,
Так он умел покорность проявлять,
Умел он быть и весел и занятен,
Умел он тактом шутки умерять,
Людей на откровенность вызывая,
А собственные замыслы скрывая,
Аврора в равнодушии своем
Его к толпе обычной причисляла
Пустых людей, но и Аврора в нем
Особенные свойства увидала.
Он льстил с таким умом и мастерством,
Что даже ей приятно слушать стало;
Так похвалы изысканных льстецов
Завлечь способны даже гордецов.
Притом он был красив, а это свойство
Смущает женщин, мы должны признать;
Супружествам большое беспокойство
Оно способно часто доставлять.
Пленительную внешность и геройство,
Увы, трудней всего не замечать;
Когда прекрасный образ нас смущает,
Нас никакая книга не прельщает.